Божий контингент - Игорь Анатольевич Белкин
Дело шло к каким-то выборам областного масштаба, и райадминистрация сделала, наконец, то, что надо было сделать еще десять лет назад – "в подарок" жителям заменила в друлево опорные столбы электролинии. Старые, деревянные, стоявшие со времен основания станции, порой уже не стояли, а обвисали на проводах, настолько прогнили у них основания. И тут понаехали бригады, и в считанные дни деревня ощетинилась высокими бетонными, с раскрестьями кверху, новыми опорами, и стало как на мемориальном кладбище – стройные ряды белых бетонных крестов, а между ними холмики крытых корой, все больше по старинке, серых приземистых изб. Вместе с новыми столбами протянули и новые провода, потому что старое вино в новые мехи не льют, как было написано еще в одной Славкиной книжке. Виктор Брониславович тогда и надоумил Степанят старый провод весь собрать, смотать и до времени припрятать, пока другие не сообразили. "Вот и будет вам на карман, – сказал Брониславыч. – Ну а что не медь, и стоит за килограмм копейки, на то наплюйте, возьмёте тоннажем, много здесь железа, мотки будете таскать – сами поймете. Грибы да ягоды – бабушкам оставьте около сельпо торговать, с них не прокормитесь, если только так собирать – себе на зимнюю закуску да для удовольствия. А вот металл – это да-а!".
Брониславыч любил возиться с железками, работа с деревом у него не шла – не его, видать, стихией были бревна, брус, доски и горбыль, из которых он который год строил-перестраивал свою мечту – гостевой домик для охотников. Возводил его у самых зарослей, где начиналась лесная дорога от станции к грейдеру, мечтая о том, что отбоя не будет от желающих остановиться в его “шале”, которое он украсит найденной в лесу лосиной сохой, как он начнет считать доходы и станет зажиточным и уважаемым человеком. Но местная суровая природа препятствовала в трудах и праведных, и неправедных всем без исключения, и, не давая здесь никому ни возвыситься над соседями, ни разбогатеть, быстро всех уравнивала.
Свежо было в памяти, как в избу одной из старух, что по совету дочери открыла нехитрый магазин на дому – так, мелочь: сахар, консервы, табачок да самогонка, – во время грозы ударила молния и всю избу сожгла дотла. И только ведь год как на барыши свои от торговли старушка покрыла крышу новеньким блестящим листовым железом. А в том месте, на котором строился Виктор, талыми снегами размыло на другой год грунт, и все его плотницкие труды вместе с недодуманным фундаментом поплыли, и все пришлось начинать сначала.
У Брониславыча были из богатств газосварочный аппарат и мотоцикл с коляской. И, не имея возможности платить ребятам за их работу деньгами, он помогал им, если надо было, транспортом, а когда Пашка однажды, гуляя по шпалам, обнаружил в овражке за Заречьем старую колесную ось то ли от путепрокладчика, то ли от мотодрезины, очень пригодился и сварочный аппарат – с его помощью долго потом мороковали, взяв за основу конструкции найденную Пашкой заржавленную ось, над легкой, чтобы можно было вдвоем и водрузить на рельсы и, если пойдет товарняк, быстро снять и затащить в кусты, путевой каталкой.
В итоге на роль ресурса был назначен разного происхождения цветной и железный лом, пока еще в сравнительном изобилии валявшийся по железнодорожному полотну – оттуда его было бы удобно возить на каталке. Еще ресурс водился, но в меньших количествах, вокруг брошенных изб, за огородами и у опорных столбов ЛЭП.
Первой жертвой беспощадной конкуренции стал родной дядя. Многоопытный бомж дядя Шурик неплохо ориентировался во времени и пространстве, когда дело касалось поисков денег на выпивку. И, сообразив, что едва брат Колёк выходит из запоя, как многоведерный поток самогонки прекращается сразу для всех, Джегер решил действовать. Одним ранним утром он пошарил на братовом чердаке, нашел несколько увесистых катушек медной проволоки, еще какие-то металлические запчасти и обломки, и, собрав две сумки, уехал в Ландышево, где с помощью душевно родственного ему вокзального контингента быстро отыскал пункт приема вторцветмета. Вырученные вполне приличные деньги Шурик побоялся везти домой и на неделю завис в Пылинке у своего друга детства Сашки Болта. Там, в развалюхе на краю поселка, его вычислили, нашли и долго били ногами племянники, пока упитый Болт дрых на печи.
Слава бить кого-то, ввязываться в драки, участвовать в пацанских разборках по жизни трусил, но физически был очень крепок, если не сказать силен, несмотря на невысокий рост и неказистую на первый взгляд фигуру. Дрался Славец лишь от отчаяния, когда некуда было деваться или со злости. Тогда он бил жестоко, беспамятно, не разбирая своих и чужих, ломал ребра, носы, выбивал зубы, попутно сокрушая мебель и заборы. Его уважала единичная друлёвская, и если не уважала, то уж точно побаивалась немногочисленная пылинская молодежь, ему дали прозвище Танк, с которым он согласился, а когда поселковые дворы облетела новость о Славкином белом билете, с ним вообще уже старались не связываться, а то мало ли что взбредет в голову психу…
От взбеленившегося старшего племянника, получив рикошетом и свою шальную порцию, еле оторвал дядю Джегера Пашка. После взбучки, отплевав кровавые слюни и сопли, сразу протрезвевший и ясный умом Шурик выложил подчистую всю необходимую для ведения бизнеса информацию: явки, пароли и расценки на ресурс, даже на всякий случай отдал Славке заныканные в драный носок последние сорок рублей.
После этого новоиспеченный босс объявил, что весь бесхозный металл, валяющийся в Друлёво, окрестностях и по железке вдоль насыпи, является его неприкосновенной собственностью. С этим заявлением, правда, согласились не все жители станции.
Помимо племянников случалось заниматься силовым воспитанием Джегера и брату Николаю в постепенно сокращающиеся трезвые периоды жизни. Сильно исхудавший от перенесенного туберкулеза, от нескончаемой поддерживающей послеоперационной терапии, от курева и пьянок, Николай Степанов все еще смотрелся мощным мужиком. Развитый плечевой скелет, статная осанка, озорной блеск в глазах и добрая лукавая улыбка сквозь строгие с проседью усы привлекали друлёвских баб. Вдовая соседка Зинка, медсестра на пенсии Лена, жившая на той стороне железки, и даже замужняя Заплатка Верка, прозванная так за крупное родимое пятно на щеке, не только лишь из одной жалости помогали Коле по хозяйству, приходили делать инъекции, приносили на Пасху ведра мелкой посевной картошки
