Конец сезона - Лена Шумная
– Да не то чтобы, – мне хотелось съязвить, но я сдержался, – просто не каждое утро начинается с шума газонокосилки.
– Таковы уж мои обязанности. Трава-то вон какая вымахала! Вот и приходится кому-то ее косить, вы ведь понимаете?
– Понимаю, – поддакнул я ему.
А я ведь и правда понимал. Наверняка этот мужчина не по своей воле встал с утра пораньше и принялся шуметь так, словно на тысячу миль вокруг – никого. «Интересно, сколько же он получает за такую нехитрую работу?» – задумался я. Уж не миллионы гребет точно. Это было сразу видно по его одежде и по тому, как он вел себя. Обычный работяга, каких тысячи, а то и больше. Честно делают свою работу за такие же честные гроши. На жилье-еду хватает, да и ладно.
– Сегодня будет чудесный день, – сказал он, мечтательно устремив взгляд вверх.
Я тоже поднял глаза и посмотрел на голубое небо, раскинувшееся над городом. Его словно только что спустили с какого-то небесного конвейера. Только вот облаков наштамповать забыли. Кто знает, может обычный небесный работяга, что отвечает за облака, сегодня немного приболел и взял отгул. Мол, поживут денек-другой без туч там, внизу, чай не обидятся. Обижаться было не на что – утро и правда выглядело многообещающе.
– И то верно, – ответил я.
Еще пару минут мы любовались ярко-голубым небом и, козырнув друг другу на армейский манер, вернулись каждый к своим делам. Он – к стрижке газона, я – к размышлениям о том, как бы провести этот неожиданно рано начавшийся день.
Ложиться обратно в постель не хотелось, хотя та ждала меня, стыдливо прикрываясь смятыми подушкой и одеялом. Чтобы не поддаться соблазну лечь голым телом на прохладную простынь и забыться сном, я решил постирать белье. Если закинуть его в машинку прямо сейчас, то к вечеру оно будет уже сухим. Несомненный плюс лета – так это то, что свежевыстиранная одежда сохнет на солнце в разы быстрее, чем промозглой осенью, когда воздух насквозь пропитан сыростью и гниющей травой. Я аккуратно, словно раздевая женщину, снял с подушки светло-голубую наволочку. Пришлось немного повозиться, чтобы достать одеяло, но зато белая простыня поддалась гораздо легче: я сдернул ее с кровати одним махом, словно фокусник – скатерть со стола. Теперь постель выглядела уж совсем одиноко. Я накинул сверху покрывало, чтобы не оставлять ее вот так, вероломно раздетую, сгреб в охапку постельное белье (кстати, единственный комплект, который у меня был), загрузил его в стиральную машину и нажал на кнопку. Автомат отозвался радостным писком. Что ни говори, а всем хочется быть при деле. Даже стиральной машинке. Казалось бы, вроде, обычный предмет бытовой техники, но и та будто радуется, когда настает время загрузки белья и бодро совершает один оборот за другим, ни разу не сетуя на судьбу.
Покончив с делами в ванной, я вернулся на кухню, чтобы сделать себе нехитрый завтрак и сварить кофе. Сначала было подумал о том, что было бы здорово перекусить где-нибудь в городе, как мы обычно делали это с сестрой, но потом отбросил эту идею. Все-таки, сестра вот уже больше месяца как обживается в новом городе, а мне ничего не остается, кроме как избегать ритуалов, которые навевают на меня тоску.
Из приоткрытого окна тянуло свежескошенной травой. Такой запах, который не спутаешь ни с чем. Мне не нужно даже было выглядывать на улицу, чтобы понять, что под окнами на газоне то тут, то там раскиданы пучки еще не собранной травы. Где-то я уже слышал этот запах. Закрыв глаза, я попытался вспомнить. Просидел так несколько минут, глубоко вдыхая, чтобы подстегнуть память. Медленно, словно изображения на фотобумаге при проявке пленки, в сознании начали вырисовываться давно забытые образы.
Я стою в поле, сплошь покрытом желто-зеленой травой, которая доходит мне почти до плеча. На вид мне лет десять, не больше. Обычная майка, короткие шорты. Ноги обуты в изрядно потрепанные сандалики, а на голове – беспорядочные вихры. Ветер гонит по полю волны, принося с собой разные запахи. Я напрягаю память еще сильнее, пытаясь уловить, чем именно пахнет в том поле. Аромат клевера с привкусом мокрой земли щекочет мне ноздри. Вдруг я срываюсь с места и бегу, что есть сил, навстречу ветру. Трава хлещет меня по щекам, ноги то и дело проваливаются в борозды, оставшиеся после вспахивания, но я несусь вперед так, будто за мной гонится стая диких волков. Конечно же, никаких волков там не было. Те ни за что не выйдут в поле. Нет. Они прячутся в чаще леса, там, где чувствуют себя полноправными хозяевами, поджидая испуганных зайцев или азартных грибников, забравшихся слишком далеко в поисках добычи. Но детское воображение – удивительная штука. Чего только не придумают мальчишки, чтобы подстегнуть самих себя. Дай только пощекотать нервы. Вообрази они хоть стаю драконов – будут уверены, что те существуют на самом деле. Со временем, конечно, многие из них теряют дар воображения. Он просто заменяется другими, более необходимыми для выживания во взрослом мире, способностями. Например, сдержанно вести себя с коллегами, обращаться с женщинами, уметь принимать решения… Список можно продолжать бесконечно. Одни способности уходят, а другие – встают на их место. В каком-то глобальном смысле это и есть адаптация. Эволюция мальчика в мужчину, если хотите. Так что, будучи взрослыми, уже не многие способны вообразить себе реального дракона.
Я, например, уже не могу. Но тот мальчик из моего воспоминания все еще может. И вот, он бежит по полю, стараясь обогнать ветер, что разносит запах клевера и травы на километры вокруг. Через сотню-другую метров поле начинает редеть, а земля под ногами становится тверже. Мальчик выбегает на обычную проселочную грязно-желтую дорогу и останавливается немного отдышаться. Он садится на землю и, тяжело сопя, осматривается по сторонам. Я же, теперешний, в свою очередь, пристально наблюдаю за ним сквозь завесу воспоминания. «Ближе», – командую я своему сознанию и, словно видеокамерой, приближаюсь к мальчику почти вплотную. С его лба стекают тонкие струйки пота, оставляя на немытых щеках продолговатые полосы. Он смотрит куда-то вдаль. Я следую за его взглядом, но не вижу ничего, кроме полоски леса, подернутой летней дымкой, какая бывает в особо жаркие дни. Моя «камера» возвращается к мальчику. Он увлеченно наблюдает за чем-то возле своей правой ноги. Присматриваюсь и я.
Ничего особенного – только пчела кружит над ярко-голубым цветком. «Василек», – всплывает у меня в памяти из ниоткуда слово. Наверное, именно так называется этот цветок. Полосатая пчела кружится над ним, не
