Иван Тургенев - После смерти (Клара Милич)
- Я ездил в Казань точно; мы с княгиней ее туда отвезли. Она на сцену там поступила - и большой успех имела. Только до самой катастрофы я там не дожил... Я в Ярославле был.
- В Ярославле?
- Да. Я княгиню туда проводил... Она теперь в Ярославле поселилась.
- Но ты имеешь верные сведения?
- Вернейшие... из первых рук! Я в Казани с ее семейством познакомился. Да, постой, брат... тебя, кажется, это известие очень волнует? А, помнится, тебе Клара тогда не понравилась? Напрасно. Чудная была девушка - только голова! Бедовая голова! Очень я о ней сокрушался!
Аратов не промолвил слова, опустился на стул - и погодя немного попросил Купфера рассказать ему... Он запнулся.
- Что? - спросил Купфер.
- Да... все, - ответил с расстановкой Аратов. - Вот хоть насчет ее семейства... и прочего. Все, что знаешь!
- А это тебя интересует? Изволь!
И Купфер, по лицу которого вовсе нельзя было заметить, чтобы он уж очень так сокрушался о Кларе, начал рассказывать.
Из его слов Аратов узнал, что настоящее имя Клары Милич было Катерина Миловидова; что отец ее, теперь уже умерший, был штатным учителем рисования в Казани, писал плохие портреты и казенные образа - да к тому же слыл за пьяницу и за домашнего тирана... а еще образованный человек! (тут Купфер самодовольно засмеялся, намекая тем на сделанный им каламбур); что после него остались, во-первых, вдова из купеческого рода, совсем глупая баба, прямо из комедий Островского; а во-вторых, дочь, гораздо старше Клары и на нее не похожая - девушка очень умная, только восторженная, больная, замечательная девушка - и преразвитая, братец ты мой! Что живут они обе - и вдова и дочь, безбедно, в порядочном домике, приобретенном от продажи тех плохих портретов и образов; что Клара... или Катя, как хочешь, с детских лет поражала всех своей даровитостью - но нрава была непокорного, капризного - и постоянно грызлась с отцом; что, имея врожденную страсть к театру, на шестнадцатом году убежала из родительского дома с актрисой...
- С актером? - перебил Аратов.
- Нет, не с актером, а с актрисой, к которой привязалась... Правда, у этой актрисы был покровитель, богатый и уже старый барин, который потому только на ней не женился, что сам был женат, да и актриса кажется, была женщина замужняя. - Далее, Купфер сообщил Аратову, что Клара уже до приезда в Москву играла и пела на провинциальных театрах; что, потеряв свою приятельницу актрису (барин тоже, кажется, умер или опять с женой сошелся этого Купфер хорошенько не помнил...), познакомилась с княгиней, этой золотой женщиной, которую ты, друг мой, Яков Андреич, - прибавил с чувством рассказчик, - не умел оценить как следует; что, наконец, Кларе предложили ангажемент в Казани - и что она его приняла, хотя перед тем уверяла, что Москвы никогда не покинет! Зато, как казанцы ее полюбили - даже удивительно! Что ни представление - букеты и подарок! букеты и подарок! Хлебный торговец, первый по губернии туз, тот даже золотую чернильницу преподнес! - Купфер рассказал все это с большим оживлением, не выказывая, впрочем, особой сентиментальности и прерывая речь вопросами: "Это тебе зачем?..." или; "Это на что?" - когда Аратов, слушавший его с пожирающим вниманием, требовал все больших да больших подробностей. Все было высказано наконец, и Купфер умолк, наградив себя за труд сигаркой.
- А отчего же она отравилась? - спросил Аратов. - В газете напечатано...
Купфер взмахнул руками.
- Ну... этого я не могу сказать... Не знаю. А газета врет. Вела себя Клара примерно... амуров никаких... Да и где с ее гордостью! Горда она была - как сам сатана - и неприступна! Бедовая голова! Тверда, как камень! Веришь ли ты мне - уж на что я ее близко знал - а никогда на ее глазах слез не видел!
"А я видел", - подумал про себя Аратов.
- Только вот что, - продолжал Купфер, - в последнее время я большую перемену в ней заметил; скучная такая стала, молчит, по целым часам слова от нее не добьешься. Уж я ее спрашивал: не обидел ли кто вас, Катерина Семеновна? Потому я знал ее нрав: обиду перенести она не могла! Молчит, да и баста! Даже успехи на сцене ее не веселили; букеты сыплются... а она и не улыбнется! На золотую чернильницу взглянула раз - и в сторону!
Жаловалась, что настоящей роли, как она ее понимает, никто ей не напишет. И петь совсем бросила. Я, брат, виноват! передал ей тогда, что ты в ней школы не находишь. Но все-таки... отчего она отравилась - непостижимо! Да и как отравилась!
- В какой роли она... больше имела успеха? - Аратов хотел было узнать, в какой роли она выступила в последний раз, но почему-то спросил другое.
- Помнится, в "Груне" Островского. Но повторяю тебе: амуров никаких! Ты одно посуди: жила она у матери в доме... Знаешь - есть такие купеческие дома: в каждом углу киот и лампадка перед киотом, духота смертельная, пахнет кислятиной, в гостиной по стенам одни стулья, на окнах ерань - а приедет гость - хозяйка взахается - словно неприятель подступает. Какие уж тут ферлакуры да амуры? Бывало, даже меня не пускают. Служанка ихняя, баба здоровенная, в кумачовом сарафане, с отвислыми грудями, станет в передней поперек - да и рычит: "Куды?" Нет, я решительно не понимаю, с чего она отравилась. Жить, значит, надоело, - философически заключил Купфер свои рассуждения.
Аратов сидел, потупя голову.
- Можешь ты мне дать адрес этого дома в Казани? - промолвил он наконец.
- Могу; но на что тебе? Или ты письмо туда послать хочешь?
- Может быть.
- Ну, как знаешь. Только старуха тебе не ответит, ибо безграмотна. Вот разве сестра... О, сестра умница! Но опять-таки удивляюсь, брат, тебе! Какое прежде равнодушие... а теперь какое внимание! Все это, любезный, от одиночества!
Аратов ничего не ответил на это замечание и ушел, запасшись казанским адресом.
Когда он ехал к Купферу, на лице его изображалось волнение, изумление, ожидание... Теперь он шел ровной походкой, с опущенными глазами, с надвинутой на лоб шляпой; почти каждый встречный прохожий провожал его пытливым взором... но он не замечал прохожих... не то что на бульваре!
"Несчастная Клара! безумная Клара!" - звучало у него на душе.
10
Однако следующий день Аратов провел довольно спокойно. Он даже мог предаться обычным занятиям. Одно только: и во время занятий, и в свободное время он постоянно думал о Кларе, о том, что ему накануне сказал Купфер. Правда, его думы были тоже довольно мирного свойства. Ему казалось, что эта странная девушка интересовала его с психологической точки зрения, как нечто вроде загадки, над разрешением которой стоило бы поломать голову. "Убежала с актрисой на содержании, - думалось ему, - отдалась под покровительство этой княгини, у которой, кажется, жила - и никаких амуров? Неправдоподобно! Купфер говорит: гордость! Но, во-первых, мы знаем (Аратову следовало сказать: мы вычитали в книгах)... мы знаем, что гордость уживается с легкомысленным поведением; а, во-вторых, как же она, такая гордая, назначила свидание человеку, который мог оказать ей презрение... и оказал... да еще в публичном месте... на бульваре!" Тут Аратову вспомнилась вся сцена на бульваре - и он спросил себя: "Точно ли он оказал Кларе презрение? Нет, решил он... - Это было другое чувство... чувство недоумения... недоверчивости наконец! Несчастная Клара! - снова прозвучало у него в голове. - Да, несчастная, - решил он опять... - Это самое подходящее слово. А коли так - я был несправедлив. Она верно сказала, что я ее не понял. Жаль! такое, быть может, замечательное существо прошло так близко мимо.... и я не воспользовался, я оттолкнул... Ну, ничего! Жизнь еще вся впереди. Пожалуй, еще не такие случаются встречи!
Но с какой стати она именно меня выбрала? - Он взглянул на зеркало, мимо которого проходил. - Что во мне особенного? И какой я красавец? - Так лицо... как все лица... Впрочем, и она не красавица.
Не красавица... а какое выразительное лицо! Неподвижное... а выразительное! Я такого лица еще не встречал. И талант у ней есть... то есть был, несомненный. И в этом случае я был к ней несправедлив. - Аратов мысленно перенесся на литературно-музыкальное утро... и сам заметил за собою, что он чрезвычайно ясно вспоминал кажцое пропетое и сказанное ею слово, каждую интонацию... - Этого бы не случилось, если б она была лишена таланта.
И теперь все это в могиле, куда она сама себя толкнула... Но я тут ни причем... Я не виноват! Было бы даже смешно думать, что я виноват. - Аратову опять пришло в голову, что если бы даже и было у ней "что-нибудь такое" его поведение во время свидания несомненно ее разочаровало... Оттого-то она так жестоко и рассмеялась на прощание. - Да и где доказательство, что она отравилась от несчастной любви? Это одни газетные корреспонденты всякую подобную смерть приписывают несчастной любви! Людям с таким характером, как у Клары, жизнь легко становится постылой... скучной. Да, скучной. Купфер прав: просто ей надоело жить.
"Несмотря на успехи, на овации?" Аратов задумался. Ему даже приятен был психологический анализ, которому он предавался. Чуждый до сих пор всякого соприкосновения с женщинами, он и не подозревал, как знаменательно было для него самого это напряженное разбирательство женской души.
