Собрание сочинений. Том 4. 1999-2000 - Юрий Михайлович Поляков
– Ваши планы на будущее, юноша? – чтобы замять неловкость, спросил Башмаков. – Чему посвятим жизнь?
– Борьбе с дураками! – буркнул Костя и вышел из комнаты.
– Какие могут быть у нас планы? – ответил за него Анатолич. – Есть такая профессия – Родину защищать.
– От кого? – удивилась Катя.
– Найдется от кого! – успокоил Анатолич.
– Если очень искать, то, конечно, найдется! Устроили тут Верхнюю Вольту с атомным оружием…
– Понятно. Газетки читаем. Новое мышление: армия не нужна, офицеры все – садисты и дармоеды…
– Ну не знаю… Мои ученики из армии все какие-то изломанные возвращаются. Если бы у меня был сын, я бы его в армию не отдала!
– А я бы отдала! – вздохнула Каля.
– Неужели?! – поддела Катя с чувством превосходства рожавшей женщины над нерожавшей.
– Да, отдала бы! – твердо сказала Каля и строго глянула на соседку. – Нам бойцы после «дембеля» письма пишут и в гости приезжают…
– А у меня один выпускник вернулся из армии и сказал: накоплю денег, куплю ружье, поеду в часть и застрелю старшину! – почти радостно сообщила Катя.
– Очень вы тут в Москве все нервные! – пожала полными плечами Каля.
– Да уж куда нам до деревни Завьялово!
– Девочки, не ссорьтесь! – взмолился Башмаков…
Но было поздно.
После того неудачного разговора и Дашкиного небрежения Костей отношения между соседями похолодали. Нет, они не поссорились, но как-то само собой вышло, что очередной праздник отмечали уже врозь. С Анатоличем Башмаков частенько встречался в лифте – размолвка жен на их отношениях особо не отразилась. Иногда они перекидывались несколькими фразами. В августе 91-го, когда на перекрестках стояли бронемашины, они снова столкнулись в лифте. На Анатоличе была полевая форма, сбоку болтался планшет.
– В народ стрелять будете? – улыбаясь, спросил Башмаков.
– Вы сами себя смотрите не перестреляйте, демократы хреновы! – вздохнув, ответил полковник.
– Пиночет-то у вас хоть есть? – не остался в долгу Олег Трудович.
– Пиночета еще заслужить надо!
Вскоре Башмаков встретил Анатолича в штатском.
– В отпуске?
– Сократили.
– За что?
– Не за что. Просто демократам артиллерия не нужна. Из Царь-пушки херачить будут…
– И куда ты теперь?
– Черт его знает… Соображу. Голова есть. Руки тоже. Прокормимся.
И сообразил – нанялся охранять автомобильную стоянку, которую буквально за неделю воздвиг на пустыре, как поговаривали, некий кавказец. Там давно уже планировалась детская площадка, и несколько мамаш ходили по квартирам, собирая подписи под воззванием к Гавриилу Попову, странному тогдашнему градоначальнику, похожему больше на хитроумного корчмаря-процентщика. Воззвание бесследно сгинуло где-то в канцелярских лабиринтах, а самую активную мамашу ввечеру прищучили в лифте и так пугнули, что весь ее темперамент иссяк.
Стоянка была окружена сетчатым забором с колючей проволокой поверху, а посредине, на пятиметровых стальных сваях, наподобие лагерной вышки, установили газетный киоск с надписью «Союзпечать», служивший сторожкой. Стоянка довольно быстро наполнилась машинами – в основном новенькими «Жигулями» и разнообразными подержанными иномарками. Имелся даже «Линкольн» длиной в пол-улицы. Вроде совсем недавно покойный Уби Ван Коноби, привезший из загранкомандировки подержанную «симку», зарабатывал хорошие деньги, сдавая ее «Мосфильму» на время съемок кино про западную жизнь. А теперь по столице косяками летали «Мерседесы», «Ниссаны», «Ауди» и БМВ, в которых восседали неизвестно откуда вдруг возникшие крепкие парни с короткими стрижками и золотыми цепями на бычьих шеях…
На эту стоянку и устроился сторожем Анатолич. Соседи почти не виделись. Башмаков как раз наладился ездить в Польшу, а когда бывал дома, то с утра до вечера мотался по городу, набирая товар. Умников, сметающих для перепродажи все, что попадется под руку, развелось множество – и прилавки стояли пустые, как зимние поля. После катастрофы с приборами ночного видения Олег Трудович однажды забрел с бутылочкой к соседу – пожаловаться на жизнь. И тогда Анатолич впервые предложил:
– А иди ты к нам!
– Надо подумать.
Однако подумать Башмакову не дали: позвонил Докукин, решивший вдруг избираться в Верховный Совет на внезапно высвободившееся место. Предыдущий депутат по фамилии Курочкин в ресторанной драке уложил из «магнума» джигита, позарившегося на его подружку, а заодно и саму подружку, недостаточно энергично сопротивлявшуюся обольстительному натиску горца. Неприкосновенный депутат, известный тем, что наладил широченное производство водки «Медвежий угол», ходил после убийства как ни в чем не бывало, давал интервью отвратительно угодливым телевизионщикам, уверяя, будто все случившееся – лишь предотвращенная попытка покушения. Особенно настойчиво в конце каждого интервью он повторял фразу, смысла которой Башмаков так и не понял:
– Бабки заряжены, и структуры будут уничтожаться!
Курочкина вскоре нашли мертвым в кустах на обочине Ленинградского шоссе. Перед тем как застрелить, депутата обезобразили с мстительной восточной изобретательностью. В связи с тем что на территории «Альдебарана» теперь бурно процветало знаменитое казино «Артемон», Докукину тоже вдруг понадобилась эта ненадежная депутатская неприкосновенность. Он позвонил, затребовал Олега Трудовича в свой штаб и поручил ему сбор подписей избирателей. Башмакову была выдана довольно крупная наличность и выделена группа студентов МВТУ, чтобы ходить по квартирам. За каждую подпись студент получал по таксе, а избиратель – пачку жевательной резинки.
Вечерами Башмаков сидел в штабе, принимал у сборщиков подписные листы, тщательно проверял правильность заполнения (не дай бог отчество забудут указать или номер квартиры) и расплачивался, доставая наличность из сейфа. Кстати, именно в те дни он понял, почему за всю свою жизнь ни разу не встретил улыбчивого кассира. Это ведь страшный стресс – собственными руками отдавать чужим людям живые деньги. Отсчитывая купюры, Башмаков почему-то вспоминал про унизительный долг теще да и про Джедая.
Часов в семь в сопровождении угодливой штабной сволочи влетал запыхавшийся Докукин:
– Сколько сегодня?
– Двести четырнадцать.
– Мало! Не успеем собрать.
– Успеем! – успокаивал кто-нибудь из свиты.
– Олег, я на тебя надеюсь! – уже с порога, обернувшись, говорил Докукин. – Ты же хочешь стать помощником депутата?
– Страстно!
По тому, как ревниво смотрела на Башмакова свита, становилось ясно: всем им было обещано то же самое – помощничество.
Позже всех, часам к девяти, обычно являлась Марина, рыжеволосая конопатенькая студенточка в кожаных брюках и короткой курточке с индейской бахромой. Кроме того, она носила большие круглые очки, придававшие ее личику некую глубоководную таинственность. Марина обходила квартиры допоздна, чтобы заработать побольше, и появлялась в штабе осунувшаяся и усталая. Башмакову она как-то сразу приглянулась, и он к ее приходу кипятил воду, резал и намазывал бутерброды. Потом они чаевничали, разговаривали о жизни, об МВТУ: оказалось, там еще работают реликтовые преподаватели, у которых учился давным-давно Башмаков.
– И Позняков жив?
– Ага!
– И все такой же толстый, что даже нагнуться не может?
– Ага!
– И все так же, когда у него шнурок развязывается, просит: «Голубчик, не сочтите за труд – завяжите шнурочек!»?
– Ага!
– С ума сойти!
Башмаков рассказывал ей о своих студенческих проказах, о работе в «Альдебаране» («Да, и мы на космос погорбатились! Да-а…»), о Дашкиных художествах, а Марина повествовала о трудной жизни нынешнего студента («Разве ж это стипендия?!»), об общежитии, где опять отключили отопление, жаловалась на своего жениха – тот уехал на заработки в Германию и совсем перестал писать.
– Наверное, нашел себе какую-нибудь фрейлейн! – вздыхала девушка. – А меня забыл…
– Ну что вы, Мариночка, разве можно вас забыть! – проникновенно утешал Олег Трудович и осторожно накрывал ладонью девичьи пальчики.
Руку девушка не убирала и смотрела на Башмакова с сочувственным интересом. Собственно, именно тогда он впервые смутно понял то, что окончательно осознал позже, встретившись с Ветой: в нем, стареющем неудачнике, оказывается, есть нечто привлекательное для юных, малоопытных женщин. Только ни в коем случае нельзя активничать – это нарушает прелесть мужской беспомощности. Тогда, с Мариной, он этого еще до конца не понимал, энергично успокаивал девушку и даже после совместно распитой бутылки сухого вина рассказывал про то, как по форме бюста можно определить женский характер.
Марина твердо объявила: да, Башмаков ей нравится, несмотря на разницу в возрасте, но она все еще любит своего непутевого жениха, будет его ждать, будет ему верна вопреки всему, и Олег Трудович должен понять (если она ему действительно нравится!), что не может быть речи ни о каком промеж них сексе, кроме разве орального…
– Подержите, пожалуйста, очки!
Наблюдая сверху,
