Пророки - Роберт Джонс-младший
— Мм-хмм, — протянула та и похромала прочь.
Самуэль посмотрел ей вслед и вздрогнул, заметив, как по спине Мэгги мелькнуло что-то черное. Он в жизни бы никому не признался, что видел это. Чернота показалась и тут же исчезла, как, бывает, проскальзывает по земле пятнышко света от пробравшегося сквозь листву солнечного луча. И Самуэль сказал себе, что так все и было, что это свет он видел, а вовсе не тень. И пускай никаких деревьев рядом не росло, а свет был черен, как безлунная ночь. Все равно это уж точно не была тень, вернувшаяся погрозить ему пальцем за то, чего он не сделал. Он даже не знал, в чем именно его обвиняют, но отрицал саму возможность обвинения. Нет-нет. Это не тень. Ничего подобного.
Исайя забежал вперед, чтобы распахнуть перед Мэгги калитку.
— Большое спасибо за заботу. Давай снова дверку подержу.
Смотрел он на нее при этом, как на особу королевской крови. И зоркая Мэгги это подметила. Хоть и приятно было, а все ж молодежи следовало получше разбираться в жизни и не обманываться ложным великолепием.
— Не навешивай на меня такого, — очень серьезно произнесла она. — Если до беды довести не хочешь.
Исайя смутился, не понимая, что сделал не так. Что такое она разглядела в его лице, кроме преклонения? Как бы там ни было, он кивнул. Мэгги же медленно направилась к Большому Дому.
Она ведь принесла с собой не только завернутые в белую ткань гостинцы, но и еще кое-что. Исайя это почувствовал, а Самуэль — еще острее. Может, потому что это ему она вручила свой дар. А может, потому что это он не видел (абсолютно точно не видел!) вовсе-не-тень, мелькнувшую у нее на спине. В любом случае теперь им было о чем подумать, кроме назревавшей ссоры.
— Тимоти звал меня, — снова пробормотал Самуэль.
Исайя втянул воздух и задержал его в легких. Потом выдохнул. И пожал плечами, не зная, что еще сделать. Так и молчал, всем телом сотрясаясь от горя.
— Не надо, — сказал Самуэль, не двигаясь с места и по-прежнему держа в левой руке сверток.
Чего не надо? Плакать? Пожимать плечами? Исайя не знал, а спрашивать не было сил. Он думал о том, что собственное тело ему не принадлежит. И что на всех, у кого, по утверждениям тубабов, не было личности, такое положение вещей сказывалось по-разному. Невозможность иметь законных прав на самого себя по-всякому умаляла людей и в то же время отражалась и на тех, кто позволил себе такое устроить. По крайней мере, Исайя на это надеялся. Может, в его мире это и неправда, но в других мирах — если, конечно, они существуют — так должно быть. Отвечая твердостью на твердость, получишь лишь обломки. А красивое, но мягкое твердость растопчет. Что же еще он мог сделать, кроме как оставаться добрым и гибким и растягиваться еще сильнее, чтобы сложнее было разорвать пополам?
Самуэль человек твердый. Пытаться изменить его — гиблое дело. Что ж, он имеет на это полное право, даже если и отказывается понимать, что порой его твердость — та самая непроницаемая дверь, которую первой вроде заметила Пуа, — обращается не на тех. Однако некоторые считают, что спасение в твердости, отказываются гнуться и так и подначивают сломать их пополам, уверенные, что на самом деле это невозможно.
Исайя, однако, знал, что внутри у Самуэля таится мягкость. Почва, конечно, каменистая, но плодородная.
Сам же Самуэль не желал этого показывать, предпочитал, чтобы Исайя вовсе ни о чем не догадывался. Потому и не рассказывал ему кое о чем. О тени, грозящей пальцем, например. Ладно, в хлеву она иногда появлялась, это он готов был признать. Но чтоб среди деревьев или у Мэгги на спине, словно примотанный к ней младенец? Это уж слишком!
Парни вздохнули, отказываясь продолжать спор. Не хотелось ни добровольно сдаваться, ни повергать противника. Вдоха и выдоха вполне хватило, чтобы с достоинством отступить даже в разгар разлада.
Самуэль посмотрел на сверток. Потом поднял глаза и пошел вокруг хлева, кивком головы позвав Исайю за собой. Тот послушался и двинулся за ним, то ступая точно по его следам, то прокладывая собственный путь сквозь заросли молочая и цикория. Обогнув хлев, Самуэль остановился по центру задней стенки хлева. Солнце тут светило всего яростнее, а в одной из досок виднелась круглая дырка от выпавшего сучка, выдавшая их Тимоти. Исайя прошел чуть дальше, к желтой сосне, которой не исполнилось еще и тридцати лет от роду. Здесь было тенистее, к тому же резкий хвойный запах заглушал его собственный.
Он обернулся к Самуэлю. Тот же неохотно, опасаясь, что вновь появится обвиняющая тень, подошел к нему и сел на землю под деревом. Исайя опустился рядом. Самуэль положил сверток Мэгги на колени и развернул ткань. Что это им такое перепало? Ох, да это же настоящий пир! Вареные яйца, жареная ветчина, толстые ломти хлеба с ежевичным джемом, целых два нектарина и большой кусок пирога.
— Вот счастье привалило! — сказал Исайя.
Самуэль не желал думать о тени, которую вовсе и не видел. Он взял нектарин и жестом предложил Исайе взять другой. Почти одновременно они впились в них зубами. На подбородки брызнул сок. Исайя утерся, а Самуэль не стал. Просто жевал и смотрел в заднюю стену хлева.
Они ели молча, не спеша, аккуратно брали с белой ткани угощения — один благодарно, другой переборчиво. Словно бы выполняли какой-то священный ритуал. Правда, молитву ни один из них не прочел, но в ней и не было нужды.
Все равно в движениях их чувствовалась торжественность и святость, как во время Тайной вечери.
Явление Иуды
Временами на Миссисипи — а может, и во всем мире, не считая одного затерянного в памяти края, — небо наливалось тяжестью. Густело от чего-то невидимого, но весьма ощутимого. Мэгги, подметая крыльцо, подняла голову, и ей почудилось, будто сверху на нее что-то смотрит. И улыбается. Но не той улыбкой, от которой на душе становится легче. А той, что ей случалось видеть на лицах дурных мужчин. Подобный изгиб губ предупреждал, что человек перед вами способен повести себя непредсказуемо. Что он уверен, будто от рождения наделен правом трогать, хватать и пачкать все, что захочется. Мэгги не знала, откуда мужчины брали эту идею. Но как бы там ни было, они весьма охотно делились ею со всеми, кто готов был слушать.
Может быть, небо набрякло только оттого, что приближался дождь? Мэгги потянула носом воздух. Ну да,
