Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев
Семейный отдых в Турции
Вечером Поплавский принес своей жене огромный букет цветов. Это были роскошные, желтовато-белые, очень крупные хризантемы на длинных ножках, ослепляющие своим богатством, но лишенные, как все тепличные цветы, запаха, и крикнул с порога жене:
– Ирина, неси сюда большую хрустальную вазу с водой!
Из комнаты выпорхнула жена Поплавского – молодая, красивая, с нежной персиковой кожей, гибкая, будто изящный зверь, – такими женщинами можно любоваться бесконечно, они ласкают взор даже самого угрюмого, равнодушного к женской красоте мужчины, тихо всплеснула руками:
– Какая красота! – Спросила не веря: – Это мне?
– Тебе, тебе, – довольным тоном произнес Поплавский, – дары подмосковной осени.
Наверное, он был прав: цветы тоже можно считать дарами осени, как яблоки, сливы, груши, картошку, прочие фрукты и овощи, что попадают на стол. Было, конечно, в этой затертой фразе что-то манерное, но у Поплавского она прозвучала словно цитата из хорошей книги.
– Ох, Эдичка! – охнула Ирина, обняла мужа за шею, поцеловала в щеку. – Спасибо! Давно я от тебя не получала таких цветов.
Поплавский расцвел еще больше, улыбнулся лучисто:
– Это не я… Представь себе – не я. Это мой шеф! Он, он! – Поплавский засек недоумение, проскользнувшее в глазах Ирины, засмеялся, повторил: – Он! И это еще не все.
– Шеф? – Ирина попыталась вспомнить шефа… Ей представился опрятный плечистый господин в костюме долларов за восемьсот, шелковом галстуке, стоящем дороже, чем костюм ее Эдички, – молчаливый и сильный мужчина, с которым они постояли рядом минут пять или шесть во время презентации фирмы, где работал Поплавский, – и все равно до конца вспомнить его не смогла. Вспомнила только костюм, а вот вместо лица в памяти осталось что-то безликое: глыба лысеющей головы, и все. – Шеф?
– Да. Неужели ты не помнишь Александра Александровича? Ну не может этого быть!
Ирина сделала рукой замысловатое движение, улыбнулась неуверенно:
– Почему же? Помню, хорошо помню.
– Он о тебе говорил много лестных слов, вот столько, – Поплавский широко раскинул руки, – целую книгу можно издать. И вообще, – муж неожиданно огляделся, понизил голос до шепота, словно бы его кто-то подслушивал, – он ко мне здорово подобрел.
– С чего бы это?
– Не знаю! – Поплавский приподнял плечи, рукою притронулся к волосам жены. – Может, из-за тебя… Он знает, как сложно содержать красивых женщин, как их обеспечивать. Возможно, меня даже повысят, шеф на это сегодня намекнул. – В глазах Поплавского возникло счастливое мальчишеское выражение, он сунул букет жене в руки, схватил ее за талию и закружил, закружил в прихожей.
Прихожая у них была тесная, снести все, что в ней находилось, было несложно, и Ирина, боясь разгрома, тесно прижалась к мужу. Ей стало радостно от того, что у мужа все так хорошо складывается, глядишь, и денег будет приносить больше, и они, в конце концов, выпутаются из долгов, перестанут чувствовать себя униженными, когда на улице доводится останавливаться около лотков с какими-нибудь диковинными фруктами, а они не могут купить ничего – в кошельке у бывшего подполковника железнодорожных войск Поплавского вместо денег – сплошной писк. Собственно, он и раньше не был богатым, военный инженер Поплавский, но все равно подполковничьей зарплаты хватало, чтобы и питаться прилично, и обновки покупать, и отдыхать на юге…
Потом все изменилось. Армия обнищала, и Поплавский ушел в отставку. Пристроился к одной коммерческой структуре замом генерального директора – структура вскоре пошатнулась, директора в подъезде собственного дома пришили двое наемных убийц, выпустив в него четыре пули из ТТ, его коммерческого зама нашли в машине с перерезанным горлом, и Поплавский поспешил покинуть структуру – перешел работать в товарищество с ограниченной ответственностью «Игус» на должность менеджера. Но ему пришлось конкурировать с молодыми мальчиками, не брезгующими никакими способами в достижении цели, и Поплавский увял, перешел в нынешнюю контору, возглавляемую бывшим сотрудником Министерства нефтяной промышленности Александром Александровичем Невским, манерами и стилем руководства похожим на своего далекого великого однофамильца. У Поплавского была странная должность – менеджер по работе с коллективом. Он так и не нашел, чем ему следовало заниматься – то ли возить воду на коллективе, то ли самому привозить воду коллективу… В общем, на работе этой Поплавский потихоньку чахнул, чувствовал себя никому не нужным, метался по офису из угла в угол, мешая работать тем, кто действительно был занят делом; устав, хватался за сердце от одышки, делал кислое лицо и усаживался в углу пить представительский кофе с печеньем, хотя кофе с одышкой и аритмией не совмещался.
В конце концов он не выдержал, пришел к Невскому, выбрав момент, когда тот, после заключения крупной сделки, находился в хорошем настроении, жалобно произнес:
– У меня ничего не получается.
Взгляд у Невского сделался холодным, он оценивающе оглядел Поплавского с головы до ног, словно женщину, – у Поплавского от этого взгляда к горлу подкатил твердый комок, – потом неопределенно помотал в воздухе рукой:
– Пока, Поплавский, работайте, как работали. Проведем ежегодную презентацию – там видно будет.
На презентацию Поплавский пришел с Ириной и по тому, как заинтересованно смотрел на неё старый холостяк и стрелок за красивыми юбками Невский, понял, какой живец нужен этой рыбе, – сердце у него заколотилось, будто у старого рыбака, подсекшего на удочку крупную добычу. У Поплавского даже руки задрожали – он понял, что надо делать.
А когда шеф вызвал его к себе, усадил в кресло, угостил коньяком, от сладкой судороги свело икры и затряслись колени. Поговорили о том о сем, – обычная трепотня, так любимая новыми русскими, считающими, что они стали тем самым высшим светом, к которому столько лет пытались безуспешно пробиться, – после чего Невский вытащил из вазы огромный букет хризантем.
– Передайте это вашей жене. Она у вас душечка, бриллиант. А бриллианты время от времени надо протирать мягкой бархоткой.
Поплавский ощутил, как в ушах у него что-то тоненько звенькнуло, словно бы где-то далеко, в горних высях, ему подали сигнал, к телу прилипло тепло, и он пробормотал обрадованно:
– Благодарю вас… благодарю…
Шеф все понял, улыбнулся – уголки губ у него насмешливо поползли вверх, глаза посветлели, налились водянистой рябью, что было хорошим признаком, сказал:
– Теперь о вашей работе. Вы правы – она скучна для вас. Но это дело поправимо. Я собираюсь
