Под красной крышей - Юлия Александровна Лавряшина
Как он очутился там? Кто провел его этой нехоженой до сегодняшнего вечера тропой? Марк делал догадки, замирая от ужаса, и не мог остановиться ни на одной. Как бы то ни было, он вышел именно туда и увидел, что прямо перед ним стоит, освещенный слабым светом сигнализации, идиотски растопырив руки, мальчик-манекен. Марк разглядывал его одежду, не решаясь взглянуть в кукольное лицо. Увиденное ошеломило его: прошлую зиму он сам одевался точно так же. Только брюки манекен носил другие. Но именно это маленькое отличие показалось Марку продуманной хитростью холодного существа.
Он смотрел на него во все глаза, уже не избегая восторженно-глуповатого взгляда, и на какой-то миг ему показалось, будто они чудовищно схожи с этой большой куклой. Прошло несколько минут, прежде чем Марк пришел в себя и, очнувшись, не узнал улочку, на которую случайно вышел. Что-то изменилось в мире или в самом Марке, пока он глядел в лубочно-синие глаза манекена. В них светился ясный ответ…
Оглядевшись, Марк приподнял чугунную крышку канализационного люка. Пахнуло теплой гнилью, и Марк отшатнулся, однако крышку не бросил. Со зловещим скрежетом он подтащил ее поближе к витрине и, не разгибаясь, взглянул на беспечного мальчика, укравшего его одежду.
– Сейчас ты перестанешь сиять, – сквозь зубы пообещал Марк и, собравшись с силами, поднял крышку над головой.
И без того непрочная в этот вечер реальность разлетелась с грозящим контузией звоном. Марк не мог припомнить: думал ли он о чем-нибудь в тот момент. Ноги его оттолкнулись от земли и перенесли тело в зияющее чрево витрины. Руки сорвали с манекена одежду. Пришлось отломить манекену ноги, широко расставленные в позе победителя. С плеча соседнего манекена-спортсмена Марк сорвал большую сумку и запихал одежду туда. Приметил ли он эту сумку заранее, или она чудом подвернулась под руку, Марк позднее уже не мог сообразить.
Проделано все было за пару минут с неожиданной для него самого безупречностью. Впервые Марк разыграл детективный сюжет и теперь, сжимаясь под одеялами, которые все еще не могли согреть, он с некоторым недоумением признавал, что все удалось на славу. Рев сигнализации так и не сменился воем милицейской сирены, хотя на всякий случай Марк все же побежал. В школе он считался одним из лучших бегунов, но еще ни одна дистанция не наполняла его ноги такой пружинящей легкостью.
Он понесся через слякотные дворики, не встретив на пути даже собаки, свернул к городскому саду и пересек облегченные осенью аллеи, только раз поскользнувшись на раскисшей листве. Очутившись в переулке, где жил старый учитель, Марк обнаружил, что даже не запыхался, будто и сам был не способным на усталость манекеном.
Но тут его настигла тревога. Озираясь, Марк опять бросился к ограде сада и нырнул в знакомую щель между прутьями. Выбрав укрытую еще не облетевшими карагачами скамью, он водрузил на нее сумку и вытащил короткую дубленку. Приложив ее к себе, Марк решил, что парнишке она придется в самый раз. Придирчиво осмотрев ее, он решительно надорвал карман по шву, потому что с его вещами обычно случалось именно это, и вырвал с мясом петлю. Мазнул палец грязью и потер меховой обшлаг. Теперь невозможно было доказать, что вещь взята с витрины. Подобную операцию Марк провернул и с брюками. Сложнее было с утепленными ботинками – стереть подошву за один вечер ему бы не удалось. Марк решил сказать, что ботинки сразу оказались малы, и он надел их всего пару раз.
– Дареному коню в зубы не смотрят.
Он затолкал все вещи обратно и пожалел, что манекен, как последний пижон, обходился без шапки. Хотя, с другой стороны, это как раз выглядело правдоподобно – не могла же за год настолько вырасти голова!
Возле низкой двери подъезда Марк глубоко вздохнул и прислушался к ритму сердца. Билось оно с замиранием, но не сбивало дыхания. Марк суеверно переплюнул через левое плечо и, не останавливаясь, поднялся на четвертый этаж. Не давая себе шанса передумать, он сразу нажал на звонок и только тогда испугался.
«Убежать, утопить сумку, спрятаться!» – он вцепился в холодную дверную ручку и уставился в круглую бляху “глазка”. Кто-то взглянул на него с другой стороны, и Марк почувствовал неожиданное облегчение: теперь уже ничего нельзя изменить.
Звякнув цепочкой, дверь распахнулась, и Марк увидел мальчика чуть младше себя. По всему было ясно, что это и есть старший внук Ильи Семеновича. Марк глядел на него с некоторым замешательством: так это ради него… До этого момента он почти не думал об этом мальчике как о живом человеке, и казалось совершенно неважным, какого цвета у него глаза и торчат ли уши. Но теперь, когда они столкнулись лицом к лицу, Марк не мог подавить разочарования. Оказывается, он знал внука своего учителя и раньше. Каждый день, подходя к школьному крыльцу, Марк видел его в толпе других лоботрясов, швыряющих окурки девчонкам под ноги. Их очень забавляло, если удавалось прожечь чей-нибудь прозрачный чулочек…
– Я к Илье Семеновичу, – наконец сказал Марк.
Мальчишка загадочно ухмыльнулся и отступил в узенькое пространство коридорчика. Марк втиснулся следом. Чтобы закрыть за собой дверь, ему пришлось чуть ли не вжаться в темную груду плащей и курток, открыто висевших на крючках слева. От одежды пахнуло чем-то кислым, и Марк вспомнил, что всегда улавливал этот странный душок, наклоняясь к учителю.
– Дед, тебя! – крикнул мальчик и, видимо, считая свой долг гостеприимства исполненным, лениво побрел на кухню.
Она была так близко от входной двери, что Марк услышал, как закипает чайник. Ему хотелось заглянуть в комнату, но он только крепче вжался спиной в дверь. Его вдруг снова охватил страх. Это была не боязнь разоблачения, ее время еще не настало. Понять причину внезапной слабости Марку не удавалось, но он твердо знал одно: здесь и сейчас можно увидеть то, чего видеть не следует. Вспомнилась отрубленная собачья голова на детских руках…
«Я бы не сделал такого, даже умирая с голоду», – как заклятие прошептал Марк и повторил еще раз, чтобы поверить себе.
Торопливые шаркающие шаги прервали его размышления.
– Кто это?
Илья Семенович осторожно выглянул в коридор и тотчас смущенно отступил. Его наряд составляли спортивное трико, времен незабвенного Валерия Харламова, и застиранная футболка с болтающимися на худых руках
