Учебный плац - Зигфрид Ленц
— Может, ценный графин удастся еще склеить?
— Нет, — отвечает он, — вероятно, нет смысла.
И она идет дальше, словно больше не о чем говорить.
Никогда еще Иоахим меня так далеко не провожал, лишь тут, в передней, он останавливается под портретом своего деда, который сверху виновато глядит на нас.
— Н-да, — произносит он и еще раз сожалеет, что я зря пришел, однако сразу же утешает себя нашим уговором у ограды: — Придешь как-нибудь вечерком, Бруно, в ближайшее время мы дадим тебе знать.
Что мне делать, не могу же я вернуть ему яблоко, которое он взял с блюда и сует мне в карман.
Если б только я мог незамеченным добраться до дому, запереться и задвинуть засов, и никому не открывать, никому, кто постучит меньше семи раз, но мне не проскочить мимо них, на этот раз не проскочить, маленькие лиходеи, видно, дожидаются меня, укрывшись там, среди моих рододендронов, и еще думают, что я их не обнаружил. И, конечно, они набрали кучу репьев, сейчас один из них даст команду, и они начнут вокруг меня приплясывать, тянуться ко мне и насаживать на меня всюду, где только возможно, репьи, но я сделаю вид, будто ничего не замечаю; я не вцеплюсь в их нежные шеи, а спокойно продолжу свой путь к дому, а их оскорбительные выкрики вообще слушать не стану. Ну, выходите же, застаньте меня врасплох, покажите, что вы на этот раз для меня придумали.
Не сейчас, в другой раз почитаю книгу Макса, скоро стемнеет, а сегодня я не хочу зажигать у себя свет, сегодня не хочу. Знать бы только, что мне предстоит, как все обернется, только бы знать! На Коллеровом хуторе все было проще, там я почти все знал наперед, потому что почти ничего не пропускал из того, что шеф внизу в большой комнате обсуждал и решал с Доротеей; я раньше других узнавал, когда мы будем участвовать в конкурсе на поставку древесных саженцев, знал наперед, что получу ко дню рождения и на рождество; и поскольку у шефа самый большой оборот был с плодовыми саженцами, я уже знал, какие участки мы теперь будем расширять и множить, знал не только о его намерении купить подержанный тягач и новый бороздник, но знал и его соображения на этот счет.
Что ожидаются важные гости из знаменитого Пиннебергского древесного питомника, что должны быть заведены поквартальные книги, что в скором времени мне увеличат сумму карманных денег — я все знал заранее и знал также, что Доротея хотела бы нанять управляющего, чтобы хоть немного разгрузить шефа.
— Мы тоже хотим, пусть изредка, тебя видеть, — вот что она сказала, и еще сказала: — Кто столько сделал, сколько сделал ты, вправе иногда и передохнуть.
Он почти всегда с ней соглашался, но все же поступал так, как считал нужным, первым оказывался на участках и последним уходил, появлялся всюду, где требовался добрый совет, и по окончании рабочего дня подолгу засиживался над своей поквартальной книгой и бумагами. Кто не знал, как поступить, тот просто говорил: «Спросим шефа», а когда тот приходил и, немного подумав, что-то решал, работа возобновлялась.
Колодец; однажды нам предстояло пробурить колодец, и все советовали шефу бурить на заболоченном участке, где даже в засуху всегда стояли маслянисто поблескивающие лужицы; он молча все выслушал, потом поднялся к нашей каменной ограде, где, сперва сосредоточившись, постоял, а затем вдруг двинулся осторожными шажками, будто ступая по осколкам стекла и боясь поранить ноги. Устремив взгляд на землю, он описывал круги, иногда отступая на несколько шагов, иногда уходя в сторону, меж тем как то один, то другой из наблюдавших лишь качали головой, и спустя некоторое время указал на участок черно-серой земли и сказал:
— Здесь, ребята, здесь будем вколачивать трубу.
Они навинтили на трубу железное стяжное кольцо, насадили стальное острие, которое все было в маленьких дырках, а потом бабой стали вбивать в землю вертикально поставленную трубу, и потому, что отвес, который они опустили через трубу, не показал воду, они навинтили еще вторую и третью трубу, и наконец отвес засвидетельствовал то, что никто, кроме шефа, не считал возможным. Насос, который они подключили, сперва выдал на поверхность лишь коричневую жижу, но спустя немного вода становилась все прозрачней и прозрачней, и шеф первый ее попробовал, обмыл себе лицо и снова попробовал, и так как это он нашел воду, мы вправе были его обрызгать; это было очень весело. Бурильщику, который все не переставал удивляться, он сказал:
— Тут вам нужно будет опустить настоящий всасывающий фильтр, всего лучше из латунной проволочной сетки. — И больше ничего не сказал.
Мы как раз проверяли уклон для водопровода, для трубопровода, когда я заметил незнакомцев, которые, за исключением седовласого, поснимали куртки и не спеша, будто прогуливаясь, направлялись к нам. Они были в светлых рубашках и хорошо отутюженных брюках, и я сказал шефу:
— Кто это там идет?
Он поднял голову, но ничего не сказал и снова стал прикидывать, где должна идти канава для трубопровода. Как приветливо они поздоровались, с каким любопытством оглядывались по сторонам, и седовласый очень вежливо спросил, где ему найти господина Целлера, на что шеф ответил:
— Это я. Чем могу служить?
Солдаты; это были бывшие солдаты, которые со многими другими прибыли в Холленхузен на товарищескую встречу, в «Немецкий дом», они лишь хотели просить разрешения здесь, у нас, немного оглядеться, на земле, которую знали с давних пор; седовласый сказал:
— Как вы сами понимаете, у нас много всяких воспоминаний, и нам очень хотелось бы немного здесь походить и осмотреться.
Шеф отказался от предложенной ему сигареты и, улыбнувшись, сказал:
— Боюсь, здесь много чего изменилось.
А седовласый на это:
— Удивительно, просто удивительно.
В прошлом он командовал всеми солдатами в Холленхузене.
За данное шефом разрешение оглядеться на его земле они все хором поблагодарили, но таким невнятным «спасибо», какого мне до сих пор никогда еще не приходилось слышать. Шеф еще сказал:
— Я дам вам провожатого. — А мне шепнул: — Присмотри за ними, чтобы чего не попортили.
И мы отправились по солнцепеку, в воздухе стоял нескончаемый треск и звон, и еще будто лопалось что-то, словно лопались
