Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова - Геннадий Русланович Хоминский
***
Юрка лежал на кровати, положив руки под голову. Первый шок прошёл. Он понял, что случилось непоправимое. Они с Лёнькой ограбили магазин и теперь будут сидеть в тюрьме. Что все планы на дальнейшую жизнь полностью разрушены. За дверью раздался какой-то стук и открылось маленькое оконце на ней. «Получай завтрак», – раздался чей-то голос и на полку поставили алюминиевую чашку и солдатскую кружку. Есть совсем не хотелось, в животе было что-то странное. Но из любопытства Юра подошёл и взял чашу. На дне лежал серый кусок какой-то каши. Почувствовав, что его снова замутило и к горлу подкатился вонючий комок, он отодвинул чашку в сторону, взял кружку и выпил чуть теплый жиденький чай. Вернулся на кровать, лёг. Из глаз сами собой потекли слёзы. Он представил, что несколько лет проведёт в тюрьме, питаясь такой вот кашей. Его охватил ужас. Он готов был снова завыть в голос, но что-то сдерживало его. Представил, как сейчас дома переживет за него мама. Она, наверное, не спала всю ночь. Отец, он должен помочь ему, у него очень много знакомых, он сможет. А Юра сделает всё, чтобы загладить вину. Он заплатит за коньяк, который они выпили, он отремонтирует дверь, он на коленях будет выпрашивать прощение. У милиционеров, у сторожа. А как же Наташа? Она будет призирать его. И правильно. А он уедет куда-нибудь, очень далеко, на Север. Станет полярником, совершит какой-нибудь подвиг. Вернётся через несколько лет. В меховой шапке и полушубке. Придёт к Наташе, и та простит его. А сейчас он сидел на грязном матраце на солдатской кровати в камере, где стоит жуткая вонь от его блевотины. Вскоре дверь открылась и в камеру заглянул милиционер: «Что за вонь, это ты наблевал?» Он вышел, не закрывая дверь, и вернулся через минуту, бросив на пол тряпку и поставив ведро. «Убирай», – и вышел, оставив дверь открытой. Как противно убирать всё это. Его снова замутило, и он быстро подбежал к унитазу и вырвал снова. В конце концов он вымыл пол водой. Воздух стал почище. Подошёл к открытой двери, выглянул в коридор, который с одной стороны заканчивался окном с решёткой, с другой – решётчатой дверью. Никого не видно. Вынес ведро и тряпку в коридор и вернулся на своё место на кровати. Сидел, ни о чём думать не мог. В голове какая-то пустота. Через несколько часов в комнату заглянул милиционер: «Константинов, следуй за мной». Он отомкнул ключом решётчатую дверь, и они повернули в другой коридор. Возле одной из дверей остановились, милиционер зашёл и громко сказал: «Задержанный Константинов доставлен». Затолкнул Юру в кабинет и вышел.
Юра огляделся. Большой кабинет, стены тоже с панелями зелёного цвета, как в камере, только без рисунков. На стене над столом два портрета в рамках: Брежнев и Дзержинский. К столу начальника приставлен ещё стол буквой Т. За этим столом сидел его отец. Он был в полковничьей форме, с медалями. Напротив него сидел милиционер с погонами майора.
– Ну вот, Иван, полюбуйся на сынка. Я тебе всё рассказал, – сказал милиционер, – и сделать я ничего не смогу.
– Сможешь, Коля, сможешь. Мы с тобой и не такие дела делали на фронте.
– Иван, не дави мне на мозоль.
– Я не давлю. Вспомни, под Лебяжьем, того капитана, которого пытались сделать крайним за гибель роты. Мы с тобой смогли его вытащить, от трибунала спасти? Смогли, хотя было очень не просто.
– Иван, не ровняй. То была война и капитан был героем. А здесь чистая уголовщина.
– Да какая к чёрту уголовщина. У пацанов башку снесло от весны, от выпитого, от девчонок. Ты лучше со сторожем разберись. Почему его не было у магазина, особенно когда сигнализация сработала? Через сколько он появился? Минут через пять? И почему запор мальчишки смогли вытащить? Там, наверное, гайки с шайбой не было? Вот пусть твой следователь этим и займётся. Сторож, наверное, специально запор сломал, чтобы в магазин ночью заходить да спиртным торговать?
– Ладно, Иван, не кипятись. Разберёмся и со сторожем, и с запором.
– Вот и разберись. А пацанов давай выпускай. Никуда они не денутся.
– Не могу, Ваня, не могу. Дело уже в сводку к прокурору попало.
– Да какое дело, Коля?
– Уголовное дело, открытое по факту совершения преступления, статья 158, – милиционер подошёл к своему столу и вытащил папку, – в деле есть рапорт патрульных, объяснительная от сторожа, объяснительные от одноклассников, рапорт дежурного, протокол осмотра места преступления, заявление от директора магазина.
– Ну, Коля, вы и работаете. Ещё и полдня не прошло, а уже полная папка.
– Да, Ваня, работаем. Сейчас подойдёт следователь и еще появятся протоколы допроса подозреваемых Константинова и этого, второго, как его? – милиционер посмотрел на Юру.
– Лёня Петров, – промямлил он.
Юра всё так и стоял возле двери, он уже подумал, что про него забыли. Милиционер встал и выглянул в коридор, громко крикнул: «Алёна, принеси нам чайку!», затем сел за свой стол и достал из него стаканы и бутылку водки. Налил по половине. Молча чокнулись с отцом и выпили. Без закуски. Дверь открылась, вошла девушка и принесла чайник и блюдце с сахаром и печеньками. Поставила на стол и так же молча вышла.
– Иван, ну скажи, почему так? Встречаемся только тогда, когда что-то случается? Почему не зайти к старому фронтовому товарищу, посидеть, выпить бутылочку, поговорить о жизни?
– Прав ты, Коля, тысячу раз прав. Завертела нами жизнь, что оглянуться некогда. Ты вон начальник милиции, я начальник особого отдела. Знаешь, сколько мне пришлось дел сегодня отменить, чтобы с тобой встретиться?
– Да и у меня не легче, – милиционер налил ещё по полстакана. – Ну, Ваня, живы будем, не помрём.
Они залпом выпили и запили чаем.
– Значит, так, Иван. С патрульными я поговорю, рапорта перепишут, дежурный тоже. На сторожа следователь надавит, объяснительную перепишет. С объяснительными от одноклассников проще, – милиционер открыл папочку, вытащил оттуда исписанные листки и разорвал на мелкие кусочки. Выбросил в урну, – теперь слушай меня внимательно, Юрий Иванович Константинов. Ни на какой вечеринке ты не был. Сидел целый вечер дома. С отцом в шахматы играл. С одноклассниками постарайся не встречаться. Заболей,
