Евгений Козловский - Киносценарии и повести
- У меня, конечно, тоже есть враги, - вздохнул Кузьма Егорович (Секретарь кивнул весьма понимающе), - но тот факт, что она - коммунистка, многим из них, надеюсь, заткнет рот.
- Коль уж вы все равно идете на такой риск! может, подобрать кого-нибудь! помоложе? Молодые, правда, не очень к нам идут, но если как следует поискать!
- Ну уж нет! - возразил Кузьма Егорович твердо. - Возраст! Опыт! Знание жизни!
- О вкусах, конечно, не спорят, - развел Секретарь руками.
- Вот и условились. С валютой у нас, правда! - пустил Кузьма Егорович многоточие. - Сами знаете!
- Молодая, конечно, обошлась бы вам дороже.
- Ну?! - изумился Кузьма Егорович. - Порядочки! Впрочем, дороже, дешевле - это не так важно: я решил передать вам авторские права на мою последнюю книгу, вы назначите мадам достойное ее вознаграждение, а на остальное! На остальное, - продемонстрировал, что и ему не чуждо понимание комических ситуаций, - купите для СССР одноразовых шприцов, - и, взяв с подноса рюмочку ликера, многозначительно поднял ее в сторону Жюли, которая расплылась в счастливой улыбке.
Во Внукове-2 шел на посадку правительственный самолет.
Несмотря на то, что было уже поздно, темно, сеялся дождик со снегом (Москва резко контрастировала с солнечным, разноцветным Парижем), коллеги Кузьмы Егоровича по руководству страною стояли в должном составе, выстроившись в ряд, только разве шляпы надвинули несколько глубже обычного.
Самолет остановился, подкатили трап, отворилась дверь. Кузьма Егорович показался в проеме и демократично пожал руку стюардессе. Шеренга встречающих двинулась навстречу!
А видеомагнитофон крутился на запись: в большой сосредоточенности наблюдал за встречею по цветному японскому монитору седовласый человек, которому ассистировал некто помоложе. Кузьма Егорович здоровался, отвечал о самочувствии - вроде бы нормально, обычно, обыденно, а вместе чуть ли не с опаскою, и все норовил скоситься куда-то назад.
Который помоложе на раз усек странность поведения и, справившись с рядком мелких экранчиков, переключил кнопку.
На большой монитор снова вышел проем самолетной двери: сопровождаемая Равилем, показалась в проеме Жюли, вся обвешанная коробками, картонками, чемоданами, сумками.
- Ну, Кузьма Егорович!.. - по внешности добродушно погрозил Седовласый в монитор.
Кузьма Егорович уселся в огромный лимузин, в такие же рассаживались встречавшие. Завыли сирены машин сопровождения. Замигали мигалки. Кавалькада, мягко тронувшись, в мгновенье набрала скорость и, словно нечистая сила, исчезла за темным извивом шоссе!
Жюли ехала на заднем сиденьи "Волги" и смотрела по сторонам. Слева неслись черные кусты и деревья, справа - под маревом освещенного нижним светом неба - посверкивали окнами окраинные кварталы столицы.
- Moscou? - со всею доступной ей восторженностью спросила Жюли.
Равиль обернулся с переднего сиденья и, неестественно улыбнувшись, отрицательно мотнул головою:
- Тропарево.
- Oui, oui, - согласилась Жюли, однако, едва завидев очередной массив, спросила еще восторженнее: - Moscou?
- Востряково, - снова мотнул головою Равиль, улыбнувшись в меньшей степени.
- Moscou?
- Очаково!
У въездных ворот загородной резиденции Кузьмы Егоровича мрачно стояла группка людей с протестующими против засилья аппарата плакатиками. Тут же, на снегу, между сосен, расположился рок-ансамбль - змеи проводов тянулись во тьму.
Едва завидев в конце подъездной аллеи фары эскорта, лидер ансамбля кивнул товарищам и, прервав проигрыш, ребята запели уж-жасно абличительную - по моде текущего восемьдесят девятого - песню. Особенно старалась одетая шубкою девочка лет пяти.
Медленно вплыл в распахнувшиеся и тут же схлопнувшиеся ворота кузьмаегоровичев лимузин. Никита бросил гитару через плечо, не сомневаясь, что товарищи подхватят, и скользнул сквозь проходную: Кузьма Егорович как раз выбирался из машины.
- Неужто привез?! - полюбопытствовал Никита, сопровождая отца к дому.
- Клоун! - бросил отец на ходу.
- Машка-а! - заорал Никита через весь двор. - Марш домой! Гастроль отменяется. Дед няньку привез.
А Кузьма Егорович, войдя в кабинет и повернув пипочку выключателя, первым делом бросил взгляд на десяток бюстов Ленина, стоящих полукругом на невысоких книжных шкафах. Так он и знал: каждый из идолов был творчески обработан: на одном - рыжий парик, на другом - женские бусы, к третьему прилеплена какая-то медалька, кажется - шоколадная! Не раздеваясь, Кузьма Егорович принялся убирать кощунственные добавки.
- А что, дед, ты правда няньку из Парижа привез? - спросила стоящая на пороге девочка. - Я с папой на гастроль хочу!
Кузьма Егорович обернулся со строгостью.
- Пусть! - сказал. - Пусть я упустил твоего отца. Но из тебя - человека сделаю.
- А, может, лучше - тоже упустишь? - с надеждою поинтересовалась внучка, но Кузьма Егорович не обратил внимания на дерзость: откуда-то сверху звучал особый зуммер.
Не закончив даже с ленинами, Кузьма Егорович ринулся по лестнице, специальным ключиком отпер дверь и снял трубку с телефона, рельефный государственный герб на диске коего заменял сразу все цифры.
- Спасибо, - буркнул, послушав. - Прямо сейчас? - выказал удивление не удивление, недовольство - не недовольство. - Лады!
Ребята под соснами, укручивали провода, аппаратуру, упаковывали в РАФик с названием ансамбля по борту.
Жюли совсем было прокатила мимо, но Никита успел заступить машине дорогу, открыл дверцу, нырнул головою в салон.
- Вы, что ли? - ткнул в Жюли пальцем.
- Bon soir, bon soir, - заулыбалась Жюли.
- Да будь я и негром преклонных годов, - назидательно продекламировал Никита, - и то без унынья и лени я русский бы выучил только за то! Parler vous Franзais? - добавил с чудовищным акцентом.
- Mais certainement! - ответила обрадованная Жюли и затараторила по-французски: - Я так давно мечтала побывать в России! Glasnost! Pyeryestroyka! Gorbatchov! Я уже видела Москву издали - это производит неизгладимое впечатление!
Никита, отчаявшись переждать, закрыл ей рот ладонью, чмокнул в щеку, произнес:
- Любте Машеньку!
А Кузьма Егорович, плюнув на последнего ленина, стирал с него рукавом следы помады, когда в кабинете возник Равиль, кашлянул, привлекая внимание, скосил взгляд на часы.
- Ничего, - буркнул Кузьма Егорович. - Подождет, - и уж совсем неслышно добавил: - Не барин!
- Что-что? - спросил Седовласый у молодого своего помощника.
- Боюсь ошибиться. Щас, повторим, - и молодой заиграл на клавишах.
Завизжал звук, задергались фигурки на экране в обратном движении, плюнуло, щелкнуло, остановилось и снова поехало вперед с повышенным усилением звука.
- Не барин, - сказал Кузьма Егорович с экрана.
- Ага, - кивнул Седовласый. - Вот теперь - расслышал.
Равиль нетерпеливо переминался у открытой дверцы лимузина. Жюли стояла посереди двора, окруженная сумками, чемоданами, коробками.
- Надеюсь, - произнес Кузьма Егорович по складам на чудовищном французском, вычитав его из разговорника под мощным светом дворового фонаря, - что вам удастся найти деловой контакт, - и чуть подал вперед Машеньку, держащую деда за руку.
- Нам, - поправила Жюли и, показав на себя и Кузьму Егоровича, соблазнительно улыбнулась.
- Вам! - возразил Кузьма Егорович по-русски, подталкивая к Жюли Машеньку.
- Но мсье! - возмутилась Жюли. - При чем здесь она?! Я терпеть не могу маленьких детей! Я не знаю как с ними обращаться!.. - однако, Кузьма Егорович уже шел к машине:
- Совещание окончено!
Хлопнула дверца, лимузин исчез, двое разного роста стояли на заснеженном пространстве.
Жюли обдала Машеньку пренебрежительным презрением и принялась пересчитывать свои места - Машенька же составила крепкий снежок и послала в тетю. Жюли сверкнула гневным взором и пошла на девочку, которая подпустила ее поближе и только тогда побежала. Жюли не удержалась, бросилась вдогонку, но Машенька была вертче. Тогда Жюли тоже слепила снежок и кинула.
Со звоном осыпалось стекло. В дверях караулки вырос мент.
- Е-е-е! - высунула язык Машенька. - А я от тебя все равно сбегу: к папе на гастроль!
Намаявшись за день, Машенька заснула в своей кроватке, под плакатом, рекламирующим никитин ансамбль.
Жюли потихоньку притворила дверь детской и пошла на осмотр особняка. Комната открывалась за комнатою, лестница за лестницею! Повсюду висели и лежали дорогие ковры, стояла мебель, место которой, по-хорошему - в музее. Все убрано, вычищено, однако, странным образом ощущается отсутствие руки хозяйки.
В маленьком кабинетике второго этажа (Кузьма Егорович впопыхах оставил в скважине спец-ключик) стол был уставлен разноцветными, разноформенными телефонами.
Жюли сняла одну трубку - раздался гудок одного тона, другую - другого. Соблазнительнее прочих выглядел аппарат с гербом на диске. Жюли сняла трубку и с него. Гудка не было вообще - какие-то слова.
