Камиль Яшен - Xамза
- Отец, - горячо заговорил Хамза, - я никогда не позволю, чтобы из-за меня в вашу жизнь на старости лет вмешивался этот паук Миян Кудрат и выживший из ума Камол-кази!
- Чем нуждаться в справедливом казн, лучше самому себе быть судьей, сказал Завки.
- Вы правы, учитель, - согласился Хамза. - Мы сами должны найти выход и оставить в дураках всю эту свору.
- Не знаю, сынок, не знаю, - покачал головой ибн Ямин. - Это очень хитрые люди.
- Если я на время уйду из дому, то дом и двор ваш от этого не опустеют... Но зато хазрат поостынет в своем гневе, а к вам вернется ваше прежнее положение среди народа, больные снова начнут посещать вас, будут приходить родственники... Вы только не думайте, что я на самом деле хочу уйти из дома. Надеюсь, вы понимаете это.
- В словах Хамзы есть большая доля истины, - поддержал ученика Завки.
- Я уже много думал обо всем этом, - сказал Хамза, - и не один думал. Одному разобраться трудно.
- Кто же помогал тебе думать, сынок?
- Дядя вашей невестки. Он относится к нашим семейным делам, как к своим собственным. Он же наш родственник...
- Степан Петрович - человек мудрый, - кивнул Завки, - потому что живет трудом своих рук. К его советам нельзя не прислушиваться.
- Что же посоветовал тебе дядя моей невестки? - спросил ибн Ямин.
- Он считает, что я должен совершить паломничество в Мекку, - сказал Хамза.
- В Мекку?! - обрадовался лекарь Хаким. - Наш русский родственник хочет, чтобы ты увидел могилу Магомеда? Но ведь он же, насколько я понял, человек совсем не религиозный...
- Почему? - возразил Хамза. - Степан соблюдает посты, на православную пасху всегда поминает родителей.
- Это чужая религия...
- Атаджан, дорогой отец... Я не хочу вас ни в чем убеждать, но каждая религия, как бы она ни называлась, призывает человека верить в хорошее. И в этом все религии сходятся... Что вы думаете об этом, учитель?
- Я прежде всего думаю вот о чем... Хотелось ли вам когданибудь раньше совершить паломничество в Мекку?
- Конечно, хотелось. Как каждому мусульманину...
- В Мекку, Хамза, нужно идти, отвечая только очень сильному религиозному чувству. Иначе вы будете наказаны. Мекка - это самое святое, что есть у мусульманина.
Хамза опустил голову. Долго думал о чем-то. Потом твердо взглянул на Завки.
- Я вас понял, учитель. Спасибо.
- Когда Хамза был совсем маленький, - радостно улыбался ибн Ямин, - он совершил вместе со мной паломничество в Шахимардан и получил благословение святого Али...
- Кстати, из рук того же Мияна Кудрата, - усмехнулся Хамза. - А теперь он требует моего изгнания... Как все быстро меняется вокруг нас! Даже при жизни одного человека мир успевает перевернуться...
- Сынок, если ты побываешь в Мекке, - вытер ибн Ямин набежавшую слезу, - счастливее твоего отца не будет человека на свете.
- Но для этого, ата, вы должны выполнить одно условие.
- Какое же?
- Вы должны проклясть меня...
- Что?! - изменился в лице ибн Ямин. - Что ты сказал?!
- Вы должны будете проклясть меня, отец...
- Хватит! Перестань! Я и так из-за тебя хлебнул в жизни горя... Где ты видел мусульманина, который мог бы выгнать из дома невинного сына?
- Хош, успокойтесь, атаджан... Ложитесь на одеяло. Вот вам еще одна подушка... Отдохните. Не надо нервничать и изводить себя. Давайте соберемся с мыслями, подумаем вместе. Вы же сами всегда говорили мне, что в минуты гнева разум отказывается служить нам...
Ибн Ямин успокоился. Хамза сел рядом с ним, а Убайдулла Завки отметил про себя, что за то время, пока они не виделись, его ученик сильно изменился - стал сдержанным, проницательным, обходительным. Это был уже совсем не тот человек, который в зале военного собрания в присутствии полицмейстера Медынского обличал малопочтенного дельца от журналистики Каримбая.
- Отец, - спросил Хамза, - вы любите моего сына и своего внука Гияса?
- О, Гияс! - Старик прослезился. - Гиясджан, верблюжонок мой!... Как он похож на тебя в детстве...
- А дочь свою, Ачахон, любите?
- Кто же не любит своих детей?
- Тогда почему же вы не хотите избавить их от обед, которые могут обрушиться на них? Ведь это же в ваших руках... Все мы смертны, эта, придет время - аллах призовет вас, и вы тоже, увы, отдав свою душу всевышнему, избавитесь от всех земных мук... Но после этого все мучения, упреки, несчастья, унижения и оскорбления обрушатся на голову вашего внука Гияса, а ваш будущий зять, муж Ачахон, будет жить с дочерью человека, проклятого, "лишенного веры", "отверженного" и тоже будет растить "отпрысков шайтана"... Будут ли их приглашать, ваших внуков, на свадьбы и торжества, будут ли допускать в мечети, брать у них дочерей и отдавать им своих? Нет, ничего этого не будет, если стервятники Мияна Кудрата обрушат на вас свои проклятия...
- Так зачем же ты хочешь обрушить эти проклятия на себя?! - закричал ибн Ямин, задохнувшись от гнева и еще многих других неизреченных, но уже непереносимых чувств, хлынувших водопадом, упавших скалой на его сердце.
- Я ваш сын, я моложе, я все выдержу! - воскликнул Хамза. - Я не могу допустить, чтобы эти шакалы превращали людей в свою добычу... Я не позволю хазрату и его окружению судить моего отца... Я должен принять этот удар на себя...
Завки не отрываясь смотрел на Хамзу, на его искаженное судорогой внутренней боли лицо. Он был поражен глубиной переживаемой Хамзой страсти.
Хамза положил руки себе на горло.
- Отец! Учитель! - дрожащим, срывающимся голосом сказал он. - Я искал и не нашел правды в этом городе... Здесь растоптали мою любовь, здесь не признают мою жену, здесь хотят унизить мою семью... Я уйду, я пойду в Мекку, я буду искать убежище в других местах, я буду искать правду в дороге... Я покину свою родину, свой город, буду скитаться без угла и пристанища... Пусть судьба играет мною, пусть она бросает меня в чужие страны и дома... Я искал истину в мечетях и медресе и не нашел ее там... Буду искать истину в скитаниях...
Завки вдруг почувствовал свой возраст. Как ни удивлен был он неожиданным решением Хамзы отправиться в Мекку, что бы ни думал он, Завки, о первоначальных причинах, способствовавших принятию Хамзой совета Соколова (долгое отсутствие Хамзы в городе после случая на заводе, его желание оставить в дураках духовенство Коканда), внезапно он, Убайдулла Завки, понял, что ему недоступно то сложное, молодое и дерзкое, и какое-то новое, современное состояние Хамзы, в котором все эти причины существовали и каждая порознь, и в то же время и скорее всего все вместе, в едином и органическом переплетении друг с другом.
И уж если эта молодая дерзость и сложность недоступна ему, то она и подавно недоступна ибн Ямину. Но коль скоро в начале разговора он, Завки, взял сторону Хамзы, то теперь нужно убедить старика в заведомой правоте сына (молодость всегда права), свести отца и сына на одной позиции, которой они оба и держались бы в будущем при осуществлении варианта, предложенного Хамзой.
Нужно было только опустить разговор с тех высот, на которые поднял его Хамза, обратно на землю, к той житейской беде, которая угрожала семье и дому ибн Ямина.
Нужно было повернуть ситуацию от сложности состояния Хамзы к простоте и реальности угрозы со стороны духовников Коканда. Нужно было доступно объяснить ибн Ямину, как можно избежать этой угрозы.
- Вы меня извините, табиб, - начал Завки, - но мне сдается, что в такие тяжкие мгновения, как эти, для облегчения своей участи надо употребить хитрость. Миян Кудрат, запугивая вас, на самом деле хочет ловким ходом добраться до Хамзы. На это надо ответить тоже ловким ходом. Надо одурачить своих врагов.
То есть вы только для вида должны проклясть Хамзу, а он должен после этого, тоже только для вида, покинуть ваш дом. В действительности ваша взаимная любовь и привязанность останутся прежними. Ваши родительские и сыновние чувства не будут задеты. Этим самым мы и обведем вокруг пальца хазрата, который будет доволен тем, что исполнена его воля...
- А паломничество в Мекку? - спросил ибн Ямин. - Оно будет настоящим? Или это тоже только хитрость, тоже только для вида?
- Хитрость иногда одобряется и шариатом, - закинул Убайдулла пробный шар, ожидая, что ответит Хамза, и надеясь найти в его ответе разрешение своих сомнений относительно причин поездки в Мекку.
- Но с Меккой нельзя хитрить! - вспыхнул ибн Ямин. - Вы же сами сказали, что Мекка - это самое святое, что есть у мусульманина.
- Паломничество в Мекку будет настоящим, - сказал Хамза.
В день пятничного намаза в большую соборную мечеть Коканда, длина которой составляла сто пятьдесят шагов и которая имела колоннаду в девяносто восемь резных столбов-опор, рекой начали стекаться люди. Верующие шли со всех сторон, из всех районов города - из Лашкара, Таракчилик, Бешкапа, Галчаса, Галабаккалик, Тегирмана. Улицы и махалли сливались друг с другом. Многие приехали из окрестных кишлаков.
Присутствовали все имамы и муллы больших мечетей, учащиеся всех медресе. В воздухе как бы витала тайна, что-то должно было произойти... И уже ползло от уха к уху: сегодня за женитьбу на русской родным отцом будет проклят поэт Хамза.
