СНТ - Владимир Сергеевич Березин
Но эти привычки не помешали ему прикупить дом в нашем посёлке.
Мне, честно говоря, он сразу не понравился. К тому же у нас тут другие дела начались: одна дачница с ума сошла и всё ходила меж домами и рассказывала, как на Первомайском кладбище мертвецы встают и вещают нам скорую гибель.
Всем гибели не вышло, но сына моего действительно застрелили. История эта горькая, поэтому я прервусь и закурю.
Сын мой тоже не нашёл общего языка с тестем, слово за слово, рассорились они довольно быстро.
Так или иначе, сын мой поехал на разборку к цементному заводу, там его кавказцы и завалили. Приехали менты, штурмом взяли дачу моего нового родственника и свезли его в город. Но, как ты понимаешь, человек был непростой, у него везде оказалось мёдом намазано, не то что в моих ульях. Его скоро выпустили, но невестка моя к тому моменту уже тронулась умом. Всё говорила, что отец её сам убил моего сына. Я в это, честно говоря, не верил, но сам в жизни наворотил такого, что гореть мне в аду вечно. Видно, такое мне наказание.
Потом мне рассказывали, что мой сват пустился в бега. Товарищи его снабдили хорошей машиной и документами, но куда бы он ни ехал, всюду за ним следовала погоня. И под Курском, как раз в день Коренной иконы, случилось знамение – возникли на горизонте Кавказские горы, и среди них человек с закрытыми глазами.
К этому-то человеку и вела дорога моего свата. Как бы он ни петлял, как ни менял направление, всё равно попадал на федеральную трассу, что вела его к родным горам. Видно, много он там наследил, что мусульманский Бог вёл его на гибель.
Спрашивал я разных людей, что там вышло, да все рассказывали разное. Кто-то говорил, что во время той войны не первый, а второй наш президент предложил награду за одного террориста.
Два брата отправились на его поиски. Один из них привёз голову врага своему командиру, а за то получил звание Героя России.
Но второй брат был завистлив и убил и брата своего, и всю его семью. Но герой проклял брата так, что судьба его пошла вкривь и вкось, и нужно наказать всё потомство его, с которым, увы, я породнился.
Итак, остался я и без семьи, и без потомства. И тут началась седьмая история, а семь – счастливое число. Жил я так без перемен, пока не наступили сытые годы. Денег у меня оставалось достаточно, но тут мне позвонила тётка, о которой я совсем забыл. Она рассказала, что по завещанию одного человека, с которым моя мать сошлась после смерти отца, мне должна отойти некоторая собственность. Я поехал разбираться с этим делом и попал как раз на дачу, где ты сейчас сидишь.
Я сразу обратил внимание на названия дачных посёлков, это мне было знакомо своей причудливостью. Так люди, крепившие своим инженерным трудом щит Родины, называли множество своих изделий: «Астра» – что-то связанное с космосом, а не с цветами. Рядом стоял посёлок садоводов «Кентавр». «Кентавром», кстати, называли какой-то иностранный истребитель танков. Нашим бы, конечно, не разрешили так назвать садовый кооператив, но я видал и не такое. К примеру, по дороге сюда я проезжал мимо садового товарищества «Мосад».
Люди, с которыми я познакомился, оказались приличными, милыми, но только я начал расспрашивать о завещании, казалось, что они все ходят со слуховыми аппаратами и в них внезапно сели батарейки. Внезапно у них прорвало какие-то трубы в огороде, и они убежали из дома чинить порушенное.
Я остался в комнате наедине с их дочерью Машенькой.
Та, недолго думая, взяла меня за хобот, и очнулся я уже женатым человеком. Уж на что берёгся, а вот так вышло. Жена моя оказалась скульптором, и вот именно от неё тут фарфоровые головы и муфельная печь в углу мастерской. Печь оказалась мне большим подспорьем.
Но и тут произошло то, чего никто из них не ожидал. Дни моей семьи внезапно истончились, я оказался вдовцом, и только два моих друга навещали меня здесь на даче.
* * *
Сане было тепло, он слушал старичка в некоторой прострации. Ему стала безразлична судьба всех тех людей, о которых он слышал, но более того, его не тревожила и собственная судьба.
Рыжеволосый старичок меж тем продолжал:
– Да ты не волнуйся, ничего решать тебе больше не надо. Тут место особое, пасека. С пчёлами у меня не заладилось, а улья пустые стоят. Стоят не просто так, а в память о еде, то есть – над объедками, которые лежат под ними. Не кресты же над ними ставить, подумай. А так порядок, и счёт ведётся.
Но с тех пор как ульи стали множиться, так и место это заиграло. Участок повеселее стал, чудеса какие-то пошли.
Так что вот тебе, мальчик, последняя история от старого пасечника.
Я как-то выпил и пошёл на звёзды смотреть. Знаешь ли ты, что такое дачная ночь? Ничего ты не знаешь, она ведь полна летом шорохов, храпа стариков, шёпота подростков, вот где-то далеко проехала машина, а осенью, будто в бубен, бьют в землю яблоки, зимой звук, не сдерживаемый листьями, идёт далеко и далече, а по весне в темноте птицы отчаянно зовут суженых и шкворчат, будто уже попали на сковородку.
А сейчас тихо и можно смотреть на светила и все эти небесные плевки. Пояс Ориона, Кассиопея, все дела, звёздное небо над вами и нравственный закон внутри меня, но вдруг понимаю, что заблудился в десяти метрах от дома. Вроде грядка только что ощущалась под ногами, опирался на улей, а вдруг – всё пропало, вокруг одно гладкое поле. Понял, что я за забором, вот он, въезд в нашу «Пасеку», вон будка сторожа, в которой сто лет никто не сидел, а дальше – домик правления. Тут я про звёзды забыл, луна пропала, только кто-то хихикнул над ухом.
Думал я, что дети озоруют. Они у нас тут, говорят, хотели клад на кладбище искать. Но им родители тут же такой клад прописали, что теперь они и до голубятни не дойдут.
Я, когда примерялся, куда ховать отработанный биоматериал, нашёл тут медный самовар. Ну, думаю, отмою, начищу, будет он мне глаз радовать. Так он у меня в руках развалился, только палец порезал.
Проклятое тут место.
Пытался
