Что за девушка - Алисса Шайнмел
На День святого Валентина я зашла слишком далеко и поехала в больницу.
Тогда я не боялась, но сейчас мне страшно — от того, что я могла с собой сделать, от того, что я могу сделать, от того, что я хочу сделать. Тогда я была так уверена, что у меня все под контролем, была убеждена, что никогда не окажусь в числе тех несчастных, из-за которых так сложно определить уровень самоубийств среди тех, кто режет себя, — потому что я поехала в больницу.
Но мне нужно было туда, потому что несчастный случай уже произошел.
И сейчас я понимаю, как мне повезло, что я была в силах доехать до больницы.
К тому же то ночное происшествие нельзя назвать случайностью. Я хочу сказать, я не собиралась резать так глубоко, что могли понадобиться швы, но планировала зайти дальше, чем раньше. Тем вечером я знала, что Тесс на свидании с другой девушкой, что Майя на свидании с Майком, что мама с папой на свидании — а я дома одна. Я резала так глубоко не для того, чтобы посмотреть, что будет. Я резала глубже, потому что мне нужно было резать глубже. Мне нужно было, чтобы болел порез, а вся остальная боль ушла на второй план.
А теперь вся остальная боль оказалась на переднем плане.
Если бы у меня было что-то острое, не знаю, как глубоко я бы порезалась. Может, сразу до кости. Может, до костного мозга, как те люди, о которых я читала, про которых я думала, что они больны гораздо серьезнее, чем я.
Может, я больна так же, как и они. А если еще нет, у меня все впереди — через какое-то время. То, что я так далеко зашла на День святого Валентина, означает, что с тех пор, как я впервые порезалась, все становилось только хуже.
Внезапно кто-то осторожно кладет руку мне на локоть. Кто-то аккуратно ведет меня подальше от толпы. Кто-то направляет меня к полоске травы за треком, по пути к парковке. Кто-то помогает мне сесть на землю, говорит опустить голову между колен. Кто-то тянется ко мне в карманы, берет меня за руки, держит их так, чтобы они не тряслись.
Кто-то говорит:
— Дыши, Джуни. Просто дыши.
Майя.
— Ты справишься.
Почему она мне помогает? Я так ее обидела. Но она мне соврала.
Вранье есть вранье. Так говорит папа.
Может, папа не прав. Может, папа понятия не имеет, о чем говорит.
— Ты справишься, Джуни, — повторяет Майя.
Я качаю головой, потому что не могу справиться. Справиться со слезами. Справиться с мыслями. Справиться с легкими, которые отказываются дышать.
— Прости меня, — выдавливаю я из себя. За что простить? За то, что вчера наговорила? За то, что демонстрация полностью вышла из-под контроля? За то, что и вполовину не так сильна, как Майя, которая смогла собраться, чтобы не развалиться на части, чтобы высказаться? За то, что я такое ничтожество.
— Просто дыши, Джуни, — снова говорит Майя. — Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Она кладет мою руку себе на грудь, чтобы я чувствовала ее дыхание. Я пытаюсь повторять за ней.
— Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Я киваю в такт ее словам. Сердцебиение успокаивается. Я начинаю дышать ровнее. Майя вытирает слезы с моих щек.
— Получше? — спрашивает она.
Я киваю, хотя дышу все еще учащенно. Зато дышу.
— Со мной никогда раньше такого не случалось, — говорю я.
— Думаю, это была паническая атака.
Я снова киваю. Я мало знаю о панических атаках, но эти два слова отлично описывают то, что произошло.
— Можно поехать в больницу, — предлагает Майя, но я качаю головой:
— Мне уже лучше.
— Ты уверена?
Майя очень встревожена. Даже после вчерашнего она все равно обо мне заботится. Она все равно мой друг. Я делаю еще один глубокий вдох.
— Нельзя было бросать тебя вчера у Кайла. Прости меня, пожалуйста.
— Ты тоже меня прости. Надо было рассказать тебе о Хайраме.
— Я тоже кое-что скрывала. — Я открываю рот, чтобы рассказать о таблетках, но, прежде чем успеваю произнести хоть слово, раздается еще один голос:
— Что тут у вас?
Тесс. Мальчики всегда бегут первыми. У нее есть время.
— Ты такая молодец, Майя, — добавляет она.
Майя помогает мне подняться. Я чувствую, как она пожимает плечом:
— Я просто сказала правду.
— Там забег начинается, — замечает Тесс.
— Они серьезно собираются допустить Майка после всего, что случилось? — спрашиваю я.
Тесс качает головой:
— Я не уверена. Если собираются, мы можем попытаться помешать. Девочки готовы.
Я смотрю в глаза своей бывшей девушки. Ее волосы стянуты в тугой пучок, как всегда перед забегом — только тогда она пытается их как-то усмирить. На ней розовая кофта, но снизу — спортивная форма. Утром она была готова бежать. В конце концов, она участвует в соревнованиях. Она может одновременно хотеть и протестовать, и победить в гонке.
Я вижу, как Тесс оглядывает меня. Мне не нужно зеркало, чтобы знать, что выгляжу я ужасно. На щеках следы от слез, кожа наверняка в красных пятнах, глаза красные, нос забит. Я все еще тяжело дышу, как будто сама только что бежала.
— Мы как раз собирались уходить, — говорю я наконец.
Тесс моргает. Она знает, что что-то не так, но никогда не видела меня такой — я и сама никогда не видела себя такой, — так что никак не может понять, что именно не так.
— Уходить? На тебя это не похоже, — неловко шутит она.
Я качаю головой:
— Вообще-то ты не знаешь, что на меня похоже, а что нет.
Эти слова прозвучали резче, чем мне хотелось (вечно говорю что-то не то), хотя почти не отличались от того, что сказала Тесс, когда бросала меня, и от того, что подумала я, вылезая из ее машины.
Может, Тесс никогда и не любила меня. Может, она попросту не могла.
Тесс открывает рот, чтобы ответить, но я ее опережаю:
— Но ты не виновата. Дело во мне.
МАЙЯ
Я веду Джуни к маминой машине. Спрашиваю:
— Ничего, если поведу я? Ты все еще выглядишь довольно… — Я медлю:
