Шум - Рои Хен
– Скатерть!
Она ставит бокалы на пустой стол, начинает выдвигать ящики и рыться в кухонных шкафах. Библии, может, и нет, но скатерть-то наверняка должна быть в этом доме.
Ципора опускается на четвереньки, вытаскивает старый миксер и липкий тостер. Засовывает голову в шкафчик, и тут в дверь звонят.
– Эй! – Она распрямляется, потирает поясницу и медленно встает. Звонок не утихает. – Что за пожар! Иду же, иду!
Прежде чем открыть дверь, Ципора делает глубокий вдох и проводит руками по белому льняному платью. Первой входит Габриэла. Она обнимает бабушку, идет в гостиную и тут же утыкается в телефон.
– Красивое кашне, – хвалит ее шарф Ципора.
– Привет, мам, – говорит Ноа, но не обнимает Ципору.
Черные ботильоны цокают по желтым плиткам дома ее детства. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как она уехала отсюда. Тот же запах, думает она, запах старых книг и горечи. Ноа бросает взгляд на дверь своей комнаты, превращенной в кладовку, замечает, что потолок в гостиной пошел пузырями и осыпается от влаги.
– Где недо-доктор? – Ципора выглядывает в темноту лестничной клетки.
– У Нимрода небольшая температура, – объясняет Ноа, – поэтому он остался в постели, пишет завещание. Ипохондрик, как все мужчины. Ужасно душно тут.
Она решительно распахивает окно.
“Я приглашаю ее на шаббатний ужин, а она тут же принимается наводить свои порядки”, – думает Ципора, но сдерживается и ничего не говорит. Сегодня все-таки историческая встреча.
– Что происходит, мам? – встревоженно спрашивает Ноа. – Ты как?
– Я в полном ажуре.
– Ой! Вот только не нужно про полный ажур. – Ноа раздраженно тянет локон в рот. – Позавчера вся страна обсуждала тебя, и ты должна была выступать в вечерних новостях! Чтобы ты знала, если бы в конце концов ты не позвонила мне, я бы вызвала службу спасения. Я боялась, что ты сошла с ума, а когда ты пригласила нас на ужин в пятницу, поняла, что была права.
Какое-то мгновение Ципора сомневается, что переживет этот вечер. Старые склоки угрожают затопить квартиру. Она боится дочь и видит, что и Ноа боится ее. Габриэла тоже боится, но не того, что мама и бабушка поругаются, к такому она привычная, а того, что вырастет и станет похожей на них. Поэтому и прячется в телефоне. Ципора заглядывает и успевает прочесть вверх ногами, как внучка кому-то пишет: “Предстоит особо гротескный вечер…”
Ципора черпает надежду в лотке с фаршированной рыбой, заглянув в холодильник. Восемь оранжевых морковных глаз подмигивают ей, обещая, что все пройдет гладко. Она приготовила два подноса, один для Ноа и Габриэлы, а другой для Тами и Гайи. Ципора решила, что потом зайдет к ним и извинится за бардак, который учинила в кафе.
– Не могу поверить, – говорит Ноа, которая, стуча каблуками, следует за ней на кухню. – Ты сама это все сделала?
– Нет, – отрезает Ципора, – купила банки с дохлыми мышами, которых в супермаркете выдают за фаршированную рыбу, и просто переложила их в лоток.
– Ты умираешь? В этом дело? – Ноа в ужасе, глаза ее наливаются слезами. – Я серьезно, мама, у тебя рак?
– С чего ты это взяла? – Ципора переходит на шепот, чтобы не напугать Габриэлу, которая тем временем пишет: “Мегагротеск”.
Ципора расставляет на не покрытом скатертью столе белые тарелки и сияющие фужеры, раскладывает темные салфетки. Ей даже нравится, что нет скатерти. Так проще, а сегодня вечером все должно быть просто, потому что непросто у них уже было предостаточно.
Ноа замечает лежащую на диване книжку. “Глубже моря”. Она поразилась бы меньше, если бы увидела единорога. Ноа пребывала в полной уверенности, что никогда в жизни не увидит этой книги. Последний экземпляр исчезнувшего вида, один шаг до полного истребления, думает она и совершает поступок, смысл которого и сама не до конца понимает. Она незаметно опускает книгу в свою сумку из экокожи. Крадет ее. Через несколько дней, открыв книжку, она поймет, что все те ирландские поэтессы, которые на протяжении многих лет поздравляли ее с днем рождения, были не кем иным, как ее матерью. Ципора же обнаружит, что книга, которая каким-то чудом оказалась в почтовом ящике и которую она читала затаив дыхание, впервые сумев превозмочь желание немедленно истребить ее, исчезла так же внезапно, как и появилась. Ципора не станет ломать голову, куда делась ее книжка, ибо уже поняла, что не все в этом мире можно объяснить с помощью логики.
– Ты не готовила фаршированную рыбу сто лет, – говорит Ноа.
– Для кого я должна ее готовить? Для себя? – ворчит Ципора. – Ты же не считаешь нужным навещать мать, а Тами занята своей профессоршей.
– О, опять ворчишь на польском, – говорит Ноа. – Это успокаивает.
– Я еще приготовила картошку со сливками и укропом. Можешь пока открыть бутылку? Штопор вон там.
Ноа долго сомневалась, принимать ли приглашение.
– Твоя мать окончательно рехнулась, – сказал Нимрод. – Ты видела тот ролик из поезда? Просто жуть.
Поэтому она и согласилась. Последний шанс, прежде чем ее мать окончательно перейдет границу безумия. Ципора и вправду выглядит странной – спокойнее, чем когда-либо, даже мягкой, доброжелательной. И это напрягает куда больше, чем грубости, которых Ноа ожидала. Руки трясутся, она проливает вино.
– Ничего страшного, – говорит Ципора и промокает лужицу салфеткой.
– Мне это понравится? – Габриэла прячет телефон в сумку и показывает на рыбную котлету.
– Попробуй, – предлагает Ноа и проводит рукой по ее плечу, скорее не чтобы поддержать дочь, а чтобы опереться на нее.
Ципора кладет по две котлетки на каждую тарелку, добавляет картошку.
– Черт! Хрен! – взвизгивает она и бросается к холодильнику.
– Хрен? – переспрашивает Габриэла.
– Хрен, – кивает мать.
Рядом с хреном Ципора ставит на стол свечу с ароматом пачулей, которую много лет назад ей подарила Тами. У свечей вроде бы нет срока годности. Свет есть свет, а свет нужен всегда.
– Я решила, хорошо бы зажечь свечу, – неуверенно говорит она. – Шаббат все-таки. – Она зажигает свечу, прикрывает глаза и говорит: – Шаббат шалом.
А потом, вместо того чтобы приняться за еду, Ципора прикуривает от свечи.
– Ешьте, ешьте, я покурю и тоже присоединюсь.
– Габриэла, это официальное заявление, – произносит Ноа. – Бабушка сошла с ума.
– Приятного аппетита, – ухмыляется Ципора.
Ноа намазывает упругую котлетку толстым слоем хрена и вилкой располовинивает ее. Раньше Ципору бесило, что дочь не пользуется ножом, но теперь почему-то ей все равно.
– Божественно! – восклицает Ноа, и Ципора не может сдержать довольной улыбки.
Вкус детства наполняет рот Ноа, и она признает: это и вправду божественно. Рыба-морковь-хрен. Солено-сладко-остро. Ноа даже смущена,
