Истории Фирозша-Баг - Рохинтон Мистри
Весь в напряжении от волнения я пошел по летному полю. И убедил себя, что причиной объявшего меня легкого холодка был лишь порывистый ночной ветер.
Затем с красными от конъюнктивита глазами, с нелепой пузатой бутылкой глазных капель в кармане и с тысячью не до конца сформулированных мыслей и сомнений, путавшихся у меня в голове, я сел в белый самолет, который, рокоча, стоял на взлетной полосе. Я попытался вообразить, как на галерее для провожающих стоят папа и мама и смотрят, как меня проглатывает самолетное нутро, представил себе, как они утешают друг друга, еле сдерживая слезы (они обещали мне, что не будут плакать), пока я исчезаю в ночи.
Прожив почти год в Торонто, я получил письмо от Джамшеда. Из Нью-Йорка. Очень изящное послание с элегантного вида наклейкой, содержащей его фамилию и адрес. Он писал, что месяц назад был в Бомбее, потому что в каждом письме мать звала его приехать. «Будучи там, я посетил Фирозша-Баг и видел твоих родных. Рад слышать, что ты уехал из Индии. А Перси? Не понимаю, что его держит в этом безнадежном месте. Он отказывается признавать реальность. Во всех его усилиях помочь фермерам нет никакого толку. Там ничего никогда не улучшится. Слишком много коррупции – в этом все дело. Таков во многом менталитет гхати. Я предложил ему свою помощь в эмиграции, если он когда-нибудь передумает. В Нью-Йорке у меня теперь много связей. Но он сам должен решить». И так далее и тому подобное.
В заключение он писал: «Бомбей ужасен. Кажется, стал еще грязнее, у меня от всей этой поездки с души воротило. За две недели я был им сыт по горло. Как я рад, что уехал!» Закончил он сердечным приглашением в Нью-Йорк.
То, что я прочел, вполне соответствовало мои ожиданиям. Именно так мы все говорили в Бомбее. И все же мне было неприятно читать письмо Джамшеда. Меня удивило, что в нем скопилось столько презрения и недовольства, хотя он уже не жил в тех условиях. Может, он был зол на себя из-за того, что не получилось найти свое место в той реальности, как это сделал Перси? А может, причиной было бессилие, которое испытываем мы все, ошибочно считая слабость силой, и отвергаем то одно, то другое?
Я сел писать ему ответ с исключительной тщательностью. Очень вежливо поблагодарил за визит к моим родителям и за внимание к Перси. Так же вежливо я в свою очередь пригласил его в Торонто. Но заканчивать на этом мне не хотелось. Выходило, что я согласен с тем, что он писал о Перси, о его работе и вообще об Индии.
Поэтому я описал ему район Джеррерд-стрит в Торонто, который называют Маленькой Индией. Я пообещал, что, когда он приедет, мы посетим все тамошние ресторанчики и наедимся до отвала блюдами вроде бхельпури[159], панипури[160], батата-вада[161] и кульфи[162], приготовленными в точности как в Бомбее. Потом мы можем побродить по магазинам, где продают импортируемые в Канаду пряности и индийские пластинки, и, может быть, даже посмотреть индийское кино в кинотеатре «Наз Синема». Я написал, что часто бываю в Маленькой Индии и уверен, ему там понравится.
По правде говоря, я был в этом районе только однажды. И в тот раз очень быстро сбежал, испытывая крайнюю неловкость и стыд. Я спрашивал себя, почему все это не пробуждает во мне мысли о доме или хотя бы малейшую ностальгию. Но Джамшеду ни к чему было об этом знать. Мое письмо должно было дать ему понять, что, какие бы мысли его ни мучили, я их не разделял. После этого письма я долгое время не получал от него никаких известий.
Целыми днями я был занят. Ходил на вечерние занятия в университет Торонто, время от времени набирая баллы по философии, а в дневное время работал. Стал членом Зороастрийского общества Онтарио. Надеясь познакомиться с эмигрантами из Бомбея, пошел на празднование парсийского Нового года и на последующий ужин.
Торжество проходило в местном культурном центре, снятом по такому случаю. Время шло, и с ужасающей скоростью вечер стал походить на свадьбу в бомбейском «Кама Гарденс» с соответствующими сценами, звуками и запахами, то есть когда мы, парси, разговариваем громкими голосами, обнимаемся от души, пьем от души и едим от души. Это был обновленный, модернизированный «Кама Гарденс» без толпы нищих, ждущих у ворот, когда закончится праздник, чтобы зайти и забрать мусорные баки.
Мое членство в Зороастрийском обществе дало возможность получать приглашения на ужин в дома местных парсов. Многие из гостей на подобных встречах не относились к тем, кто могли бы стать завсегдатаями Маленькой Индии, скорее, они пошли бы туда с видом туристов, вооруженные набором охов и ахов, чтобы использовать их в нужный момент с таким видом, будто неожиданно открыли то, что на самом деле когда-то было частью их жизни.
Эти люди знали все о различных рейсах в Бомбей. Они оказались виртуозами трансатлантических перелетов. Если один спрашивал у недавно прибывшего оттуда: «Как вы слетали в Индию?», другой уже был наготове с вопросом: «Какой авиакомпанией?» И вечер превращался в собрание турагентов, подробно излагающих достоинства своих любимых авиаперевозчиков.
После нескольких таких чрезвычайно познавательных вечеров я уже знал, каковы мои шансы потерять багаж, если я лечу авиакомпанией А, что лучше всего кормят в самолетах авиакомпании В, а отправления вечно задерживаются в авиакомпании С (у этих, говорили мне, чувство времени и пунктуальность, как у гхати). Туалеты грязные и заблокированные в авиакомпании D (сама компания не виновата, объясняли мне, все дело в плебеях-пассажирах, которые летают этими рейсами).
О Бомбее говорили только в связи с походами в магазин. Оттуда привозили истории о подлых торгашах, пытавшихся обмануть покупателей, потому что нутром чуяли у тех изобилие иностранной валюты.
– Все они хитрющие. Бог знает, как они унюхивают ваши доллары, когда вы еще не успели открыть бумажник. А потом дурят вам голову, как любому туристу. Я им говорю (это уже произносилось на ломаном хинди): «Иди, иди, думаешь я не местный? Я проживаль в Мумбаи тридцать год, да, тридцать и только потом уехаль взаграницу». И тогда они начинали торговаться разумно.
Другие рассказывали, как они
