Истории Фирозша-Баг - Рохинтон Мистри
Наборы для моделирования самолетов дарили Джамшеду его разъезжавшие по свету дядюшки и тетушки, которые покупали их во время командировок в Англию и Соединенные Штаты. Казалось, что у всех, кроме нас с братом, имелись дяди и тети, охваченные страстью к путешествиям, и этот канал поставок из западного мира гарантировал Джамшеду бесперебойное снабжение иностранной одеждой, обувью и пластинками.
Однажды в субботу во время маминых расспросов Перси сообщил, что Джамшед получил оригинальный саундтрек «Моей прекрасной леди». Это была сенсация. Долгоиграющие пластинки в Бомбее относились к недоступным товарам, а те немногие экземпляры, которые привозили (контрабандой) частные лица вроде родственников Джамшеда, продавались на черном рынке за двести рупий. Я видел такие пластинки, выставленные рядом с иностранными духами, шоколадками и сырами на уличных прилавках вокруг фонтана «Флора».
Иногда во время облав полиция громила прилавки контрабандистов. И мне нравилось представлять, как однажды случится такая облава, а я как раз буду проходить мимо, и посреди окружающего хаоса и разгрома «Моя прекрасная леди», никем не замеченная, перелетит по воздуху и упадет прямо к моим ногам. Конечно, случись такое чудо, я мало что мог бы сделать, потому что у нас был всего лишь старый граммофон на 78 оборотов в минуту.
После напряженных переговоров, измучивших маму, Перси и меня, Перси все-таки согласился спросить своего друга, нельзя ли мне тоже послушать альбом. Договоренность была достигнута. И в ближайшую субботу мы отправились в дом Джамшеда. Дорога от Фирозша-Баг до Малабар-Хилл шла в противоположном направлении от той, по которой мы ходили в школу, и улицы автобусного маршрута были мне неизвестны. Вестибюль в доме Джамшеда был облицован мрамором, а лифт, взмыв вверх, плавно доставил нас на одиннадцатый этаж прежде, чем я успел перевести дух. Я хотел сказать Перси, что нам в Фирозша-Баг такой бы не помешал, но тут дверь открылась. Джамшед вежливо пригласил нас войти и, не теряя времени, поставил пластинку на вращающийся диск проигрывателя. Ведь за этим я и пришел.
После того как музыка закончилась, день тянулся долго и скучно. Я без всякого интереса смотрел, как ребята мастерят модель. На коробке было написано, что это «Сопвич кэмел». Название было мне знакомо по книжкам о Бигглсе, которые Перси приносил домой. Взяв крышку, я от нечего делать прочел, что этот самолет был спроектирован британским промышленником и авиационным инженером Томасом Октейвом Мердоком Сопвичем, родившимся в 1888 году, и стоял на вооружении во время Первой мировой войны. Потом следовал список деталей самолета.
Затем мы обедали, и Перси с Джамшедом разговаривали. Я был всего лишь ребенком – мне полагалось слушать. Они говорили о школе и школьной библиотеке, о тех книгах, которых там очень не хватает, и о гхати, которые в последнее время наводнили школу.
В наследованном нами восприятии реальности гхати вечно что-нибудь наводняли – нет чтобы просто прийти! Они наводняли банки, оскверняли святость всевозможных институтов и забирали себе наиболее востребованные работы. Гхати наводняли даже колледжи и университеты – дело и вовсе неслыханное. Куда ни посмотри – везде что-нибудь да наводнили эти проклятые гхати!
С большим стыдом я вспоминаю слово гхати. Слово-гнойник, источающее вонь ксенофобии. Оно предписывает значительной группе людей бессловесную роль кули и слуг навсегда и без всяких надежд на лучшее.
Во время одной из наших редких поездок на каникулы в Матеран[155] я еще ребенком безучастно наблюдал, как с огромным трудом кули грузит на себя багаж нашей семьи. Большой металлический сундук был водружен ему на голову, сверху – кожаный чемодан. Гигантских размеров дорожная сумка была повешена на левую руку, которую он поднял, чтобы удерживать груз на голове, а второй чемодан был взят в правую. Все это делалось с таким же вниманием и тщательностью, как если бы мы грузили багаж на телегу или на тачку. Главное – сохранить равновесие, чтобы ничего не свалилось. Затем этот худой, как скелет, человек посеменил к поезду, который должен был отвезти нас в горы. А там такой же человек-скелет ждал нас с рикшами. Автомобили были запрещены в Матеране, чтобы сохранить пасторальную чистоту этого места и обеспечить пропитание рикшавалам[156].
Много лет спустя я оказался в том же селении как член клуба пешеходных путешественников своего колледжа и карабкался с рюкзаком по горным склонам. Автомобили так и не были разрешены в Матеране, и каждый раз, когда мимо нас проносилась рикша в мелькании ног и колес, мы кричали сидевшему в ней человеку: «Капиталистическая свинья! Ублюдок! Нечего ездить на спине своего брата!» На мгновение озадаченный пассажир наклонялся вперед, не совсем понимая, в чем дело, а потом вновь откидывался на удобные подушки повозки.
Но эта манера бесцеремонного социалиста пришла ко мне гораздо позднее. Поначалу нам приходилось думать только о школе, школьной форме, оберточной бумаге для учебников и тетрадей, а также автобусе, на который надо было успеть утром. Помню, как Перси бушевал и кричал на нашу тщедушную гхатон[157], если это жалкое существо, подметавшее или мывшее пол, попадалось ему на пути. Мама тогда с гордостью отмечала: «У него характер, как у дедушки». Но потом отдельно выговаривала Перси, поскольку в те годы было очень трудно найти новую гхатон, особенно если предыдущая увольнялась из-за оскорбительного отношения хозяйского сынка и сообщала о причине своим знакомым.
Я никогда точно не знал, почему одни называли служанок гхатон, а другие – гунга. Мне казалось, что последнее название было призвано задобрить этих женщин: то, что все зовут их словом, напоминающим имя священной индийской реки, уравновешивало возможную грубость и дурное обращение. Но добрые старые времена, когда вы могли накричать на гхатон, пригрозить избить и спустить с лестницы, а потом ожидать, что она придет к вам на следующее утро, несомненно, прошли.
В старшей школе Перси и Джамшед учились в разных колледжах. Если они вообще встречались, то лишь на концертах Бомбейского камерного оркестра. Вместе с приятелем по колледжу Навджитом и другими ребятами мой брат организовал благотворительное агентство, которое собирало и распределяло средства для бедных фермеров в маленькой деревне штата Махараштра. Их целью было вырвать как можно больше этих несчастных из когтей местных кредиторов.
Джамшед проявлял очень поверхностный интерес к этому мало ему знакомому занятию Перси.