Ход королевой - Бернард Вербер
Пока она расправлялась с бутылкой, он засыпал ее вопросами. Потом протянул ей руку.
– Я доверяю своей интуиции. Хочу открыть вам глаза, мисс О’Коннор. Проверка никогда не завершится. Вы постоянно будете под наблюдением, вам никогда не начнут полностью доверять, иногда вам будут лгать, иногда вас будут предавать, иногда обманывать, но все это – условия приема в нашу маленькую семью действующих лиц мировой революции. Вы по-прежнему заинтересованы в этом?
– Я… Да, конечно.
– Раз так, то добро пожаловать.
Все-таки надо заранее понять, на что я подписываюсь.
– Один вопрос: где я нахожусь? В парткоме или в КГБ?
– В данный момент это совершенно неважно.
Она не скрыла удивления.
– Бывает так, что истинная власть не нуждается ни в имени, ни в звании, ни в мундире. Истинная власть неприметна. Истинная власть хранит тайну. Взять меня: мой авторитет проистекает из одного моего взгляда, внушающего уважение, и этого вполне достаточно. Настоящая сила не нуждается ни в том, чтобы ее видели, ни в том, чтобы ее проявляли. Исходя из ваших трудов для ИРА, я полагаю, что вы уже уяснили эту очевидность.
Этот персонаж и впрямь оказывал на нее гипнотизирующее действие.
Чтобы стать агентом, она прошла специальную подготовку. Из-за своей любви к коллективным действиям она охотно тренировалась. Тренировки проходили на секретной базе на Камчатке, где она постигала в обществе мужчин премудрости боя без оружия, использования ножа, оружия всех калибров и взрывчатки, вскрытия замков, устройства дистанционных ловушек. Ее научили манипулировать людьми при помощи психологии и секса. Больше всего времени она посвятила своей специализации – военной тактике и стратегии. Вечерний отдых состоял в хоровом пении русских песен и в бесконечных шахматных партиях с коллегами – до тех пор, пока глаза у нее сами не закрывались от усталости или от выпитого.
После приключений в ИРА зачисление в отряд (относившийся, как она все же выяснила, к КГБ) открыло ей глаза. Действия ирландских террористов в сравнении с профессионализмом русских выглядели любительщиной.
Она многому научилась и стремилась как можно лучше интегрироваться в отряд. Она уже говорила по-русски, думала по-русски, анализировала мир с точки зрения Москвы.
Верхом ее мечтаний было участвовать в тайной мировой войне, в которой русские, по ее убеждению, не могли не победить, – уж очень хорошо она знала о склонности американцев, европейцев, даже австралийцев к бесконечным проволочкам, об их эгоизме и трусости. Советский лагерь, наоборот, проявлял эффективность и прагматизм, подобающие будущим победителям.
Но при этом она не могла забыть о женщине, превратившей ее жизнь в кошмар. Одно упоминание о ней вызывало у нее бурный прилив адреналина, ускорение дыхания и сердцебиения.
Моника Макинтайр.
После обучения Николь посчитали годной для оперативной работы.
В апреле 1986 года ее отправили в Чернобыль с заданием как можно дольше сохранять произошедшее там в тайне. Николь О’Коннор была координатором и командиром пяти тысяч военных, окруживших город Припять и лишивших его жителей возможности бегства и связи с внешним миром.
Как объяснил ей Сергей, этот «небольшой инцидент» не должен был бросить тень на советские технологии в тот момент, когда СССР старался наладить экспорт своих ноу-хау в области строительства атомных электростанций нового поколения, флагманом которых служила станция в Чернобыле.
В итоге, оценив проявленные Николь организационные таланты и стратегическое дарование, в сентябре 1986 года ее отправили сюда, в Афганистан.
Она быстро проанализировала ситуацию на месте и убедилась, что так называемые афганские союзники ненадежны.
Но Николь О’Коннор смело принимала вызов. Победа вопреки всем трудностям была для нее сродни выигрышу в трудной шахматной партии. Даже будучи женщиной, тем более иностранкой, она легко утерла бы нос большинству советских офицеров, выпускников лучших военных училищ.
Неудивительно, что она быстро растет по службе. В свои 26 лет она уже дослужилась до звания капитана. На плечах ее зеленого мундира красуются погоны с красной полосой и с четырьмя золотыми звездочками.
Сейчас вокруг нее все громче вопят болельщики, перекрикивающие рев медведя и даже злобный собачий лай. В конце концов ее покидает терпение. Ее уже бесит толпа людей, до предела возбужденных зрелищем рвущих друг друга в клочья зверей.
Вряд ли, натравливая собак на медведя, можно защитить угнетенное человечество.
К ней подбегает человек в военной форме.
– Скорее, товарищ капитан!
– В чем дело?
– На наблюдательном пункте А75 происходит что-то странное. Вам срочно надо туда.
Николь проверяет, полон ли магазин ее автоматического пистолета «Макаров-9», и спускается по склону к своему мотоциклу-внедорожнику «Тула-ТМ3-5». Мотор мотоцикла издает рев, и она мчится на пункт А75.
Извилистые тропинки проложены через расселины, над крутыми обрывами. Через полчаса она прибывает, вся в пыли, на наблюдательный пункт, где дежурит солдат.
– Там! – он показывает пальцем.
Она приглядывается и видит вдали крохотные фигурки.
Моджахеды.
Она старается разобрать, что происходит в неприятельском лагере.
Это таджики, скорее всего, люди Ахмада Шах Масуда[16].
– Вызвать вертолеты? Они живо их покрошат!
Солдат держит наготове рацию, чтобы привести в исполнение свою угрозу.
– Не надо.
Солдат явно разочарован.
Она разглядывает его камуфляж, такой же, как у нее, но только с двумя звездочками на погонах. Он, оказывается, офицер, но всего лишь лейтенант.
– Ваше имя?
– Виктор Куприенко, 4-й парашютный полк, товарищ капитан.
Какой молодой! Наверное, мы с ним ровесники.
– Новенький? Ни разу вас здесь не видела.
– Уже три недели в стране, но в Панджшерском ущелье раньше не бывал.
Она удивлена тем, что такой молодой офицер очутился на передовой, да еще в таком опасном месте.
– Так как насчет вертолетов, товарищ капитан?
– Сначала понаблюдаем, потом подумаем и только потом начнем действовать.
Николь приказывает лейтенанту оставаться рядом с ней и внимательно следить за противником. Она чувствует, что он весь дрожит.
Как ему не терпится! Спешит проявить свой героизм. Такие гибнут молодыми. Пусть лучше живет, зачем такому красавчику умирать?
Они замирают, следя за лагерем таджикских моджахедов.
– Пора? – спрашивает Виктор Куприенко.
Заключение в тюрьме Лонг Кеш изменило мое восприятие времени. Мне все равно, сколько ждать: минуту, час, да хоть целый день.
Она не отвечает, пристально глядя в бинокль на склон горы. Внезапно в окулярах возникает столб пыли на тропе. Она подстраивает бинокль и различает десяток всадников в традиционных для моджахедов шерстяных беретах – «паколях». Они слезают с лошадей и здороваются с другими таджиками. Один из них снимает с седла большой ящик, сдергивает с головы «паколь», встряхивает длинными иссиня-черными волосами. Женщина!
У
