Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
пройтись в трусишках и очках – это очень респектабельно! я же часть балетной труппы, гастролёр. на набережной торговали чебуреками, мороженным, газировкой – не могло быть нынешних павильонов ресторанных или магазинных, этой непрерывной торговли. наконец, повернув по внутренней своей карте направо, то есть уже на улицу Орджоникидзе окончательно, понял я что гостиница давно снесена и на её месте выстроена новая, европейского типа, как и предсказывала на переходе сочинская дама… даже не гостиница, а какой-то конференц-зал РМОУ. но место стеклянного выхода из нашей гостиницы – пространственную эту точку, я всё же нашёл. и хоть напротив тоже всё иное – никакого частного сектора с вьюнами и садами не осталось в помине, – сфотографировал локус-топос…
нет, теперь я охотно прощаю весь неизбежный тут прогресс и прорастание Центра – ресторан некий открытый, «Белые ночи», действительно не хуже уж турецких, переулок Морской (название тоже кажется новым), отсутствие автостоянки, вообще сбитый компас моего неустыжённого детства, собак бездомных нет тем паче… Пушкин-памятник-небольшой средь сосенок – не было, конечно. но вот спуск этот плитчатый к морю, пандусы – он-то был! но почему не помню? да ясно почему: занят был одним лишь морем, и оно только мне главный современник – глядит весело и всё ещё манит.
говорят: не суйтесь позже туда, где были счастливы, не смазывайте красок. так ведь какое там счастье?! я же в последний день перед отлётом решил накупаться впрок – и нырял уже с переворотом беззаботно так, что нахватал обоими ушами воды. увёз-таки «сувенир»: в самолёте уши заложило так, что практически ничего не слышал, особенно на посадке. пришлось остаток лета мучиться, и в итоге делать прокол в Филатовской больнице, с тех пор правым ухом слышу хуже немного.
встреча внезапная двух заблудившихся в прошлом коммунистов: салют, Морис Торез! (о гибели бюста которого в ходе подготовки к олимпиаде-2014 писали сочинские экологи). нет, его просто перетащили зачем-то сюда из действительно разрушенного дома отдыха его имени. старый постамент сломали, но на новом написали – что государство защищает. хочет – и переносит. впрочем, Морис иронично глядит на это всё. почему именно сюда? видимо, чтобы узнали курортные иностранцы или делегаты-посетители загадочного РМОУ – ихний же он, пусть радуются.
а вот человека с дельфином помнить обязан – моего времени монумент, но не помню… видно, вытекло из ушей вместе с той злосчастной водой.
ну, а чёрный памятник Ленину на площади искусств как я мог забыть? он-то не новый, пятидесятых, поди, годов. всё как во сне – город и похож на себя, и нет… вот же – в двух шагах от бывшей гостиницы памятник-Ильич. и такой парк, что был и тогда, и Художественный музей даже вон, а вовсе не казавшееся окраиной место!..
но нет – упрёки такие детям бесполезно делать, слать прошлому себе. мозаика яркостей, фрагменты-шажки взросления, прогулки в общество, радости от мгновенного – хотя сам процесс гуляния с тётей и мамой, по набережной и около, горячие грузинские взгляды я помню хорошо, вспоминаю. я в болгарской маечке с модными, как мне казалось, розовыми надписями «газеткой» – «Теннис-Теннис». шли действительно туда, левее, к Театральной площади, но карта за те две недельки не сложилась… длинноногие кабинки для переодевания, галька, пляжные блохи, которых зовут песчаными, но они почему-то и на гальке живут… другое вИдение. и совершенно не помню я портовой косы-загогулины справа!
это был именно островок, в котором я плескался, большего не хотелось, – а теперь, видя целое, я как бы выравниваю тот перепад давления-яркости-впечатлений. вмонтирую времячко своё во Время общее тут проросшее. расти, Сочи, вокруг моего «Фестивального», вращайтесь, человек и дельфин по часовой стрелке, только берегите уши новых детишек, не пускайте нырять с замшелого волнотормоза!
…строгая врач в Филатовской перестраховалась: не была уверена, что перепонка раздута именно воспалением, проколола «на всякий случай». назад с мамой шли по Садовому, мимо витрины иностранных авиалиний на посольском сером особняке – я специально задерживался там, можно было теперь всё. разглядывал головастый «Боинг 747» – на нём-то впервые и полетал вот, прилетел во Вторые свои Сочи, на нём же улечу… Алекс-шофёр обидчиво шутил при неправильном упоминании города, в неверном числе: Сочей много… у меня так и вышло. минимум двое.
Музей-квартира элиты-перерожденки
(очерк)
попасть в квартиру старухи было непросто. говорили, она жена какого-то ещё советского то ли министра, то ли партийного бонзы. квартиру её охраняют…
обалдеть – такой почёт да в наши дни! на Арбате много квартир миллионеров, там могут быть максимум чоповцы. но тут-то не чоповцы, не скьюритИны, а Нацгвардия, в форме, наверное, и при оружии. неужели – по старой памяти? неужели все эти слухи из прохановского особняка на Комсомольском проспекте (где давно нет ни Проханова, ни его «Завтры») – правда? про то что режимы меняются, а государство остаётся. а значит – и государственная охрана…
что того же патриарха, хоть Ридигера, хоть Гундяева, охраняет ФСО – это известно давно, ведь церковь с государством давно срослась, где-то в 1997-м, когда выставили посты ФСО у ХХС. но тут – вроде не церковь… хотя, по слухам, у старухи гостил как-то именно Алексий Вторый, предыдущий патриярх, ночевал даже, с официальным визитом. что его туда заманило? да картины…
вот ответ – муж, человек весьма состоятельный по своим временам, имел не только тягу к живописи, но и вкус. использовал служебное положение, покупал и любовался…
в подъезд было сложновато попасть – слухи, опять же, убеждали, что где-то рядом всегда дежурит полицейская, как минимум, машина. ведь старуха завещала картины Государству – давно уже не тому, которому служил её муж, но… другого-то нет.
попав в подъезд, я не встретил проанонсированной охраны прямо на месте лифтёра – хотя столик, частично перегораживающий проход на лестницу, действительно имелся и даже казалось, что пост просто покинули ненадолго. стал подниматься по лестнице, чтобы не гадать с этажом (ведь забыл шпаргалку с цифрами). с каждой лестничной клеткой, на которой по четыре квартиры, и с резвым движением вверх – на меня наступали настроения и веяния пространства. казалось, так, немного впитавшимся в дерево табачным дымом и чуть более старокаменной лестницей, пахли: и 1920-е, когда тут в коммуналках, только что реквизированных экс-меблированных комнатах, и обустраивалась Советская власть; и 1930-е, когда напротив через бульвар уже строился Дом челюскинцев…
«неужели за одной из дверей рубежа экс-коммунального быта, в котором жили и Калинин, и Ворошилов в 1930-х, меня овеет той,