Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур
– Это Туту, он будет нашим водителем, – продолжал практиковать свой английский Мохаммед.
Туту, похоже, был каким-то братом или сватом Мохаммеда, без кумовства здесь не проходила ни одна сделка. Илюша хлебнул кофе и затянулся терпким сладким дымом. Море заиграло цветными бликами. Увидев прибывшую лодку, кошки заметались и заорали голосами сказочных сирен. Из тысячелетней стены в позвоночник перетекал вязкий, теплый мед, расползаясь янтарной лавой по всему телу. В ноздри тонкой струйкой внедрился запах гретой верблюжьей кожи, сушеных фруктов, кофейных зерен, взопревших человеческих тел, морской соли, кошачьей шерсти и раскаленных камней у причала. Илюша обмяк и тупо заулыбался.
– Что это? – спросил он араба.
– Гашишь э литл бит, ти был ту мач сирьозный, – ответил тот, мешая языки.
– В-вещь, – подтвердил Илюша, подняв большой палец.
В абсолютном счастье он просидел около трех часов, не отрываясь от Медины, которая, казалось, и была источником столь яркого наслаждения, вливая в него все новые и новые струи блаженства.
– Как тебе подарок напоследок, – спросила Медина, – неплохо подсоединиться к вечности?
– Почему напоследок? – удивился Илюша, распластавшись крестцом и плечами по стене.
– Скоро узнаешь, – отвечала Медина, – скольких таких потерянных пасынков, ростков других цивилизаций я качала на своих каменных руках? Скольким глупцам обнажала истину?
– Страшно даже представить…
– Ты один из них… избранник… любимчик…
– Ээээй, Илия, стенд ап, диар френд, го хоум, туморроу биг экскурсионс! – прервал сладостный диалог со стеной Мохаммед, мелькая перед глазами белейшими зубами с обидным сколом посередине.
Он посадил Илюшу в такси, и только в момент, когда Ленка, хлеща его по щекам мокрым полотенцем, плевалась едкими словами, тот пришел в себя.
– Че ор-решь? – изумился Илья.
– Где тебя мотало, я чуть с ума не сошла! Ты что, напился? – Гнев Ленке был к лицу, глаза ее блистали, румянец прорывался сквозь загорелую кожу.
– З-завтра в шесть ут-тра еду в Б-бизерту.
– С кем?
– С ар-рабами из М-медины.
– Ты с ума сошел? А если они тебя завезут незнамо куда, у них есть туристическая лицензия? У них есть водительские права? – возмущалась она.
– Н-не уверен.
– Я поеду с тобой, – сказала она тоном человека, идущего на верную смерть.
– В-валяй, – ответил Илюша и мгновенно отрубился, коснувшись мягких простыней на исполинской кровати.
Наутро они, злые и невыспавшиеся, стояли возле отеля в ожидании автомобиля. Воздух еще не проснулся, бездыханно висел над горами, нарисованными на горизонте огрызком сухой охры. Птицы не пели. Прошло полчаса, но за ними никто не заезжал.
– Как хоть их звали, твоих Сусаниных?
– Махмуд и Т-туту.
– Ту-ту? Реально? И ты им оплатил поездку вперед?
– Оп-платил.
– Какая наивность… – нервничала Ленка, – верить проходимцам без документов, без чеков…
Ее слова оборвало нарастающее рычание мотора, голубой «опель» годов эдак семидесятых сделал крутой вираж и остановился перед ступеньками, обдав их вонючими выхлопами. Из него выпрыгнул Мохаммед, одетый в блестящую синюю рубашку, черные брюки и черные же новенькие ботинки. Илюша выпучил глаза. Вчера, рассматривая грязные ноги араба с длинными, подвижными пальцами, он и помыслить не мог, что эти лапы способны поместиться в обувь.
– Господи помилуй! – отпрянула Ленка. – Да это модель Дольче Габбана в тунисском варианте!
Мохаммед протянул ей руку и обнажил красивейшие зубы со сколом наверху.
– У них же français – второй родной язык? – растерянно спросила она Илюшу.
Араб закивал и заговорил по-французски, целуя ее ладонь. Ленка, по образованию училка французского, разомлела и села с ним на заднее сиденье, забыв обо всем. Илюша плюхнулся в кресло рядом с Туту, облаченным в шорты по колено и майку-алкашку, прикрывающую только соски на огромном торсе. «Опель» прочихался и торпедой рванул по пыльной дороге. «Гугл» намедни уверял, до Бизерты – часа два, но Туту дорогу не знал, навигатор без интернета не работал, и Мохаммед пообещал, что путь будет небыстрым. Они часто останавливались, арабы подолгу выясняли маршрут у встречных водителей, дважды заезжали в грязные забегаловки с потрясающе вкусной говядиной на гриле, салатом и картошкой фри, трижды останавливались пописать. Ленка визжала, проезжая расколотые надвое скалы на фоне безоблачного моря, просила притормозить, сделать фото, причесывалась, прихорашивалась, искала лучшую точку. Мохаммед потакал каждой ее прихоти, и Илюше грезилось, не будь его рядом, эти двое из индустрии красоты занялись бы сексом на ближайшем же камне. На четвертом часу езды его вконец развезло. Он то и дело засыпал под монотонное завывание арабского радио, ронял голову на грудь, но любая кочка, дававшая пинка под зад «опелю», заставляла его снова приходить в себя и смотреть на часы. Переднее зеркало отражало счастливую Ленку на дальнем сиденье и совсем уж близко прильнувшего к ней Мохаммеда. Французская речь задействовала какие-то иные мышцы его лица, синяя рубашка кидала особый отсвет на темно-шоколадные глаза, и даже Илюша признал, что араб чертовски, безбожно хорош.
Наконец въехали в Бизерту, небольшой городок с пустыми улочками, белыми домами, православной церковью и огромным кладбищем моряков. Адреса никто не знал, а потому Мохаммед с Туту стучались в дома и спрашивали, где живет мадам Ланская.
– Мадам Ширинская? – переспрашивали везде. – Так она жила вон там, направо, в конце улицы.
– Нет, это не ошибка, именно Ланская, – уверял Мохаммед.
– Кто т-такая Шир-ринская? – удивился Илюша.
Арабы остановились в изумлении.
– Анастасия Ширинская, – стала переводить Ленка страстную речь нового тунисского поклонника, – это же ваша русская звезда! Дочь последнего мичмана, который до самой смерти поднимал на своем корабле Андреевский флаг. Ну, ваш царский черноморский флот из Севастополя в Гражданскую войну бежал сюда, в Бизерту. И здесь был навеки забыт, разбит морем.
– Пот-трясающе, – смутился Илюша. – Она до сих пор ж-жива?
– Умерла в две тыщи девятом, – перевела Ленка.
– Э-э-э-э! – заорал вдруг Туту велосипедисту на соседней улице, и они с Мохаммедом ринулись его догонять.
К счастью, водитель велика понял, о ком речь, и, следуя за его катафотами, старый «опель» подъехал к одноэтажному белому дому на краю города. Мохаммед открыл калитку и прошел внутрь по тропинке сквозь кусты цветущего гибискуса. Через пару минут он вернулся, сияя, как натертая лампа Аладдина.
– Это дом мадам Ланской-Эгриб!
В темноте небольшого коридора Илюша споткнулся и задел книжные стеллажи, которые тянулись вдоль стены. Какая-то вазочка сорвалась с полки, но цепкий араб поймал ее одной рукой. Гуськом, друг за другом, они прошли в большую комнату, похожую на однушку времен СССР. Арабские красные ковры напоминали знамена, золотые вазы в каждом углу – пионерские кубки. Композицию завершала гэдээровская «стенка» с чешским хрусталем
