Трое - Георгий Иванов Марков
Это потому, что вот уже много лет государство дает нам деньги, а мы ему отчеты!
Позвольте мне спросить — кто из нас, здесь присутствующих, горел на работе, неделями не знал покоя, когда встречал трудности или терпел неуспех? Кто из нас оставался в лаборатории до полуночи? Это к тебе не относится, Ружицкий! Кто из нас жертвовал своими личными средствами для дела! Кто из нас болел из-за переутомления?
Должен же был явиться молодой человек, чтобы сказать нам, что все мы лжецы! По-моему это определение недостаточно полное! Мне просто стыдно сказать, кто мы!
Ни звука. Взоры потупленные, восторженные, ненавидящие. Гнетущая атмосфера.
— Да-а! — произносит кто-то. Горький голос.
Поднимается дрожащая рука Ружицкого. Он еле владеет собой.
Перед пораженной аудиторией раскрывается горькая правда. Ружицкий выливает всю свою муку. Надежды, стремления, планы, потом комбинации, компромиссы, карьеризм, звания, должности… Ружицкий плачет!
— Пытались убить самое хорошее в нас, молодых!
Добрый десяток ораторов самокритично завершает картину положения, царящего в институте. Некоторые говорят остро, грубо, и председатель, время от времени, апеллирует к выступающим соблюдать «нормы приличия», Ведь в зале сидят гости.
— Молчали бы лучше! — кричит ему с места Иван. — Не вам учить нас тому, что прилично и что нет!
Собрание продолжается.
«Нет ничего сильнее правды! — думает Иван. — Человек всегда должен быть с нею! Всегда! Чтобы не случилось, и как бы она ни была горька!»
21
Каждый шаг должен служить трамплином к следующему.
Младен
Новый бригадир третьего ремонтного участка спешит к корпусу управления. Он одет в простой серый костюм из дешевой ткани, купленный после серьезных размышлений над вопросом, как должен выглядеть бригадир в глазах других?
Кроме костюма, у него новый портфель и новые часы, которые очень ему нравятся, потому что блеск никеля придает его грубой волосатой руке необходимое достоинство. Точный отсчет времени совпадает с его желанием дорожить секундой. Он привык отмечать «сейчас два семнадцать» или «без двадцати девяти три», что в спокойной провинциальной атмосфере звучит вызывающе. С такой точностью Младен планирует работу в течение дня, сердится, если кто-нибудь его задерживает, наверстывает упущенное — борется за свои секунды, как за богатство, которое ему предстоит умножать, а не уменьшать.
Вот и теперь он прибыл на заседание технического руководства минуту в минуту. Ему предстоит первый серьезный и, может быть, самый важный экзамен с того дня, как он поступил на завод. В течение всего дня его мучали сомнения и беспокойство, ему очень хотелось прийти немного раньше, узнать кое-что, расспросить.
Но он воздержался. И хотя до последнего момента сомневался в успехе, все же он был готов встретить любую неожиданность.
На все, чего он добился на заводе до сих пор, Младен смотрел как на нечто обыкновенное. Опытные технические руководители, поглощенные каждый своей работой, не смогли вникнуть глубже в его намерения. Да и аршин-то у них маловат. «Дисциплинированный», «старательный», «усердный» — все это можно было бы отнести к двум третям рабочих на заводе.
Пришло время Младену показать, насколько выше стоит он всех этих традиционных оценок. Теперь он сразу, неожиданно, во всем блеске раскроет то, что накоплял долгими часами в своей комнатке на мансарде.
В зале заседаний, точно против кабинета директора, собрались бригадиры, начальники участков и цехов. Они поздравляют Младена:
— Младен, — говорит один из старых бригадиров. — Пошли мне на завтра своего сварщика, часика на три будет он мне нужен!
— Хорошо, — отвечает Младен. — При условии, что на три часа уступишь мне шлифовальный станок!
— Ого-о! — хмурится бригадир. — Коня, брат, за курицу просишь!
— Так оно! — отвечает Младен. — Твоя воля! — он знает, что тот «зашивается» и потому согласится.
Остальные слушают торг и смеются.
— Каков, а! — говорит кто-то.
А Младен думает:
«Как бы не стали завидовать после».
В дверях показался инженер. Он зовет Младена:
— Войди на минутку ко мне!
Младен пытается понять что-нибудь по лицу главного инженера. Напрасно. Что могут сказать бесцветное угловатое лицо, недоступно холодные белесовато-серые глаза. И резкий, с ровной интонацией, голос.
Притворяя за собой дверь, Младен видит удивленные лица сидящих в зале. Он знает — будут говорить о нем.
«Пусть! Волков бояться — в лес не ходить!»
Главный инженер, наклонившись над столом, быстро перелистывает какие-то бумаги, словно пытаясь вспомнить что-то.
— Я рассмотрел твое предложение о реорганизации порядка производства ремонта! — начал он отчетливым голосом, глядя в пространство перед Младеном. — Это своевременное начинание! Хорошо, когда у бригадиров, кроме рук, есть еще и головы! Поддерживаю предложение и считаю, что его нужно немедленно внедрить! Думаю, и другие руководители поддержат! Конечно, у меня есть кое-какие возражения относительно последовательности отдельных операций, но это не столь важно. Главное идея!
Младен сохраняет хладнокровие.
— Это только начало, товарищ главный инженер, — говорит он, — основа!
Главный инженер подозрительно смотрит на него!
— Основа? Что ты имеешь в виду? — Он ждет, чтобы Младен пустился в подробные объяснения.
— Многое! — говорит бригадир.
— Сразу виден организаторский талант! — Для главного инженера нет никаких сомнений в этом.
— Я просто сделал попытку, — скромно добавляет Младен.
— Хорошо, если б все делали такие попытки! Наверное, много читаешь, а?
— Мало.
— Вот книги, — говорит главный инженер, указывая на библиотечку за своей спиной. — Все здесь найдешь! Бери и читай! Если сумеешь организовать дело в бригаде так, чтобы работа шла, то можешь заходить сюда и в рабочее время! Скажешь, что идешь работать со мной. Так поступают в подобных случаях! — он не хочет, чтобы у кого-либо создавалось впечатление, будто он покровительствует бригадиру.
— Благодарю! — говорит Младен. Он понимает, что ему пора уходить.
— Доложишь свое предложение в таком виде! — и главный инженер подает ему листы бумаги со стола. — Должен предупредить тебя, будут недовольные, некоторые обидятся. Но это вполне естественно! Новое тем новее, чем сильнее на него ополчается
