Анатолий Алексин - Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов)
– И папу захватим.
– Он разволнуется. А впрочем…
Отец переводил взгляд с мамы на меня, будто спрашивал: «Правда ли это?..»
– А Лукьянов разве не знал? – уже вслух спросил папа. – Ты не говорила ему о Викторе Макаровиче?
– Говорила… Но не акцентировала на этом. Я знаю Лукьянова. У него свои принципы. Ставку надо было выбивать не ради определенного человека, тем более пенсионного возраста, а ради дела. Но ведь другой кандидатуры и не было!
– Идем к нему! – решительно заявил отец. И пошел впереди, хотя обычно в таких случаях нас за собой ведет мама.
У Лукьянова шло совещание.
– Я загляну… – сказал папа.
Секретарша как бы защитилась от него обеими руками:
– Ну, это уж на вашу ответственность!
Через минуту Лукьянов вышел в приемную.
Как я и предполагал, он был высоким, стремительным.
Лицо его было не просто приятным и открытым, как у меня на концертах, но еще и красивым. И загорелым.
– Что такое? – не здороваясь, спросил он.
– Надо вам рассказать… – начала мама.
– Это срочно?
– Да! – сказал я.
Он взглянул на меня с удивлением, но даже не спросил, кто я такой.
– Давайте!
Он распахнул дверь, которая была напротив его кабинета.
– В чем дело?
– Речь идет о художественном руководителе ансамбля, – сказала мама.
– Этот вопрос решен положительно.
– В том-то и дело, что нет!
– Как нет? Единица утверждена.
– Но персональное назначение… неверное, – продолжала мама. – Утвержден не Виктор Макарович, а другой человек.
– Ну, в такие детали я вникать не могу…
Тут произошло неожиданное: папа повысил голос.
– Нет, вы прекрасно знаете, что любой проект, любая машина состоят из деталей. И вы постоянно вникаете… Но и художественное произведение, и человеческая жизнь – все, все состоит из деталей!
– Директор Дома сообщил мне вчера, что Виктор Макарович сам решил отдохнуть. Что ему врачи запретили…
– Дебет с кредитом явно не сходятся! Он обманул вас, – сказала мама.
Отец передвинул письменный прибор на столе:
– Тот же самый директор Дома сказал, что Виктор Макарович – уже «пройденный этап». Это ваше любимое выражение. Но человек не может быть пройденным этапом! – Отец решительно вернул письменный прибор на прежнее место. – И вообще я должен сказать… Что значит «пройденный этап»? Наша с вами жизнь покоится на «пройденных этапах». Как на фундаменте! Не надо быть строителем, чтобы знать, что без фундамента здание рухнет.
Недавно я слышал что-то очень похожее. Но Виктор Макарович говорил о книге, а отец о фундаменте. Потому что был инженером.
Лукьянов папу не узнавал.
– А я держал вас за чересчур деликатного человека. Это мне нравится!
Отца многие считают чересчур деликатным.
«Ты немного недопонимаешь», – говорит мне папа в тех случаях, когда я вообще ничего не понимаю. Например, когда он помогает мне решать математические задачки. «Вот видишь, как у тебя все получилось!» – говорит он. А на самом деле все получилось не у меня, а у него. «Это не совсем так», – говорит папа, когда что-нибудь совсем уж не так.
Он умеет подсказать, вроде бы не подсказывая. Так бывает и с моими задачками, и со звонками Лукьянова.
– Вот видите, как вы отлично придумали! – говорит он Лукьянову по телефону.
– Это же ты придумал, – возражает мама, когда папа вешает трубку.
– Он и без меня все это знал.
– Знал бы, так не звонил!..
И возражает папа людям так, что, кажется, он просто дополняет их собственные мысли.
А тут он почти кричал. И на кого? На Лукьянова!..
– Разве можно не ценить людей, которые уже сыграли свою роль, выполнили, так сказать, свою функцию? – продолжал папа. – Так, простите, и мать с отцом недолго вычеркнуть из памяти. Они ведь тоже выполнили свои функции: родили нас, подняли на ноги. Оглянуться назад – вовсе не значит отступить! – Лукьянов продолжал не узнавать его. – А Виктор Макарович мог бы еще долгие годы исполнять свою роль. Назвать его «пройденным этапом»?!
– Это не я назвал, а директор Дома культуры.
Лукьянов оправдывался перед отцом.
– Виктора Макаровича я давно знаю, – сказал он, – очень давно! Я пел у него в хоре.
– Вы… пели? – переспросила мама.
– Недолго. Певцом я не стал. Так что практически это не имело значения.
– Это не могло не иметь значения, – сказал папа. – Не надо делать вид, что мы появились на свет такими же, какие мы с вами сейчас. Все имело значение! Мы часто слышим: «Никто не забыт и ничто не забыто!» Разве это должно относиться только к военным подвигам? По-моему, ко всему доброму, что делают люди… Я это давно вам хотел сказать.
– Вот и сказали, – ответил Лукьянов.
– Но как же, если вы пели… можно было не позвонить Виктору Макаровичу? Не проверить?.. – спросил отец.
– Вы знаете, какие сейчас напряженные дни! – ответил Лукьянов. – У меня на календаре… там, в кабинете, записано: «Позвонить Караваеву». Хотел узнать о здоровье. В таком вот плане. Потому что директор Дома меня заверил… – Лукьянов зашагал по комнате. – Давно я не видел Виктора Макаровича. Должно быть, лет двадцать. В Дом культуры хожу главным образом на собрания. Времени нет. К сожалению… – Лукьянов остановился. – А он-то что же не мог о себе напомнить?
– Неудобно, наверно… напоминать, – сказала мама.
– У меня тоже одна голова! И в ней иногда не хватает места…
– Сердце в этом смысле гораздо вместительней, – уверенно сказал папа.
– Да, понимаю. – Лукьянов сел за стол, на котором стояли целых три телефона. Он уже не был таким напряженным, стремительным. И хотя в кабинете у него шло совещание, он как будто не торопился. – Нехорошо получилось…
– Дирдом во всем виноват! – сказал я.
– Кто?
– Директор…
– Дирдом? – Лукьянов громко захохотал. – Это мне нравится! Очень подходит… Я думаю, еще не поздно переиграть!
Лукьянов нажал на кнопку. Вошла секретарша, и он сказал, чтобы она соединила его с Дирдомом.
Я думал, что Лукьянов будет кричать на Дирдома, стучать по столу. Но он не кричал.
Не поздоровавшись, он тихо и четко произнес:
– Вы ввели меня в заблуждение. Виктор Макарович мог остаться! – Дирдом что-то ответил. – Консилиум? – Дирдом опять что-то сказал. – Сейчас у меня нет времени. Потом я вникну во все детали. А пока отмените приказ… То есть как поздно?
Дирдом что-то объяснял. Ничего больше не сказав ему, Лукьянов повесил трубку.
– В сегодняшней вечерней газете будет заметка: «Из театра – в самодеятельность. Заслуженный артист приходит к детям!» Или что-то в этом роде, – сообщил он. И взглянул на часы. – Уже пять… Газета печатается.
– Виктор Макарович говорил: «Я счастливый человек: никогда не расстаюсь с детством!» Теперь, значит, придется расставаться… – сказала мама.
– Ни в коем случае! – Лукьянов поднялся. – Мы найдем другое место.
– Другого места для него быть не может, – сказала мама.
– А не вернуть ли его на прежнюю должность?
– Дирижером? Там ведь Маргарита Васильевна… – осмелился возразить я.
– Она вернется на свое прежнее место.
– Виктор Макарович не согласится.
– Почему?
– Я вам не могу… объяснить…
Лукьянов почему-то поверил мне.
– Надо пораскинуть мозгами! – По примеру отца он чуть не смахнул на пол письменный прибор. И обратился к маме: – Вы зайдите ко мне завтра по этому вопросу. – Потом обратился к отцу: – А вы зайдите сегодня. По поводу третьего цеха… Надо пораскинуть мозгами!
Он ушел к себе в кабинет, так и не поинтересовавшись, кто я такой. Может быть, он догадался?
– И все-таки я люблю его, – сказал папа. – Он – голова.
– А душа?.. – тихо спросила мама.
– И душа есть. Только ей некогда себя проявлять…
8Когда я вечером пришел к Виктору Макаровичу, он уже все знал.
– Откуда?.. – спросил я.
– Мне позвонил Петя Лукьянов.
Своих бывших учеников он называл так же, как называл раньше, когда они были детьми.
– Но почему же вы не сказали нам, что Лукьянов пел у вас в хоре?!
– Он сам об этом никогда не вспоминал… Я думал, что эта страница биографии ему почему-либо неприятна.
– Неприятна? Ничего подобного! Просто он не стал певцом. Значит, практически это для него не имело значения!
– Он был очень способным мальчиком. Не у меня… а потом. Побеждал на математических олимпиадах. Я на него не сержусь.
– А на этого певца?
– На Женю Наливина? – Виктор Макарович помолчал. – В ошибках учеников, вероятно, и учителя виноваты.
– Ну, уж нет! – возмутился я. – Только он виноват.
Только он! И еще Дирдом…
– Хорошо, что Маргарита Васильевна дирижирует хором, – неожиданно сказал Виктор Макарович. – Она все сбережет… Я уверен.
– Сбережет! Она сбережет! – закричал я. – А с этим художественным руководством… Лукьянов сказал: «Нехорошо получилось». Он хотел все абсолютно переиграть. Но опоздал…
