Анатолий Алексин - Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов)
По крайней мере у Димули характер остался тот же…
7После того, как мне стало ясно, что Виктор Макарович никуда не уйдет, я полюбил Маргариту Васильевну. А она, мне кажется, полюбила меня. Потому что знала, что это моя мама вспомнила про Дом культуры «Горизонт», где был детский ансамбль и художественный руководитель.
Раньше я не очень хорошо представлял себе, как Маргарита Васильевна разговаривает на обычные человеческие темы. В моем присутствии она произносила лишь те фразы, которые имели непосредственное отношение к репетициям или концертам: «Мы можем начинать, Виктор Макарович?», «Ты, Миша, произносишь фамилию Мусоргский так, будто это твой товарищ по школе. Никакого благоговения… С гениями так обращаться нельзя!»
И вдруг она изредка начала улыбаться, чего я раньше почти никогда не видел. А один раз даже потрепала меня за волосы. Я наклонил голову, чтобы ей удобнее было трепать.
Такое я получал удовольствие!
– А ловко ты это придумал – сорвать мой дебют! – сказала она. – Значит, ты любишь Виктора Макаровича?
– Мы все его любим, – ответил я и пристально на нее посмотрел. – А? Разве не так?..
Но она опять стала, как говорится, непроницаемой.
…В тот день у нас была репетиция концерта «Перелистаем страницы опер…». Эту программу придумала Маргарита Васильевна. Наши ребята становились то крепостными девушками из «Евгения Онегина», то охотниками из оперы «Волшебный стрелок», то свитой грузинского князя из «Демона», то казаками из «Тихого Дона»…
Все эти песни наш хор исполнял и раньше, при Викторе Макаровиче. Но Маргарита Васильевна объединила их все в отдельную программу. И сочинила пояснительный текст, который я должен был произносить.
Маргарита Васильевна объясняла нам, что нет, по ее мнению, профессии «певец», а есть профессия «артист».
Только артист обладает даром перевоплощения, которым все участники нашего хора обязательно должны обладать.
– Бывают не артисты, а исполнители арий. Вы не должны брать с них пример, – убеждала нас Маргарита Васильевна.
С тех пор, как Виктор Макарович ушел из хора, она все время ссылалась на него, цитировала то, что он говорил тридцать лет назад, и двадцать лет назад, и совсем недавно.
– Представьте себе, что нас слушает Виктор Макарович! – восклицала она.
Ребята представляли себе это, и Маргарита Васильевна хвалила их:
– Вот так… Совсем другое дело. Вы чувствуете?
«Должно быть, раньше она просто не хотела отвлекать наше внимание от Виктора Макаровича, – думал я. – И поэтому вела себя незаметно. Выходит, он действительно чуть-чуть преграждал ей дорогу?»
Особое внимание Маргарита Васильевна уделяла средней группе. Она даже высказала мнение, что Лешка может иногда запевать.
– Вот видишь, – сказал я Лешке. – Как хорошо, что вы не вовремя вступали на отчетном концерте!..
– Сознаться, что ли? – ответил мне Лешка.
– Я уже сознался. Так что запевай абсолютно спокойно!
У нас с Маргаритой Васильевной было хорошее настроение: мы ждали художественного руководителя.
Маргарита Васильевна требовала, чтобы программа на репетиции выглядела точно так же, как на концерте. Поэтому я выходил на авансцену, объявлял номера и произносил объяснительный текст.
Когда я объявил «Ноченьку» из оперы Рубинштейна «Демон» и сказал все, что нужно было, о поэме Лермонтова, которая «легла в основу», в Малом зале появился Дирдом.
– Я пришел, чтобы сообщить вам наиприятнейшее известие! – начал он. Испугался, что мы не поняли, и пояснил: – Если перефразировать реплику городничего из комедии «Ревизор». – Потом он гордо оглядел нас всех: – Только что я подписал приказ о создании ансамбля «Взвейтесь кострами!..». Он органично включит в себя вас, всю нашу хореографию и оркестр.
– Ура! – крикнул я. Меня поддержала средняя группа.
– Вы на репетиции, – произнесла Маргарита Васильевна, взглянув на меня.
– Продолжайте работать, – сказал Дирдом. И удалился.
– Маргарита Васильевна, разрешите мне выйти, – сказал я.
– Но ведь репетиция не окончена.
– Я должен выйти. Простите, пожалуйста…
Она сделала вид, что очень удивлена.
Я вышел из Малого зала и помчался по коридору. Внизу, возле кассы, был автомат… Я должен был сообщить Виктору Макаровичу о том, что мы победили!
Пробегая мимо доски приказов, я притормозил, остановился…
В центре доски висел новенький приказ по Дому культуры. Он сообщал о том, что создается пионерский ансамбль «Взвейтесь кострами!..». А во втором пункте было написано:
«Художественным руководителем утвердить Евгения Аркадьевича Наливина, заслуженного артиста республики».
– Ты что, уснул? – спросила меня уборщица, подметавшая коридор.
Я десятый или двадцатый раз перечитывал второй пункт приказа. Нельзя сказать, что я не верил своим глазам… Я не верил тому, что это кто-то мог написать, кто-то напечатать на машинке и вывесить в коридоре.
«Как же так? – спрашивал я себя. – Как же так?!»
Я без разрешения вошел в кабинет. Дирдом разглядывал афиши, висевшие на стене.
– Художественным руководителем должен был быть Виктор Макарович… – сказал я. – Это ведь было решено!
– Кем решено? – спокойно спросил Дирдом.
– Об этом все знали. И мама и я…
– Вы с мамой? – рассмеялся Дирдом. – Вы назначили художественного руководителя? Исходя из чего?..
– Виктор Макарович всю свою жизнь… Он сорок лет…
– Стаж работы – это еще не все, – ответил Дирдом. – Исходить надо из интересов Дома культуры. Заслуженный артист, всему городу известный певец, приходит к детям! Руководит нашим ансамблем!.. Неужели ты не понимаешь, как это прекрасно? Для афиши, для лица нашего Дома, для зрителей…
– Это невозможно, – сказал я.
– То есть как… невозможно? В коридоре висит приказ.
– А Наливин? Неужели он согласился?!
– Я ему объяснил. И он понял. В отличие от тебя… Искусство – жестокая вещь.
– Это вы – жестокая вещь! – сказал я.
Дирдом испугался. Наверно, у меня было такое лицо…
Он ничего не ответил, не выгнал меня из комнаты.
– Но ведь Наливин сказал, что не хочет работать с детьми. Я сам слышал…
– Он пошутил. Кто же не любит детей? Ты пойми… Виктор Макарович – это пройденный этап. Будущее – за Наливиным!
– Потому что он – заслуженный?..
– Заслуженно заслуженный! Как сказал Виктор Макарович, которого я уважаю не меньше, чем ты. К тому же и молодой! Или, как говорят, перспективный. На таком имени наш «костер» взовьется гораздо выше и ярче.
Очень довольный последней фразой, Дирдом как бы опять проглотил стакан сладкого морса и заулыбался.
– Но Наливин собирался идти туда, где учат… вокалу. Я сам слышал.
– На наше счастье, там не оказалось вакантного места!
– А Лукьянов?
– Откуда ты знаешь Лукьянова? – Дирдом внимательно взглянул на меня.
– И он согласился?
– Он всегда исходит из интересов дела. А откуда ты его знаешь?
Мне казалось, что ждать нельзя, что дорога каждая минута. Как будто речь шла о спасении тяжелобольного. «Надо разыскать маму и папу! Немедленно!..» – решил я. И выбежал из кабинета.
Бухгалтерия находилась на втором этаже управления строительства, а отец работал на третьем. Но я не только поэтому решил сперва побежать к маме. Престо я знал, что она-то уж не растеряется и найдет выход из положения.
И потом… в трудные минуты мама всегда умеет взять себя в руки. «Собраться», как говорит отец.
«Этого не может быть! – рассуждал я сам с собой по дороге. – Мама придумала все это ради того, чтобы Виктор Макарович… не уходил, не расставался с нами. Разве сможет Наливин?.. Но он согласился! А Виктор Макарович обнаружил у него голос… Наливин сам говорил. Называл учителем… Он, должно быть, не знает, что в ад попадают «предатели благодетелей». Люди, не помнящие добра… Но не в этом дело! Надо исправить… Пока Виктор Макарович не узнал!»
Нужен был пропуск. Я стал звонить снизу… Но телефон бухгалтерии, конечно, был занят.
И вдруг я увидел маму. Она шла как ни в чем не бывало, держа в руках пачку бумаг.
– Что случилось? – спросила она, заранее беря себя в руки.
– Вывесили приказ! Его Дирдом написал… Художественным руководителем будет Наливин!
– Что? Что?!
– Наливин… Он согласился! Дирдом ему объяснил, что это хорошо для афиши. А Виктора Макаровича… мы обманули.
– Не повторяй моей обычной ошибки. Не паникуй раньше времени!
На самом деле мама никогда не впадает в панику. Просто в последнее время она все чаще стала приписывать себе то, чего я, по ее мнению, не должен был делать. Маме кажется, что до меня быстрее дойдет, если я буду знать, что она испытала эти ошибки на себе самой и сама убедилась в их ужасных последствиях.
– Надо идти к Лукьянову, – сказала мама. – У него совещание. Но это неважно. Пойдем… Ты скажешь свое мнение от имени хора!
– И папу захватим.
