Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов
7
Пучеглазов явился на кладбище неожиданно. Пришел пешком, один. Он медленно, по-стариковски топал по песчаной дорожке, останавливался, читал таблички. Дрюня наблюдал его из окна своей комнаты, но не спешил выйти. Пусть походит, это полезно. Подумает о ближних, о себе, о смерти подумает, на погосте всегда думают о смерти…
Министр долго ходил между мертвыми. Многих он помнил, многих забыл, и еще больше имен никогда не слышал. Мертвые смотрели с эмалей укором тайны, жутковатой бестелесностью давних улыбок. Он наткнулся на слова, поразившие простой и вечной истиной: «Я дома, а ты еще в гостях». Министр медленно топал в глубь погоста, где еще сохранились старые надгробия. Возле круглой чугунной колонны он остановился и с трудом разобрал ржавые буквы: «Генерал-майор и кавалер многих орденов, герой Измаила Пучеглазов Илларион Захарович. Скончался на тридцать четвертом году…» Рядом: «Пучеглазова Глафира Порфирьевна, лет было восемьдесят шесть». Дальше в один ряд еще несколько Пучеглазовых: кавалеры, коллежские секретари, церковные старосты, мировые судьи, прасолы, купцы третьей гильдии… И их жены, дети. Гнездилище Пучеглазовых.
Министр никогда не интересовался своей родословной. А тут что-то защекотало внутри, зачесались глаза. Кто в Москве вспомнит, что он министр и кавалер? Никто не вспомнит. А тут родичи, земляки, все свои, хорошая компания. Здесь помирать надо! Пучеглазов с чувством поклонился своим предкам и, довольный, направил стопы к домику смотрителя.
– Дрюня, брат! – сказал он с порога. – Пучеглазовы – это не хухры-мухры! Пучеглазовы – держава, отечество! Я шел к тебе с грустными мыслями, а сейчас – прочь грустные мысли! Я хочу выпить с тобой, Дрюня, за наших славных предков.
Дрюня обнял брата.
– Так! На погосте душа работает. Выпьем, хотя я и не пью.
Тихон вышел из другой комнаты, поздоровался с министром и полез в холодильник.
Дрюня позвал Славика и с гордостью сказал Пучеглазову:
– Это Вячеслав Качура, твой племянник, а мой дорогой сынок.
Славик внимательно посмотрел на родственника и нырнул в свой угол.
Выпили по стопке водки, закусили маринованной килькой. Пучеглазов застонал от удовольствия.
– Божественная рыба!
Тихон засмеялся.
– Вы приходите в другой раз, я селедочки донской, рыбчика…
– Нет, кильки! Умоляю, только кильки!
Братья сидели долго, порядком захмелели. Пучеглазов расчувствовался и говорил без умолку. Дрюня поддакивал брату, чувствуя, что они стали душевно ближе.
– Тебе чаще на людях надо быть, – советовал он министру. – Потереться среди земляков.
– Знаешь, зачем я пришел к тебе? – перебил Пучеглазов. – Ты живешь бедно, в чужой хате, среди мертвецов… Иди ко мне жить, вместе с сыном. В отдельном флигеле, со всеми удобствами. Дарственную напишу.
– Спасибо, брат, не обижайся. Тут моя жизненная миссия до скончания дней. И жена моя возлюбленная тут лежит. Уклад менять не стану.
– Дело твое. Но помни о моем предложении, мало ли… А хочешь, машину подарю?
– Нет! – Дрюня рассмеялся. – В молодости накатался, у меня «опель» был.
– А что ты хочешь? Я все для тебя выполню! Говори!
Хмельной министр был в ударе, ему сильно хотелось сделать что-нибудь хорошее для брата. Прямо сейчас, здесь.
– Компьютер! – Славка стоял на пороге комнаты и восторженно смотрел на отца. – Скажи, пусть компьютер купит!
Дрюня покашлял извинительно и хотел сказать сыну, что негоже быть попрошайкой. Но министр горячо поддержал Славку:
– Компьютер!
Пучеглазов протянул Славке руку и крепко пожал ладонь мальчика.
– Завтра будет компьютер!
На следующий день шофер привез коробку и помог Славке установить компьютер на столе.
– А правда, что твой брат министром был? – спросил Славка отца.
– Правда.
– В Кремле?
– В Кремле.
Славка вздохнул, повинился:
– Я тебе соврал, что у меня был отец и что он в Кремле работал…
– Да ладно… Теперь можешь правду говорить: твой дядя министром был. Только этим не хвалятся.
– Да что я не знаю! Про отца врал, потому что достали: кто у Славки отец? Папа римский! Сейчас с какой стати мне врать?
Дрюня сгреб в охапку Славку и закружил по комнате.
8
Турки закончили работу, убрали вагончики. Как на вышитую скатерть, вышла старинная Александровская церковь! Вся огромная площадка пантеона ювелирно уложена из белоснежного мрамора. По периметру сшили ажурные золоченые решетки. Кинули прозрачный навес. Поставили сплошную стену с нишами из розового мрамора. Для погребальных урн. Вдоль стены резные скамейки из черного мрамора, с краю, из черного же мрамора, небольшая кафедра. В самом начале пантеона в мрамор вставлена найденная Дрюней надгробная плита братьев Ивана и Якима Загряжиных, печальных родоначальников Загряжска. С них начнет прирастать пантеон славными именами.
Первым в обновленной ограде перезахоронили загряжского казака, стовосьмилетнего деда Пахома.
За всю долгую прожитую жизнь дедушка был знаменит тем, что, будучи юнкером, отличился на высочайшем смотру. И на всю жизнь сохранил монарший подарок: пасхальное яйцо. Древнего старика пытались расспрашивать студенты, журналисты, краеведы. Любопытствовали, когда дед был моложе. Одаривали конфетами, вином, сигаретами…
– Каким вам запомнился император Николай Второй?
– Что вам сказал царь?
– Кто присутствовал кроме царя?
Белый, как лунь, маленький худой старичок блаженно щурился, открывал рот и пробовал голыми деснами откусить шоколадный батончик. Охотно отвечал слабым баском:
– Миколай с супругой под ручку. Генералы в погонах, народу много… А говорили… нет, не помню…
– А о Распутине слышали? Может, видели Распутина?
Дед тихонько качал головой, улыбался:
– Нет, распутства тогда не было…
Библейского старика рисовали художники, фотографировали. Туристов водили к дому, где жил знаменитый казак Пахом. Во всех краеведческих книжках и буклетах непременно рассказывалось, как на высочайшем смотру отличился юнкер Пахом, земляк из Загряжска, и царь Николай Второй лично вручил ему пасхальное яйцо и поздравил с праздником. По косвенным свидетельствам краеведы выяснили: царь поздравил Пахома именно со светлым Христовым Воскресеньем, то есть с Пасхой. Историки из местного музея навели справки в архивах. И точно: именно на Пасху проходил высочайший смотр юнкерских училищ. А юнкер Пахом еще маленьким мальчиком в Загряжске отличался… и т. д.
Дед Пахом был набожен, всю жизнь работал конюхом. Пел в церкви и читал псалтирь у покойников. Пережил четырех жен, восьмерых детей. В восемьдесят лет собрался помирать, сколотил себе гроб, вытесал крест из дуба. На кресте вырезал надпись: «Любил царя Миколая и Господа Бога». А взаправду помер только сейчас, на сто девятом году. Гроб с прахом деда Пахома выкопали из могилы и поставили у места нового захоронения в пантеоне на помосте, накрытом государственным флагом.
Мэр Кукуй поставил задачу
