Зови меня Яга - Ольга Шильцова
Щелчок – и на плите заплясали голубые огоньки. Я несколько раз включала и выключала горелку, завороженная простотой этого действия, прежде чем поставила, наконец, чайник греться. Взяла в коридоре пуховый платок, закуталась зябко – холод проник до костей, пока стояла на мосту неподвижно. Усмехнулась горько и поняла – справлюсь. Всё, что мне нужно, есть в книгах, бери, да читай. Люди просто забыли, как им повезло.
Нужно продержаться ровно год. Тогда станет ясно, можно ли верить словам старой Яги. Работу легко найти в городском морге, там вечно текучка санитаров, а остальное время посвятить учёбе. Допив чай, я взяла с тумбочки у пустой детской кроватки телефон бесплатной психологической помощи. Свою потерю я отгоревала давно, но мне нужно было поговорить с человеком, что не будет удивляться странностям речи – вспомнить, как звучит современный язык.
В институте моё рвение было воспринято с пониманием. Все думали, я так пытаюсь отвлечься, и были правы. Это был мой способ сохранить разум. Лечебный факультет с отличием, ординатура в хирургии. У меня не было ни мужа, ни детей, ни друзей, ни даже кошки. Только рвение к учёбе. Работы я не боялась и со временем заслужила уважение в местной больнице. Сначала моё тело было мягким и слабым, даром что моложе. Но долгие прогулки и клуб альпинизма со временем исправили ситуацию к лучшему. Дарья стала жилистой и выносливой, как Яга.
Единственное, чего мне порой не хватало – умения держать язык за зубами.
– Каждый человек важен, – рявкнула однажды я, услышав, как начальник распекает коллегу своей любимой присказкой – незаменимых людей, мол не бывает.
– Не лезь, Гаврилова, – осадил меня он, но никакого наказания не последовало.
Отпуск я всегда брала в феврале – неделя в самый непопулярный месяц, мне не отказывали. И каждый год я клала под подушку веточку рябины, чтоб хоть одним глазком побывать в своем тридесятом царстве. Я видела, как сын, выросший на редкость красивым юношей, оборачивается соколом. С радостью дождалась возвращения Первуши из Поднебесной – боялась, что останется там, с хитрым стариком Лю. Видела детей Василисы и свадьбу своей дочери, прозванной Марьей Моревной.
Очнувшись, торопилась записать увиденное – чтобы ни одна мелочь не ускользнула, не потерялась в памяти. Я знала, что это не просто сон. Веточка рябины неизменно исчезала, а вместо неё под подушкой лежал маленький предмет из другого мира – я бережно хранила эти свидетельства, понятные мне одной.
Но и без записей я помнила самый первый свой вещий сон – когда верила и не верила, что увижу родных. За окном бушевала февральская вьюга, но, едва голова моя коснулась подушки, я окунулась в тёплый август. Я была ничем и никем – незримым наблюдателем, лёгким ветерком, но я была рядом с ними. Птицелов стоял на коленях перед каким-то росточком, а бледная Марья, вытянувшись в струнку, кажется, едва сдерживала слёзы. Финист держал её за руку, но она словно не замечала брата.
– Ваша матушка жива – посмотрите. Её яблоня пережила зиму, хорошо цвела, листва крепкая. Яга далеко, но она жива. И любит вас.
Чтобы утешить детей все средства хороши, но возлагать такие надежды на крошечную яблоню, да ещё ожидать, что они в это поверят? Я скептически фыркнула, и Птицелов внезапно обернулся. Он смотрел мне прямо в глаза.
– Что там, отец? – встрепенулся Финист, но Птицелов ушёл от ответа:
– Ты пока не увидишь. Идите, проведайте Забаву. Она горюет не меньше вашего.
Радомир легко поднялся на ноги и быстрым шагом зашагал прочь. Я держалась рядом, изнывая от желания прикоснуться к нему.
– Побудь немного со мной, сельская ведьма, – сказал он хриплым голосом, опускаясь на землю посреди цветущего луга. – Прежде чем улетишь дальше.
– Ты видишь меня? Слышишь меня? – крикнула я, но лишь трава колыхнулась от дуновения ветра.
– Ты моя душа, – произнес Птицелов, глядя на плывущие облака. – Я не вижу и не слышу, но чувствую тебя. Ждал, придёшь ли, и вот ты здесь.
Внезапно он прижал к груди плотно сжатый кулак:
– Не плачь, слишком больно. Я позабочусь о детях. Лети, Яга. Щукины тоскуют по тебе, и Василиса тоже, хоть и не подает виду.
Глава 47
Симпатичный, высокий и плечистый ординатор вызвал закономерное оживление среди женского персонала в военном госпитале. При первой же возможности Ярослава утащили в курилку и принялись вводить в курс дела:
– Заведующая хирургией – зверь, ей лучше вообще на глаза не попадаться. Мы её так и прозвали – Яга.
– Думаю, с женщиной я всегда смогу договориться, – хитро улыбнулся и тряхнул кудрявыми волосами молодой врач, но девушка, стоящая перед ним, только глаза закатила:
– Та это ж не женщина, а чисто киборг! Как только всё началось, ну, понимаешь о чём я – перевелась откуда-то из Сибири и давай тут порядки наводить.
– Дарья Михайловна не злая! – пискнула из угла вторая медсестра. – Она строгая и…
Девушка замялась, подбирая слова:
– И справедливая!
На секунду в курилке повисла тишина, затем раздался дружный гогот.
– Ну ты сказанула! – улыбаясь, покачал головой новенький. – По крайней мере, в своём деле она спец, верно?
– Просто кому-то нравится кровь и блевотину подтирать, – протянула первая девица и тут же ойкнула, подпрыгнув от оглушительного хлопка двери. Явно хотела добавить что-то ещё, но вовремя осеклась: воистину, помяни чёрта – он и явится.
– Здесь каждый из вас будет приносить посильную пользу, – коротко стриженная худощавая женщина средних лет медленно подошла к собравшимся и внимательно посмотрела на практиканта:
– И поддерживать чистоту на рабочем месте, если потребуется.
Ярослав пытался отвести взгляд, но жуткие глаза разного цвета смотрели прямо в душу, гипнотизировали точь-в-точь как удав кролика. За окном каркнула ворона. Заведующая машинально глянула в ту сторону, и Ярик с облегчением выдохнул воздух.
– Рад с вами познакомиться, меня зовут, – начал было он говорить, но закончить фразу не смог.
– Чтоб через две минуты были на местах, иначе пожалеете, что на свет родились, – спокойно и от того пугающе сказала Дарья Михайловна и вышла.
– Говорю же, злая, как ведьма, – пробормотала Марина, прикуривая новую сигарету. – Ясное дело – ни мужа, ни детей, а поезд-то ушёл, вот она и бесится.
Остальные промолчали. Разговор больше не клеился.
В своем кабинете Дарья Михайловна устало потёрла лицо руками – макияж нельзя испортить, когда его нет. В полевом госпитале было меньше случайных людей и больше работы, но её слишком настойчиво попросили возглавить хирургическое отделение здесь, обещая лучшее оборудование, укомплектованный штат и любые необходимые медикаменты. От таких предложений не отказываются – и вместо наскоро развёрнутых шатров её снова окружали бетонные стены – и на работе, и в крошечной служебной квартире.
Дарья Михайловна подошла к столу и открыла выдвижной ящик. Для врача на рабочем месте там лежали довольно странные вещи. Обточенная морем галька со сквозной дырочкой у края, соколиное пёрышко, вышитый платок и серебряное колечко. Она нежно провела пальцем по каждому предмету, а затем достала холщовый мешочек с палочками корицы и поднесла к губам. Несколько глубоких вдохов – и силы вернулись вместе с душевным равновесием. Можно идти на обход. Её тревожил вчерашний пациент – совсем ещё молодой паренёк с тяжёлым ранением в брюшную полость. Оснований для опасений не было, но отчего-то хотелось присмотреть за ним лично.
– Всё будет хорошо, – сказала женщина, которую за глаза прозвали Ягой, одним движением захлопнула ящик и нанесла на руки спиртовой дезинфектант. Резкий запах ударил в нос, уничтожая тонкий аромат специй, но он означал безопасность и потому успокаивал. Дарья готовилась к новой битве.
На дежурствах день и ночь сливались в бесконечность под ярким искусственным освещением операционной. Время текло как река, превращаясь в прожитые года. Яга затаилась. Она терпеливо ждала, стараясь помогать людям насколько хватало сил и умений. Наслаждалась жизнью, нежась под горячими струями чистой воды в душе, растирая языком кусочек шоколада о нёбо, бесконечно слушая музыку и читая книги. Романтический интерес со стороны мужчин если и бывал, то быстро угасал,
