Океан на двоих - Виржини Гримальди
Мима без конца обнимала и целовала нас и говорила, как она нас любит. Теперь, когда я это вспоминаю, я думаю, она делала так потому, что знала, что будет вечером.
Когда мы вернулись домой, я побежала в ванную с криком «чур, я первая». Агата заплакала, ладно, завтра я пущу ее принять душ первой. Когда я вышла, дома были дядя Жан-Ив, тетя Женевьева и кузены. Я была рада, но недолго, потому что папа увел нас в комнату, где он жил, когда был маленьким, и сказал, что должен с нами поговорить, это важно. Он даже разрешил нам поесть конфет-ракушек, но я их не доела, потому что он все испортил. Это был хороший день, а теперь это день, когда папа с мамой развелись.
Тогда
Сентябрь, 1989
Агата – 4 года
Папа приходит за нами, но маме это не нравится. Они громко кричат, я затыкаю пальцами уши, чтобы их не слышать.
Мама говорит, что он плохой. А я думаю, что папа хороший.
Я ложусь в кровать к Эмме. Она толкается, но потом говорит: «Ладно», и я засыпаю с ней и светлячком.
Сейчас
5 августа
Эмма
19:43
Я не была здесь целую жизнь. Рынок Биаррица не изменился, террасы баров и рестораны переполнены семьями, парочками, коллегами и друзьями, которые перемешались в праздничном гомоне. Мы устраиваемся за высоким столиком, Агата спрашивает, что я хочу выпить, и идет заказывать в бар. По пути она приветствует двух человек, а официантка ее обнимает. Здесь ее территория.
– С ума сойти. Кажется, мне все еще двадцать лет, а ведь вот-вот стукнет сороковник.
– Не говори, мне уже перевалило.
Официантка приносит два бокала вина и закуски.
– За сестричек Делорм, – говорит Агата, поднимая бокал.
– За нас.
Повисает молчание. Сестра ест жареный козий сыр на шпажках, я налегаю на тартинки с утиной грудкой. Не понимаю, то ли нам нечего друг другу сказать, то ли надо сказать слишком много, и мы не знаем, с чего начать. В нашей истории дыра длиной в пять лет.
– У тебя есть фото Алисы? – спрашивает она.
Я достаю телефон и показываю снимок дочери. Агата берет у меня мобильник и прокручивает картинки:
– Она миленькая. Интересно, в кого бы.
– Наверное, в свою тетю. Предупреждаю, здесь сотни снимков.
– Ты сумасшедшая мать?
– Совершенно. Мне приходится сдерживаться, чтобы не съесть ее. Характерец у нее еще тот, она часто напоминает мне тебя.
Сестра улыбается.
– А Саша? Наверное, так вырос!
Я открываю папку со снимками сына и возвращаю ей телефон:
– Он только что отпраздновал свое десятилетие. У него уже мой размер ноги, и он дорос мне до подбородка.
– Как летит время… Они хорошо ладят?
– Прекрасно. Я боялась, у них же семь лет разницы, но старший защищает сестренку, а малышка обожает брата. Они иногда ссорятся, конечно, но у них прекрасные отношения. Надеюсь, надолго…
Агата пьет вино, потом закуривает.
– Нет ничего крепче отношений между братом и сестрой. Что ни делай, от общего детства так просто не избавишься, это сидит прочно.
Я не успеваю ответить, как высокий черноволосый парень без приглашения усаживается за наш стол и кладет свою лапищу на плечи сестры:
– Я уже давно на тебя смотрю, и мне обязательно надо задать тебе один вопрос.
– Еще тебе надо по-быстрому убрать руку с моих плеч, – предупреждает Агата.
– Ты воевала? – спрашивает парень на полном серьезе.
– Воевала? Нет, а что? – удивляется она.
– А то, что ты бомба.
Я сдерживаю смех. Реплика не из приятных.
Агата высвобождается и выпаливает ему в лицо:
– Проваливай, если не хочешь быть в первых рядах, когда рванет. Тик-так, тик-так.
Детина смеется, его нисколько не волнует, что та, на кого он нацелился, рассердилась.
– Ну же, будь лапочкой! – не отстает он. – Ты слишком классная, чтобы задирать нос. Как тебя звать?
– Моника.
– Очень приятно, Моника. Чем ты занимаешься?
– Я факир, я всегда сплю на доске с гвоздями, и у меня зад похож на сыр с дырками.
Я прыскаю вином. Парень больше не смеется. Я кладу руку ему на плечо, чтобы он заметил мое присутствие.
– Месье, вы не могли бы оставить нас в покое, пожалуйста?
– А, ну вот! – отвечает он. – Ты выглядишь не такой дурой, как твоя подружка!
Агата молчит, она знает, что я терпеть не могу скандалы. Я вижу, что она замыкается в себе, и опасаюсь, как бы она не сорвалась. Никто не обращает на нас внимания, и я бы предпочла, чтобы так было и дальше, но чувствую, что закипаю:
– Месье, моя сестра дала вам понять, что не желает с вами разговаривать. Так что будьте любезны, с вашими пятнами под мышками и харизмой мидии в садке, убраться отсюда подальше.
У Агаты отвисает челюсть. Типчик качает головой и недобро смеется.
– Я просто хотел оказать вам услугу, – презрительно фыркает он. – Вряд ли вас часто клеят.
Он разворачивается и растворяется в толпе. В эту самую минуту официантка ставит на стол два новых бокала. Агата поднимает свой:
– За сестер Делорм и мидий в садке!
Тогда
Январь, 1990
Агата – 4,5 года
У папы новая невеста. Мама не хочет, чтобы я называла ее мамой, но в любом случае у нее есть имя – Мартина. Она купила мне Барби «Феерию» в платье, которое светится в темноте, она хорошая.
У нее есть сын, его зовут Давид, он большой.
Папа сделал мне полку своей машинкой, от которой болят уши, и поставил на нее мои любимые книги – «Ягненок Альдо» и «Леопард Леонард». Он читает слова, а я смотрю картинки. У меня есть комната для меня одной, а у Эммы даже своя ванная.
Папа принес из магазина видеокассету. Это мультик про кролика по имени Роджер и даму с оранжевыми волосами по имени Джессика, которую похитил злой дядя. Я заплакала, тогда папа выключил телевизор, попросил прощения и сказал, что я еще маленькая, а потом мы играли в микадо.
Ночью мне слишком страшно одной, и я забираюсь в кровать к Эмме. Она больше ничего не говорит, я забираюсь к ней в кровать каждую ночь, когда мы у папы, она подвигается немного, и я могу спать.
Потом папа сделал нам сюрприз, мы пошли в такое место, где много собак в клетках. Папа прятал в кармане поводок, и дядя дал нам щенка, который нас ждал. Его зовут Снупи, он коричневого цвета, и я очень рада. Он смешной, Эмма говорит ему «сидеть», и он садится, хвостик у него все время двигается, и он ходит за нами повсюду, даже когда я иду делать пипи. Папа не разрешает ему залезать на диван, и мы с Эммой садимся на ковер, и папа тоже с нами.
Мне грустно, когда папа отвозит нас домой. Он все время говорит, но глаза у него мокрые. Я машу ему рукой – до свидания, – и он уходит, а мама открывает дверь и говорит, что скучала, и целует нас, и спрашивает, была ли там Мартина, и выбрасывает Барби «Феерию» в мусорное ведро.
Сейчас
5 августа
Агата
22:13
Эмма не захотела смотреть закат. Я и забыла, что она этого не любит. А у меня это одно из обожаемых зрелищ. Так же, как на закат, мне нравится смотреть разве что на Брэда Питта. Я столько раз видела «Легенды осени», что мое имя пора писать в титрах. Особенно люблю тот момент, когда Брэд, после долгих лет отсутствия, скачет галопом по грандиозным прериям Монтаны в сопровождении табуна диких лошадей. Я бы с удовольствием попробовалась на роль его кобылы.
– Я иду спать, – сообщает Эмма, открывая ворота дома.
– Уже?
– Дорога меня
