Девочки в огне - Робин Вассерман
– Декстер.
Она кивнула:
– Декс. Уже лучше. С этим можно работать.
* * *
Мы удрали из школы.
– В такой день нужны огромные дозы сахара и алкоголя, – сказала Лэйси. – Может, картошки фри. Ты со мной?
Раньше я никогда не сбегала с уроков. Ханна Декстер правил не нарушала. Декс же последовала прямиком за Лэйси, думая не про последствия, а про «заткнуть киску тампоном», и если бы Лэйси предложила спалить школу, Декс сразу взялась бы за дело.
Радио в ее видавшем виды «бьюике» ловило только средние волны, но Лэйси включила старую магнитолу «Барби», стоявшую на приборной панели. Звук она выкрутила на полную мощность: раздались безумные вопли маньяка, запертого в адском подземелье с отбойными молотками и электрошоком, но когда я спросила, что это такое, она ответила с благоговейным придыханием, явно считая эту какофонию музыкой:
– Познакомься с Куртом, Декс. – Она надолго оторвала взгляд от дороги, изучая мое простодушное лицо: – Ты и правда ни разу не слышала Nirvana?
Мне был отлично знаком этот тон поддельного изумления. «Тебя и правда не пригласили к Никки на вечеринку у бассейна?» «У тебя и правда нет часов „Свотч"?» «Ты и правда еще не целовалась / не мастурбировала / не сосала / не трахалась?» Конечно, на сей раз подразумевался не завуалированный снобизм, а невысказанная жалость, что я имела несчастье или глупость так низко пасть. Но от Лэйси я выслушала бы что угодно. Потому что приняла эту жалость как должное, потому что теперь и сама осознала, насколько немыслимо ни разу не слышать Nirvana, потому что почувствовала, как приятно ей распределить наши роли раз и навсегда: она – скульптор, я – глина. Там, в той машине, наматывая мили между нами и школой, между Ханной и Декс, между до и после, я больше всего на свете хотела ее порадовать.
– Ни разу, – подтвердила я и добавила, потому что того требовал момент: – Но это потрясающе.
Мы ехали вперед; мы слушали музыку. Лэйси от избытка чувств опустила стекло и принялась выкрикивать слова песни в небо…
В том «бьюике», древнем, хрипящем, загаженном птицами, я сразу же почувствовала себя как дома. Я влюбилась в него с первого взгляда, будто всегда знала, что он станет для нас убежищем – нашим общим убежищем. Что принадлежало ей, станет и моим. Его «бардачок», набитый ворохом дорожных карт, пузырьками с засохшим лаком для ногтей, магнитофонными кассетами, старыми обертками из «Бургер кинга», «аварийными» презервативами, замусоленными упаковками жвачки в виде сигарет. Его кожаные сиденья, пропахшие табачным дымом, хотя Лэйси, чья бабушка умерла от рака легких, старалась не курить.
– Он принадлежал одной ныне покойной даме, – объяснила Лэйси в первый же день. – Трижды делали химчистку салона, а все равно чертово корыто воняет куревом и подгузниками для взрослых.
Будто машина с привидением – мне нравилось.
Скоро я усвоила, что Лэйси прирожденный вожак. Она вечно придумывала какие-то поездки. Через неделю после нашего знакомства мы отправились в двухчасовое путешествие за бургерами в некую закусочную, совершенно идентичную той, которая находилась напротив нашей школы, где толпы уродов и уродок стреляли друг в друга картошкой фри, а в нас – похабными взглядами. Мы посетили: место высадки НЛО; митинг демократов, где притворялись фанатками Росса Перо[3]; митинг республиканцев, где притворялись коммунистками; могилу основателя известной компании Милтона Херши, где оставили подношение – фирменные шоколадные конфеты-«поцелуйчики»; автокинотеатр в стиле шестидесятых годов с билетерами на роликовых коньках; Музей биг-мака, оказавшийся полным отстоем. Главным поводом для вылазок служило само вождение. В тот первый день у нас не было ни цели, ни направления, мы просто наматывали круги. Хватало и движения.
Было в этот нечто восхитительно отупляющее: мы часами кружили по городу мимо одинаковых дощатых домиков и бетонных строений, полотно дня разворачивалось под колесами, и я пыталась представить, каким он ей видится, абсолютно идиллический Батл-Крик с его антикварными лавками и кафе-морожеными, пустынными витринами и проржавевшими табличками об изъятии банком заложенной недвижимости, с его воинствующим бахвальством, где каждая деланная улыбка, каждый гордо реющий флаг уверяли, что это настоящая Америка, исчезающая Америка, что мы – соль земли и цвет нации, что наш равнинный зеленый уголок Пенсильвании есть заповедный Эдем в современном мире, где царят насилие и грех, что местных матерей заботят лишь пироги и огородные посадки, местные отцы позволяют себе всего одну кружечку пива после обеда и никогда не лезут под юбку своим секретаршам, а сыновей и дочерей волнуют только ситкомы, и, невзирая на гормоны и открытые маечки, они понимают, что надо подождать. Когда случается ЧП и золотой мальчик сует себе в рот дуло и выбивает мозги на сырую землю, виноваты исключительно вражеские происки, или вредное влияние хеви-метала, или вербовщики-сатанисты, непременно вторжение извне, но никак не мы; когда приходит ночь, проще всего не замечать, чем занимаются дети в темноте.
Мне никак не удавалось посмотреть на свой дом ее глазами, как не удается посмотреть на собственное отражение, будто на лицо незнакомого человека. Вот чего я больше всего боялась: что Батл-Крик и есть мое зеркало. Что Лэйси, глядя на меня, увидит наш городишко и отвергнет и меня, и его.
– Ты никогда не думала смыться? – спросила я ее. – Уехать как можно дальше, просто потому что ты можешь уехать?
Я о таком и не помышляла, по крайней мере, до этого момента; я даже не умела водить.
– Хочешь? – спросила Лэйси.
Будто можно запросто превратиться в Тельму и Луизу и навсегда покинуть Батл-Крик. Будто нынешнее положение дел существует только потому, что я выдаю ему ежедневное разрешение. Будто я способна стать другой девчонкой, собственной противоположностью, достаточно лишь сказать «да».
Может, на самом деле все было не совсем так и истина открылась мне не вдруг, вспыхнув ослепительным светом. Может, потребовалось чуть больше одной поездки на машине, чтобы сбросить кожу Ханны Декстер и превратиться в Декс – оторву, которую хотела видеть Лэйси; может, пришлось тщательно изучить «нужные» рок-группы и правильный макияж, медленно и постепенно вживаться в разгильдяйство, фланелевые рубахи и армейские ботинки, краску для волос и волшебные грибы, осмелеть настолько, чтобы нарушить хотя бы парочку заповедей, но запомнилось мне по-другому. Да и было по-другому. Было вот как: я сделала выбор в пользу Декс прямо там, в машине. И значение имел только сам факт принятого решения. А остальное – дело техники.
– Поедем прямо и к полуночи будем
