Отрада округлых вещей - Клеменс Й. Зетц
— Они точно с ума сошли, — сказала моя соседка.
— Я пытаюсь улететь в Канаду вот уже девятый раз. И каждый раз одно и то же, — заверил ее я.
Она восприняла мою ложь как должное, негодующе кивнула и встала, но потом снова опустилась в кресло. Нам ведь предстояло еще дожидаться автобуса.
— Тут поневоле начинаешь сомневаться, что такая страна вообще существует, — продолжал я.
— Это уже переходит все границы, — промолвила она.
В автобусе я прислонился к оконному стеклу. Теперь я был послушен и управляем, мне можно было приказать все, что угодно. Усталый, безвольный заяц в поле. С красными глазами. В руке я держал сборник Акутагавы. Слоги, составлявшие его фамилию, спотыкаясь, перетасовывались у меня в сознании как придется. «Jeff is gravely unterzuckert yo»,[19] — сказал я себе. Пассажиры автобуса, теснясь, стояли вплотную друг к другу, чаще всего за один и тот же ремень держались две руки. Еще не стемнело. Который уже час? Сотрудники аэропорта взмахами рук, точно отгоняя мух, направляли возмущенных людей в нужную сторону. Мы были жалкими результатами неудачного эксперимента, тщетной попытки создать пассажиров: Вселенная сконцентрировала свою материю в особых точках пространства и попыталась превратить их в пассажиров, но напрасно. Они так и остались незавершенными и несовершенными сгустками материи. И вот теперь все они обнажили свои лазерные мечи, пробуя их кончиками пальцев или поднося к щеке. Иные перелистывали свои паспорта, словно ища в них ответа. Нас попросили стать в две очереди у стойки перерегистрации рейсов. Поскольку я не очень-то поторопился, то оказался в самом хвосте. Было начало шестого. В животе у меня урчало.
Для Марианны я уже больше часа как летел в Канаду. Айфон я включать не стал. Мое «я» из параллельного мира нравилось мне больше, чем это. Вот сам и лети. А я пока в очереди постою. Передо мною выстроилась сотня человеческих тел. Некоторые из них уселись на полученные обратно чемоданы. Но те чаще всего мягко заваливались набок, и люди вместе с багажом оказывались на полу. Я ощущал, как ноют икры у моих попутчиков, просто глядя на них. Хлебнул воды. Вдалеке заметил автомат с напитками. Может быть, это тот же самый? И он все еще показывает на дисплее сумму, которую я ему скормил. Нет, мы где-то в другом месте.
9
Даму за стойкой перерегистрации, как оказалось, совершенно не разочаровало то, что я больше не хочу лететь, — ни завтра утром, ни завтра вечером. На все ее посулы я только устало качал головой, как дети в рекламе, которым предлагают некачественный йогурт. Тогда она вручила мне карточку с двумястами евро — в счет возмещения ущерба. Я был тронут и поблагодарил. «И ею везде можно расплатиться?»
Она сказала, что да. Как же она радовалась тому, что ей попался благодарный, разговаривающий спокойным тоном пассажир. И добавила, что чемодан будет меня ждать.
— Ах, вот как!
— Тут же, на выдаче багажа.
— Тогда я сейчас туда и отправлюсь, — сказал я.
Своими бессвязными, невнятными речами я, вероятно, напоминал пьяного. Поэтому принялся со всей осторожностью переставлять ноги, одну за другой, вот так: а-ку-та-га-ва-рю-нос-кэ. Собака забежала в кухню. Смерть на улице, от порыва ветра.[20] Мячик-попрыгунчик на гербе островного государства.
На выдаче багажа я почувствовал, как по телу у меня растекается тепло, даже жар. Так заявляли о себе вечерние часы, которым, с небольшим опозданием, позволено было в меня влиться. На ленте транспортера показались лыжи, за ними выехало сразу несколько одинаковых чемоданов. На соседней ленте уже давно кружил какой-то сплошь красный предмет. Я окрестил его Домиником. Я так устал, что, не отрываясь, пытался разглядеть в узорах на полу свастику. В такси по дороге домой меня охватило приятное ощущение полноты и завершенности. По радио рассказывали что-то про Венесуэлу. Почему бы и нет. Венесуэла, еще один фрагмент паззла. Даже складку на носке, которая так мешала мне в ботинке и давала о себе знать с каждым шагом, с тех пор, как вышел из самолета, я принял как некий важный и неизбежный аксессуар бытия.
Когда я вышел из такси на своей улице, уже пахло вечером и только что затихшим колокольным звоном. А вдруг солнце, по вечерам и по утрам стоящее прямо над горизонтом, ненадолго освещает внутренность колокола, раскачивающегося на колокольне, так сказать, заглядывает ему под юбку? Позволяет ли проникнуть туда угол падения солнечных лучей? А если нет, зачем тогда вообще прорезать на башне четыре высоких окна, со всех сторон колокола? Деревья на аллее стояли не шелохнувшись, словно в начале какого-нибудь фильма. Но вот, судорожно взмахивая крыльями, между ними пролетела ворона и опустилась на ветку, геральдической птицей обозначившись на фоне вечернего неба. Как в Тридцатилетнюю войну, — тут же выдал мой усталый мозг. «Так утром, в день Святого Михаила, мы взяли Регенсбург».
Несколько поодаль улицу переходили трое полицейских, казалось, они держатся за руки. Настал час, когда автомобильным багажникам их владельцы, семьи, повсюду возвращающиеся об эту пору домой, позволили поразевать пасть немножко подольше. Мужья и жены вместе ездили по магазинам и сейчас вернулись с покупками. И теперь воздух был напоен юным, свежим весенним духом. Вот Марианна удивится, что я дома. Может быть, ее и дома-то еще нет и вернется она ближе к ночи, когда в нашем квартале кругом начнут потрескивать и расти дымовые трубы. Я снова включил айфон.
10
Когда я вошел в дом, в нос ударило зловоние, заполонившее подъезд. Нет, ни на дым, ни на газ оно не было похоже. И никакой опасности не предвещало. Однако оно усиливалось, чем выше я взбирался по ступенькам со своим увесистым чемоданом. На всех лестничных площадках кто-то открыл окна. Перед дверью квартиры смрад сделался почти невыносимым. Еще не успев найти этому феномену хоть какое-то объяснение, я заметил, что выражение моего лица автоматически переключилось на «встревоженное». К горлу подступила тошнота. Я выудил ключ из кармана и отпер входную дверь.
Никогда не забуду зрелища, представшего моему взору, когда я вошел в квартиру. Повсюду, кто на полу, кто скорчившись у стены, сидели и лежали какие-то незнакомые люди. В одной только прихожей я насчитал шестерых. Но тотчас же понял, что во
