Николай Лейкин - Апраксинцы

— Да куда же, купцы, прикажете?

— Петра, куда поѣдемъ?

— Да что тутъ разговаривать! Валяй куда глаза глядятъ.

— Ну что, до трехъ часовъ много-ли возьмешь?

— Три рублика, господа купцы, безъ лишняго.

— Ну, Петра, что-жъ, растопимъ что-ли? Идетъ пополамъ? Ужъ все, значитъ, такъ и будемъ вмѣстѣ ѣздить.

— Валяй!

Молодцы поѣхали.

— Куда же, купцы? спросилъ извозчикъ.

— Да прямо.

— Нѣтъ, погоди, перво заѣдемъ въ погребокъ. Постой на-право!

— Петра, глянь-ко: никакъ наши ѣдутъ!

— И то ѣдутъ!

Онъ свистнулъ, махнулъ рукой и указалъ на погребъ. Молодцы соединились и пошли подъ вывѣску виноградной кисти.

Часа четыре ѣздили не имѣющіе въ Петербургѣ ни роду, ни племени Никандръ и Петръ, во много мѣстъ заѣзжали они, много перепили разной хмѣльной дряни, а все-еще не пьяны, только навеселѣ.

— Куда-же?

— Пошолъ въ Тулу, ко Владимерской. Покажемъ!

Ежели кто желаетъ видѣть въ этотъ день молодцовъ во всемъ ихъ разгулѣ, отправляйтесь въ слѣдующія трактиры и гостинницы: въ Баварію, въ Палермо за Пассажемъ, въ Палкинъ и въ Тулу. Эти заведенія потому предпочитаются молодцами, что ихъ не посѣщаютъ хозяева.

И такъ, читатель, послѣдуемте за Петромъ и Никандромъ въ гостинницу Тулу.

— Я думаю, ужъ наши здѣсь? сказалъ Петръ, входя въ корридоръ.

— Здѣсь, здѣсь, пожалуйте! отвѣтилъ съ не то глупою, не то лукавою улыбкою корридорный, узнавшій птицу по полету.

— А ты почемъ знаешь?

— Извѣстно, господа купцы.

— Эка братъ, Петра, намъ честь: всѣ знаютъ апраксинцевъ. Куда же идти?

— Пожалуйте.

И лакей указалъ на дверь.

Оттуда слышались звуки разбитаго фортепьяно, пѣніе, крики «ура» и даже какой-то вой. Двери распахнулись и они очутились въ довольно обширной комнатѣ. На диванѣ и на стульяхъ лежало и сидѣло до пятнадцати молодцовъ; нѣкоторые, тяготясь одеждою, сняли сертуки, а нѣкоторые, тяготясь собственною своею тяжестью, лежали въ углу на шубахъ. Какой-то господинъ, взмахивающій физіономіею на цыгана, игралъ на фортепьяно какую-то польку. Два стола были установлены бутылками, штофами и закусками.

— Здравствуйте, братцы, съ пальцемъ девять! закричалъ вошедшій Петръ и принялся откалывать трепака.

— Съ огурцомъ пятнадцать! отвѣчала вся компанія и заорала «браво» и «bis», глядя на пляшущаго Петра.

— Стой, стой! — и изъ-за стола поднялся Васька, тотъ самый Васька, который далъ Никандру галстукъ.

— Музыкантъ, стой! Варгань камаринскаго! А ты, Петька, ко мнѣ на грудь! Я тебя обниму и мы спляшемъ.

Послѣдовали объятія.

— Стой! задушилъ, собачій сынъ! кричалъ Петръ.

— Ну, теперь выпьемъ!

— Ладно.

Музыкантъ заигралъ камаринскую, и Вася и Петя принялись выдѣлывать такія па, которыя доступны единственно только подгулявшему человѣку. Кончивъ плясать, они снова выпили.

— Ну, братцы, я пилъ ваше, теперь выпейте моего! сказалъ Петръ. — Дюжину пива! скомандовалъ онъ.

Принесли пиво и началось провозглашеніе многолѣтія каждому изъ присутствующихъ.

— Полноте, братцы, что такъ зря горлы-то драть? Споемте-ка что-нибудь дѣльное, пѣсню какую-нибудь, — подалъ кто-то совѣтъ.

— Это дѣло! Что такъ горлы-то драть? Вѣдь еще не очень пьяны. Выпьемъ по рюмочкѣ и начнемъ. «Вдоль по улицѣ» всѣ знаютъ?

— Всѣ.

— Ну и будемъ пѣть. Батюшки, Мишка-то какъ накерался, гляньте-ка!

— До безобразія! А вотъ что: взять да и вымазать ему рожу жженою пробкой.

— Лихо! за дѣло! — не сандалься раньше времени! Эва! еще только пятый часъ!

Дѣльная мысль была одобрена всѣми и тотчасъ же приведена въ исполненіе.

— Ну, теперь попоемте!

— Никандръ, ты на пѣсни-то лихъ, — запѣвай!

— Да безъ гитары-то неспособно. Ну да все равно, слушайте. Вотъ какую лучше споемъ:

   «Звенитъ, звонокъ и тройка мнится   Вдоль по дорожкѣ столбовбй…»

Хоръ какъ-то плохо клеился; двое пьяныхъ, полулежавшихъ на диванѣ, страшно мычали и сбивали съ толку.

— Не хотите-ли, господа купцы, у насъ есть дѣвушки, отлично подтянутъ! — предложилъ номерной.

— Дѣвочки? Тащи сюда!

— Постой, постой! А, почемъ онѣ ходятъ?

— Да ежели только попѣть, такъ изъ угощенія, да что милость будетъ.

— Тащи трехъ! Мало!

— Ну, штукъ пять. Слышь, половой, и пляшутъ онѣ?

— Всякія колѣна выдѣлываютъ.

— Браво! заоралъ кто-то изъ лежащихъ на диванѣ. — Номерной, спасибо! Поди сюда…. руку!… Ну, поцѣлуй меня.

Половой съ лукавой усмѣшкой поцѣловалъ гостя.

Вскорѣ явились дѣвушки и помогли молодцамъ справиться съ пѣснями и опустошить бутылки. Лакей имѣлъ вѣрный разсчетъ: больше народу, — больше пить будутъ. Онъ не ошибся: снова потребовалась дюжина пива, снова заигралъ господинъ, взмахивающій на цыгана, и составился кадриль. Дѣвушки очень мило подергивали юпками и выдѣлывали замысловатыя па. Онѣ были очень нецеремонны, такъ что одна изъ нихъ подошла къ столу и замѣтила, что все пиво вытекло изъ бутылокъ, — долить надо.

— Дюжину! закричалъ Вася и поцѣловалъ въ щеку надоумившую его дѣвушку.

Та не обратила на это никакого вниманія. Начался второй кадриль. Подъ конецъ кто-то подставилъ одной парѣ ногу. Пара упала. «Мала куча!» закричалъ Вася и бросился на нихъ съ своею дамою; примѣру его послѣдовали и другіе танцующіе. Дамы визжали, кавалеры ревѣли, и всѣ были довольны.

Никандръ и Петръ, давшіе другъ другу слово быть вездѣ вмѣстѣ, вышли изъ гостинницы въ семь часовъ. «Куда же теперь?» спросили они другъ друга.

— Погуляемъ, братъ: вѣдь ужъ теперь до масляной со двора не допросишься, сказалъ Петръ. — Постой, я знаю одно мѣсто. — поѣдемъ. Извозчикъ! въ Среднюю Мѣщанскую!..

Они сѣли и поѣхали.

Долго ждалъ Степанъ Иванычъ своихъ молодцовъ, да и не дождался, легъ спать. Только-только часамъ къ шести утра собралась вся братія. Раньше всѣхъ, часа въ три, прибыли Петръ и Никандръ. Вошедши въ молодцовую, они заспорили о томъ, кто кого везъ; Никандръ увѣрялъ, что онъ везъ Петра, а Петръ удерживалъ это право за собою.

— Ты посмотри, нешто я пьянъ! говорилъ, покачиваясь, Петръ: — по одной половицѣ пройду.

Проснувшіеся мальчики насилу уложили ихъ спать.

Часа въ четыре великодушный дворникъ принесъ на раменахъ своихъ Ваську и передалъ на руки мальчикамъ.

И угомонились молодцы, на долго угомонились, вплоть до масляной, до прощенаго воскресенья. Вотъ они спятъ и тяжело дышатъ, шевеля во рту высохшимъ отъ внутренняго жара языкомъ. Много перепили они вина и пива, много потратили денегъ; дня два проходятъ они какъ угорѣлые и будутъ опохмѣляться.

Трудно было проснуться на другой день молодцамъ, когда въ семь часовъ утра въ ихъ дверь постучалась кухарка. Эту операцію она должна была повторить раза три. Первые проснулись мальчики и принялись за чищенье хозяйскихъ и молодцовскихъ сапоговъ. На нихъ же лежала обязанность растолкатъ молодцовъ. Труднѣе всѣхъ было подняться Василію; голова его была какъ-будто налита свинцомъ. Онъ взглянулъ на себя въ зеркало и ужаснулся: на лбу у него красовалась синяя шишка. Онъ кой-какъ прикрылъ ее волосами. Галстукъ, что вчера онъ далъ Никандру, былъ весь залитъ виномъ. Петръ проснулся, сходилъ въ кухню и выпилъ цѣлый ковшъ воды.

— Самое лучшее дѣло теперь — опохмѣлиться, сказалъ онъ.

Черезъ полчаса въ комнату, обитаемую молодцами, вошелъ хозяинъ и произнесъ имъ рѣчь. испещренную словами: сволочь, пьяницы, гуляки, шельмы и пр.

Молодцы молча слушали и таращили глаза, стараясь ихъ сдѣлать не пьяными.

— Ну, теперь ступайте въ лавку; да смотрите, по дорогѣ не заходить, не опохмѣляться. Лучше ужо дома я самъ вамъ водки куплю. Слышите!…

Прошелъ первый день рождества и покатилась снова своею обыденною колеею жизнь Апраксинскихъ приказчиковъ; только и живутъ воспоминаніями…

— А что, Вася. какъ это ты себѣ въ первый день праздника лобъ подбилъ?

— И не говори, братъ, и самъ не знаю какъ. Два изъяна: лобъ подбилъ и Никандра галстукъ испортилъ — виномъ залилъ.

На святкахъ еще ничего, весело: можно разъ въ театръ сходить — сговорившись человѣкъ восемь взять ложу въ складчину; къ хозяину придутъ гости — можно нарядиться: въ вывороченную къ верху мѣхомъ шубу, женщиной — въ сарафанѣ кухарки и въ особаго рода костюмъ старика: рваный халатъ съ подушкой на спинѣ изображающей горбъ, въ одной рукѣ кочерга, въ другой сковорода, и въ эдакомъ видѣ поплясать подъ гитару.

Многимъ покажется страннымъ такое заточеніе молодцовъ. Поговорите съ хозяевами. — вотъ что они вамъ на это скажутъ.

— Помилуйте, какъ же это возможно дать молодцу волю; развѣ вонъ тамъ въ гостиномъ заведено, такъ до тѣхъ намъ и дѣла нѣтъ. Нешто молодецъ можетъ жить на волѣ? Ему острастка нужна. Дай-ко ему волю — такъ онъ и ночевать дола не будетъ, воздахтаршу [8] заведетъ. пьянствовать начнетъ, такъ ему жалованья-то годоваго и на мѣсяцъ не хватитъ; ну, и будетъ въ хозяйскую выручку заглядывать. Оно конечно, онъ и теперь руку запускаетъ, да по-малости; а тогда другое дѣло. Нѣтъ, ужъ, это отцами нашими установлено, такъ и мы продолжать будемъ.