Вдогонку за последней строкой - Леонид Генрихович Зорин
Да, я еще жив, и мой карандаш, нацеленный в белый листок бумаги, дает мне такую ошеломительную, такую ни с чем не сравнимую радость, что я завидую сам себе. Секрет так прост и так удивителен, нужно понять, что удел писателя – исторгнуть из своего укрывища слова, спрятавшиеся от резкого света, и дать себе шанс освободиться от постоянного поиска. Когда-то ко мне наконец придет это спасительное умение поставить звучную, звонкую точку и ощутить, что я ухитрился вывести в океанский простор свое заждавшееся суденышко. Мне кажется, эта минута пришла, и странствия бакинского птенчика подошли к естественному концу. И, если это так, я узнаю, как пахнет первородное счастье.
Сколько б ни выпадало тягот, усилий, даже напрасных попыток в конце концов добежать, достучаться до близких людей и до дальних миров – все это вряд ли мне по зубам. Стало быть, надо не думать об этом, а попросту взмахивать карандашиком, засеивать буковками клочок еще не оскверненной бумаги и помогать себе и другим хоть как-то договориться с бедой. Неужто девять десятилетий моей трудовой бессрочной вахты мне не дадут ни пощады, ни сна? И кажется, только один еще вздох – и все разрешится само собою, всего лишь один спасительный вздох.
И на прощание прошу всех, кому доведется прочесть эти записи, вспомнить, в какой изнурительной клетке я оказался в конце пути. Возможно, тогда они извинят судороги плененного духа, поймут, как я корчился от невозможности распорядиться пером и судьбой.
«Полцарства за коня» – и все царства, все просторы за этот последний глоток свободы, за ветер, который пахнет солью и пеной моря, бакинским летом, моим переполненным до краев смуглым, бронзоволиким детством. Все впереди, и все состоится, сбудется, совершится, придет. Все, для чего я родился на свет, для чего в четыре года со дня появления на свет сжал с такой страстью свой карандаш.
Что было задумано, то и сбылось. А то, что мой срок на земле истек, то это естественный ход вещей, закономерный и справедливый. Вспомните слова мудреца – я сделал то, что смог и сумел. Кто может сделать все это лучше, пусть сделает лучше. От всей души желаю успеха и удачи – это совсем не одно и то же.
4
Следить за процессом умирания весьма занятно, но вместе с тем мучает неотвязная мысль: кому это нужно – настолько затягивать эту неотвязную агонию? Вряд ли мне удастся извлечь из затухающего сознания какое-то путное соображение. В сущности, я просто веду некую странную игру.
Смысл ее непритязателен, придать хоть видимость необходимости занимать часть пространства на этой перенаселенной земле.
Столько людей старались отбиться от черного морока неумолимого исчезновения таким же плетением словес. Не знаю, удалось ли кому-либо таким манером достичь покоя, может быть, кто-то и преуспел. Дело не в том, чтобы верить в иллюзии, дело лишь в том, чтоб иллюзии были.
Надо лишь навсегда запомнить: смысл плетения словес не в том, чтобы обогатить человечество, он в том, чтобы помочь самому себе. Не нужно иметь никаких претензий, поладив с собой, поладишь со всеми.
Концепций спасения миропорядка было немало, им нет числа. Миропорядок в опасности всегда из-за неспособности к разумному самоограничению. Но рядовой человек способен понять пределы своих скромных сил и наконец остановиться.
Естественно, всегда остается так и не сказанное до конца, но это не так уж непоправимо. Нельзя исчерпать своего ресурса до самого последнего мгновения. И это не плохо, а хорошо. Только бы помнить, что высшая мудрость – отказаться от непомерных претензий.
Кому это нужно? Мне это нужно. Достаточно веское основание, чтоб извлекать из себя слова. Может быть, повезет, под конец еще несколько следующих отзовется.
5
Мой длинный век был исполнен счастьем интеллектуальной работы. Она дала мне несравнимую острую и терпкую радость. Годы, дарованные судьбой, были проникнуты счастьем и светом, и каждый день был окрашен смыслом.
Есть какая-то неодолимая сила, которая вкладывает карандаш в мои обессилевшие пальцы и властно продолжает вычерпывать еще недосказанные слова из тайников моего сознания.
Весь век преследовал меня страх, что я не найду и не оставлю самых необходимых слов.
Естественно, я так их и не нашел, так и не успел их сказать. Должно быть, не один сочинитель испытывал подобные чувства. Этот необъяснимый страх дается им вместе с потребностью неутомимо записывать жизнь.
Страх недосказанности – это и есть главное чувство.
Но тут уж ничего не поделаешь, у мысли есть свой срок и предел, пространство мысли, последний приют, в котором возможно укрыться от хаоса, грозящего обесточить сознание.
6
Дни мои, наконец, дошагали до естественного финала. Мне так и не придется увидеть осуществление своих замыслов. Я не успел написать главной книги, так же как не успел упорядочить мысли и страсти, владевшие мною. Но это удел многочисленных путников, и я лишь еще один из недошедших. Много нас было таких паломников, отправившихся в путь на заре, веривших, что им суждено дойти до города на холме.
Не надо сетовать. Будь доволен, что одолел свою часть пути.
Кто все-таки разберется
В той муке, что твой старик
Ни к собственному сиротству,
Ни к старости не привык.
Что в поисках света и мира
Усердно преодолевал
Отборочные турниры
И вышел теперь в финал,
Что кончились мои лета
И некуда мне спешить,
Что песенка моя спета
И не о чем говорить.
7
Вы просите меня объяснить, в чем все-таки заключен секрет, который определяет мастера. Само собою, есть много ответов, и каждый верен и справедлив. Бесспорно, что сердце произведения – ваша любимая главная мысль. И все же, если мы с вами вернемся к началу начал, к истоку истоков – все сводится к короткому слову. И в этом слове четыре буквы – ритм. Как древний Атлант, он держит и подпирает собой все здание. Когда его нет, произведение становится вялым, бесформенным, зыбким. Я мог бы об этом сказать подробно, развернуто, основательно, но нет уже ни достаточных сил,
