Выбор воды - Гала Узрютова
Я спросила, как её зовут, но она не расслышала, а продолжила – с той же интонацией, с которой моя бабушка рассказывала о затопленных ежевичных островах на Волге. Ей не нужен был слушатель, нужна – лишь река. Когда она говорила о Турии, её жизнь возвращалась в прежнее русло. Где было два берега. Где можно перейти с одного на другой, глянув в воду и на себя. «Увидимся у реки», – до сих пор говорит она подругам.
– Как это: берега́ есть, русло есть, а реки – нет? Если есть берег, должна быть и река, а это что? Восемнадцать или двадцать мостов через воздух. Уже не помню, сколько их. Торчат, как бедные ненужные кости. Мосты есть – реки нет.
Сын – брюнет лет двадцати пяти, вдвое выше неё ростом, – вынес матери воды из кафе, но она попросила эспрессо. Когда он ей отказал, сославшись на то, что это будет уже пятая чашка за день, старуха последовала за ним. Собирая растрепавшийся на голове пучок, она ругалась и повторяла, что ей не нужно пойло без кофеина.
– Нереа, – так назвал её сын, – будешь ворчать, завтра я тебя к реке не поведу!
Велосипедисты и бегуны двигались по сухому руслу, не угрожая городу разливами и затоплением. Их движения предсказуемы даже в сильный дождь, а маршруты построены точно по дорожкам. Расхаживая по дну реки, прохожие смотрели под ноги, пытаясь найти то, что когда-то выбросили с моста в Турию.
Можно прожить без реки, даже если вырос под её шум. Но одно дело – жить в месте, где реки не было никогда, другое – жить там, где река была, но её не стало.
Я шагнула на дорожку и медленно побежала вместе с остальными. Сандалии гремели в высохшем русле Турии. Становлюсь рекой, текущей по чужому руслу. С каждым движением я присваивала русло себе. На меня попадала тень деревьев, что означало: они заметили меня, трогают и проверяют, принадлежу ли я этому месту. Ноги заболели, и я хотела сойти с дорожки, но русло несло дальше.
Топот чужих беговых кроссовок – не шум реки. Пульс незнакомцев, вдруг поселившийся в моей голове. Делая человека подтянутым, спортивная экипировка превращает его в колесо. Ещё одна отметка в приложении для бега о личном рекорде – и бегун чувствует себя победителем. Победы хочется всё больше, пора замахнуться на новую дистанцию. Обгоняя друг друга, бегуны делились на тех, кто делает это из последних сил, и тех, кто плывёт легко, не оставляя за собой даже запаха пота. Раскрасневшиеся и ловкие, они набрасывались на тренажёры вдоль дорожек и крутили педали так, будто это было делом всей жизни. Доказывая реке, что они сильнее и могут занять её русло, бегуны кидались на брусья, растягивались и отжимались.
Я перешла на шаг и хотела сесть на скамейку, но русло толкало вперёд. Велосипедисты легко проносились мимо, мне же каждый шаг давался с трудом.
В этом русле я чувствовала себя мародёром, жаждущим урвать хоть что-то, оставшееся от реки.
У тех, кто родился после отвода реки, уже нет никаких отношений с Турией. Окна их родителей выходили на реку. Их окна – выходят на сушу.
Не знаю, куда несло русло, но я не могла остановиться. Отсюда Валенсия выглядела как открытка, на которой не хватает самого главного. Дырявая открытка с прорезанной насквозь извилистой полосой. Нет реки – некуда и кости пускать.
Старик в белой рубашке идёт вдоль русла, останавливается, смотрит вниз и продолжает путь. Это не взгляд, это – возвращение. В нём нет ни тоски, ни сожаления, – есть только верность. Никто не ждёт его взгляда так, как эта река.
Идти дальше нет сил, хочу сесть на лавку, но оборачиваюсь на шум. По руслу несётся Турия. Вода, забирающая себе тротуары, тренажёры, газоны, кусты, площадки, тяжелеет и набирает силу. Я убегаю, но речной запах обгоняет меня. Не понимаю, куда, но бегу. Не останавливаться. Турия совсем близко. Мы все разбудили её своим топотом, она возвращается. Сотрясаясь от напора воды, русло трескается, деревья падают. Я скольжу на несколько метров вперёд, падаю, вскакиваю и несусь дальше. Нужно свернуть из русла, но всё рушится, с пути реки не уйти. Меня обгоняют другие бегуны, собаки и велосипедисты. От них несёт страхом и по́том. Я задыхаюсь. Грохот Турии уже за спиной. В реке, улыбаясь, плещется Нереа. За ней плывёт полицейский и орёт:
– Сеньора, прекратите плавать! Здесь нет реки, почему вы плаваете? Прекратите сейчас же, иначе я выпишу вам штраф!
Океан Атлантический
Лагуш, Португалия, за месяц до озера Бохинь
После ещё одного рабочего интервью в Лиссабоне я решила провести оставшиеся выходные у большой воды.
У океана должны жить только маленькие города – такие, как Лагуш, – чтобы размах волн ощущался сильнее. На окраине Лагуша нашла особенное место – мыс Понте-да-Пьедад с песчаными скалами. Если сбросить мешок с высоты пятидесяти метров в океан, кости точно не вернутся.
На железнодорожной станции Лагуша фонари оккупировали чайки. Только одно такси. На старом «Форде» причалила вяленная жарой пенсионерка с мужским лицом, весь день проторчавшим в баре, и повезла меня на берег океана. Свет в машину попадал торопливый, чужой, тёплый. Из-под тёмного блеска у корней проглядывал её натуральный цвет – светлый. Зелёный лак на ногтях облупился, платье выцвело. На белых икрах чернели точки волос, сбритых дня два назад. Фреска, которая лучше смотрится без реставрации.
– Лагуш – город хоть и маленький, но много чего повидал за две тысячи лет. Порт всё-таки, – говорила она, выдыхая сигаретный дым в окно. – Землетрясение было, цунами, но кое-что осталось. Теперь ещё замануху для туристов выдумали
