Развлечения для птиц с подрезанными крыльями - Булат Альфредович Ханов
Он мечтал, что в одну прекрасную смену к нему забредет Ира. Пункт выдачи располагался недалеко от университета, так что теоретически шансы, по оптимистичным подсчетам, превышали пять процентов.
Пока же Елисей изучал повадки книголюбов. Они, словно сговорившись опрокинуть стереотип о том, что Россия уже не самая читающая страна, отовсюду стекались к будке на цокольном этаже, предъявляя здесь и сейчас, будто на ладони, самые разные духовные и интеллектуальные запросы: кто хранил верность классике, как первой любви, и ни за что не променял бы Пушкина и Толстого ни на лауреатов премий, ни на хитмейкеров с кричащими обложками; кто, напротив, доверившись современности со всеми непредсказуемыми последствиями этого доверия, опирался на тренды и на рекомендации критиков с «Горького» и «Медузы», со «Сноба» и «Кольты»; кто (и таких было большинство), то, поддавшись конспирологическому зову, заказывал в мягких обложках антиутопический комбо-набор из Брэдбери и Оруэлла, то, вглядываясь в глубину человеческой мерзости, набирал сумрачный комплект из французских экзистенциалистов и примкнувшего к ним Кафки; кто, взращивая в себе элитарный вкус, вкладывал заработанное в Целана, Сандрара и Одена, точно бросая тем самым вызов скверно структурированной действительности в надежде подчинить ее законам художественной симметрии; кто беззастенчиво нырял в омут изданной на газетной бумаге жанровой литературы, слезливой ли, героической ли, с засильем в ней велеречивых метафор, сорных идей и смешных псевдонимов; кто колебался между Кингом и Лавкрафтом, а кто не стеснялся влечения к Дэну Брауну; кто замахивался на «Критику чистого разума» и, страшно сказать, на «Феноменологию духа», а кто баловался тонюсеньким, как инструкция к ноутбуку, «Хайдеггером для начинающих»; кто, презрев вымысел и высокомудрое словоблудие, отоваривался практическими пособиями по бизнесу, психологическим уловкам и риторическому мастерству от успешных мира сего – пособиями, где дорога к успеху освещалась тысячью мотивирующих эпитетов, а вырезки из Фрейда чередовались с советами от Карнеги; кто, наконец, закупался всем подряд – от Гомера до Донны Тартт, от африканских сказок с иллюстрациями до завернутого в целлофан лубочного фикшна о восстании в Варшавском гетто, от мемуаров директора шпалопропиточного завода до автобиографии Джейми Варди, от истории косоваров до истории мороженого, от подарочных, с золотым тиснением, изданий поэтов Золотого века до облучающих добром первой степени фотоальбомов с котиками.
Если на утро выпадала рабочая смена, то Елисей, запив горсть таблеток стаканом воды, выдвигался в сторону ТЦ «Вымпел», проклиная ветер и кашель. Перед работой он перекусывал хот-догом в пекарне напротив «Вымпела».
– Желаете кофе? – неизменно спрашивал кассир.
– Спасибо, нет, – неизменно отвечал Елисей.
Ира не появлялась, а он не прекращал думать о ней и о том, как глупо все разрешилось. Думал и злился, что так сдвинут на этом вопросе. Казалось бы, ничто прочное их не связывало. Их встречи ограничивались барными посиделками и обыкновенной, пусть и взаимной любезностью. Они не спали и даже не целовались. Исход был предрешен.
Так какого черта его по-прежнему тянет к ней?
* * *
Дважды в неделю Елисей тащился в бар «Лукьянов» и заказывал там сидр «Голубая лагуна» с тропическими фруктами, чтобы снова оживить в памяти жуткую размолвку и пивной душ. Сдирать струпья с ран – отдельное развлечение, к тому же Елисей рассчитывал, что, прокручивая травму раз за разом, он сумеет превратить ее в фарс и таким образом избыть.
В глубине души теплилась надежда, что в один восхитительный вечер сюда придет Ира, и они утопят обиды в бокале-другом горького эля.
Вместо этого к Елисею однажды подсел со своим пивом странный тип.
– У вас все наладилось? – вежливо спросил он.
Елисей, не сообразив, как бы остроумнее ответить, промолчал.
– Вы, наверное, меня не помните! – воскликнул незнакомец. – Я выпивал в баре, когда вы рассорились с подругой и она облила вас. Вы еще пожалели, что пошутили про гормональный фон.
– А-а. – Елисея перекосило от воспоминаний. – Жестокая шутка.
– У вас все наладилось?
– Я работаю над этим, – сказал Елисей и в подтверждение поднял бокал с сидром.
– Это тяжело, согласен.
Елисей не рискнул бы навскидку определить возраст собеседника. Что-то между двадцатью пятью и сорока пятью. Его расщепленность не таилась под невзрачным обликом, а прямо-таки кричала о себе. Анемичное лицо оживляли проворные глаза, а неровная, растущая кустиками щетина надежней любых документов сообщала, что в армии тип не служил, иначе бы не потерпел на лице такого беспорядка. Новехонький серо-серебристый зауженный костюм не вязался ни с синим поло, ни тем более со старомодными английскими туфлями с декоративной перфорацией.
– Наверное, нам следовало почаще ругаться, – произнес Елисей. – Закаляться через пререкания. Тогда бы мы не расстались так быстро.
– Думаете?
– Допускаю. Например, если бы я отказался от ее денег в тот миг, мы бы поссорились, причем по благой причине.
– Она платила за вас в баре?
– Нет, что вы. Как-то нас прогнал из «Рекурсии» ее владелец. Я рассчитался с ним за пиво, а Ира потом всунула мне деньги. Пила-то она.
Незнакомец придвинулся ближе и уточнил:
– Владелец «Рекурсии»? Большого крафтового бара на улице Нарайна?
– Ну да.
– Такой самодовольный, с эспаньолкой? У него еще фамилия некрасивая.
– Угу, Хрипонин. Имели с ним дело?
– Он допрашивал меня в баре. Как, мол, еда, как сервис. Будто следил за мной. С тех пор я в «Рекурсию» не хожу.
Елисей усмехнулся.
– Насчет слежки – навряд ли. Скорее просто выкобенивался. Он это любит и практикует. У Иры с ним тоже терки возникли, когда она явилась к его детям преподавать историю. А он ей в отместку отрицательный отзыв на репетиторском сайте влепил.
Незнакомец протянул через стол руку и представился:
– Меня, кстати, Максимом зовут.
– Елисей.
Максим, кинув взгляд на опустевший бокал Елисея, предложил:
– Давайте по элю. Здесь прекрасный кислый эль.
– Я пас, – возразил Елисей. – Мне кислое противопоказано. У меня проблемы с желудком.
– Значит, голубой газированный сидр вашему желудку на пользу?
– Во вред, конечно. Но он сладкий, а не кислый.
– Не улавливаю логики. Давайте тогда по ореховому стауту?
Не дожидаясь согласия, Максим
