Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный

мои хмельные товарищи всё же настояли попридержать коней: так можно и до Абхазии дотопать, говорят… а я всё меж наресторанившихся тут красот высматриваю хотя бы силуэт театра того. нет, ничего похожего – какие-то кубические павильоны-дискотеки прямо на воде, пиратские фрегаты, куда пускают строго по биркам на костюмах. господам, минуя нас-прохожих, подают блюда, пахнет избыточно съестнО, но мы-то тоже пресыщенные – от пляжа воротит и даже солёный привкус ветра не трезвит. мы и не пьяные – но, скорее, чуткие к преддождевой духоте. усталые – поэтому поворачиваем, поднимаемся той же лестницей, мимо громады гостиницы, похожей на ту, в которой жила труппа Московского театра Классического балета в восемьдесят четвёртом. спрашиваю невесёлого Алексея – подтверждает, постройка советская. и всё же здание побольше и побелее той, нашей гостиницы, из которой был вид на автостоянку и горы с фуникулёром…

…увидев слева пляж и купающихся из нашего приземляющегося Ила, обрадовался и раззавидовался: хотелось сегодня же искупаться, поскорей. «Ягода малина нас к себе манила, ягода малина летом в гоусти звала» – провожает снова магнитофонной эстрадой Ил, который приземлил… и день идеальный, только вот по выходе из маленького, как мазанка, аэропорта пришлось подождать всю труппу, пока соберётся у автобуса, своими выворотными изящными ножками зайдёт во «Львiв», который тоже должен прочихаться, прежде чем поедет. и – ветерок подул в окно, а зелёные склоны и пальмы завертелись по воле водителя. ещё какую-то военную часть аэродрома обогнули – жадно оценивал серебристые винтокрылые хвосты вертолётов, востроносые запчасти реактивных истребителей. тут же – практически деревенские, белостеные дома, неужели и у моря так живут? наши красивые балетные смотрели на вьюны и экзотические заросли в тёмные очки, словно на привычную им заграничную зелень. среди них и я игриво ощущал себя немного иностранцем, гастролёром. ехали долго, извивисто, и высадились уже к вечеру, у высокой гостиницы. номер моей тёте выдали, конечно, однокомнатный, но с двумя кроватями, а ещё дали раскладушку, но на ней устроился вовсе не я, а она – на лоджии, там прохладнее. на ночной пляж решили не идти: возня с оформлением в гостинице забрала много времени, уже захотелось спать…

выполняя поручение своего отца, Алексей повёз нас на Ахун-гору – ночью что там увидишь? но – законы гостеприимства! болтая туда-сюда наши хмельные угарные головы на грани тошноты, машина забиралась всё выше, пока не достигла поразительной тишины. этому и ночь способствовала… мы оказались в молчаливом облаке. когда-то, в пятидесятых, сюда же, с мамой и тётей бабушка ездила, угощала их (узнаю лишь по возвращении) в кафе у подножия смотровой башни. башню в тридцать шестом по поручению Сталина построил малоизвестный архитектор – с элементами национальной оконности, но и конструктивизма. смотровая вышка в поднебесье: интересно шагать по светлокаменным полированным ступеням, где не раз ступал и сапог Кобы. о чём он тут думал в тридцать седьмом и восьмом, первопроходцем? курил ли свою трубку? мне кажется, нет – не курил рядом с облаками. вглядывался орлиным оком в дали и думал о коммунизме – как строя такие вот изобретения, создавая технические условия, перековывать советскую часть планеты в новый народ без господ. а ещё без предателей, фракционеров и вредителей – сложно, почти невозможно лезть в эту высь. но лэнинские ступени теории и практики уже есть, квадратура башни обшагивается легко, только знай, шагай всё выше и выше… этаж перед выходом на самый верх – не менялся с тридцатых, не сильно износился – видимо, погода тут даже зимой добрая, климат не изъел стены, продувное пространство. внутренние лестницы обыкновенного тёмно-серого бетона, такие же, серийные были в рабочих пятиэтажках этого же тридцать шестого года рождения и в Москве, на улице Рабочей, например… лишь взявшись за перила самой верхней вышки, углолестницы в небо – понял, что мы в облаке, настолько влажным оказался металл. в ночном спокойствии показался бриллиантовыми дорогами своих долин Сочи, морская неразличимая даль, а слева огоньками Адлер, куда через полчаса и вернулись. в честь нашего восхождения возле сочинской кинопоказной площадки раскрылись малые цветы салюта, пару раз.

…крутые сочинские склоны мы увидели из номера уже в фиолетовой дымке сумерек, но фуникулёр слева вдали разглядеть можно было. этаж у нас шестой, как дома. внизу – за зелёной сетчатой оградой автостоянка, собачки бегают, мужики курят. жара подходящая, чтобы спать тёте на лоджии, она и в Москве так делает… «С добрым утром» – бежевый тюбик зубной пасты фирмы «Свобода», я произносил это название уже в четыре года, слитно, но с ударением – сдобрыМУтром! на тюбике – цветик-семицветик, похожий отдалённо на будущую фестивальную эмблему, что появится через год, через большущий год… умывшись, почистив зубы, спускаемся на лифте теперь уж точно на пляж – он тут рядом, надо лишь выйти из стеклянного фойе, не забыть наши карточки, которые при возвращении меняют на ключ с замусоленной деревянной гирькой. путь к пляжу – налево, как раз мимо отделанного песчаником полуоткрытого, летнего театра, в котором тётины воспитанники будут выступать. и вот уже с высокой лестницы через сосны видно долгожданное море, на пляже галька – но что эта маленькая помеха по сравнению с Морем?! тётя с мамой отправились сразу же в дальнее плавание, водичка с утра прохладная, мне купаться ещё нельзя до полной одури, я жду на берегу, наблюдаю их красивое синхронное плавание – словно две гимнастки, их плечевая сила над кромкой воды, на фоне серого горизонта. плывут брассом, уверенно, дальше буйков, так, что можно из виду потерять… купающихся ещё мало, камушки не прогрелись… я привык ревновать тётю к воде: в том самом Калистове, где научился произносить название зубной пасты и пользоваться ею – но уже когда снимали не возле пруда, а подальше, не у Марь Лексевны, а у Надежды Филипповны. «Ты уже купалась?!» – обиженно заявлял я с кровати, догадываясь по светло-зелёным крапинкам ряски на мокром пузе Наташиного Феди, чёрной гладкошёрстной дворняжки, который следовал за ней везде. она успевала утром, гостя у нас, прогуляться и искупаться, иногда я напрашивался со своим бело-оранжевым надувным полупрозрачным кругом – вот и сейчас он, конечно, со мной. но до поперечного волнореза – можно и без круга. наконец, они вернулись, полчаса плавали – теперь моя очередь бултыхаться, пытаться