Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
везёт нас мягко, но быстро товарищ невесты. и, прибыв под палящими (но сегодня милосердно) лучами прибрежного солнца к дидимской квартире, мы тотчас выгружаемся, а я бегу за денежкой, поскольку мы взяли с собой маловато. да, ведь надо было и «ёлки» украшать, и ритуально-обязательно в шкатулку положить. но прихваченных сейчас из тайника 50 евро – хватает с лихвой, наш возничий улыбается с пониманием и уважением: Семья, заботы, бюджеты, а он один на такой семейной машине…
на родной кровати полежав и как бы приземлившись окончательно, мы пощупали малютку и успокоились – нет температуры, показалось. и тут попрохладнее, уже породнЕе, хоть и чужбина. а обжили мы наш первый этажик с видом на дерево инжира – уже основательно, второе лето. в уголке комнаты стоит низкая белая детская кроватка под балдахином, которую теперь, поскольку уже переросли, мы отдадим свежесозданной семье, и «радионяня», которой мы так и не воспользовались, возможно, понадобится им.
…и всё-таки, откуда во внутреннем кармане моего свадебного костюма взялась чужая голубая расчёска? кто вчера мне её дал? о, эти свадьбы-свадьбы…
Праведная булгактерша
(зарисовка)
вошла в вагон, благодарно, как-то уж даже слишком, продефилировала коленками меж сидящих к окну, заискивающе глядя на нас с тётей моей, насупротив. провела двумя пальцами по сидению, удостоверилась, что не грязно, приземлила привыкшую к комфорту попЕнь. одета в нечто мещанско-розовое и несусветное: как будто комбинацию вывернули наизнанку. но одеяние обдуманное, статусное – в купе с перстнями, даже краткость юбочной части «комбинации». при этом ей лет за пятьдесят – но что не сделает грим и тщательный уход? таким образом, в розовом обрамлении, в этой широкомасластой даме вполне ещё теплится притягательность, но… чего-то чрез меру – может, крашено-каштановых подвитых волос?.. или упитанная сумка «от кутюр»?
точно: булгактерше нельзя без лейблов. пока поезд трогался – углубилась в таблицу и записные книжки. но едва блеснула бело, показалась новостройная церковь – стоп. широко, едва не поддавая соседа локтем, крестится. раз, два… всё же блокнотик отвлёк. три! всё, теперь можно окунаться в бизнес-отчётность… нет – надо же позвонить начальнице!
– Всё у меня не слава богу с утра, Лариса Георгиевна. Никак не могу быть раньше одиннадцати пятнадцати. Если я к одиннадцати пятнадцати буду – я Вас не подведу?
в голосе даже некоторая грация – нет банального заискивания, знает цену себе. на левой руки указательном пальце – здоровый перстень, напоминающий зонтик – чёрный, с упавшими на него брильянтами. такой рукой подписывают документы на крупные суммы – надо соответствовать. и надо снова перекреститься – очередная церковь. перстень поменьше, и почему-то розовым цветочком, мечется с правой рукой крестообразно, точно в окно влетевший шмель. раз, два… и теперь без паузы – три. всё, бизнес сложится, зарплату не урежут, Лариса Георгиевна не обидится, дождётся.
меж тем, я отвлекаясь от густо сплетённых абзацев Жадана, гляжу поверх обложки – там ножки. последняя связь этой удивительно рационализированной и отчуждённой от пролетарского стиля электрички дамы – с моим миром и книгиным миром, там двое после дождя в постели. кожа, конечно, выдаёт побывалость, покраснелость – но спасает поджарость. и всё же дресс-код, демонстрируя внутреннюю область ляжек, не сообщает ничего притягательного вовне – лишь маленькие нервные красные прожилки на этой внутренней стороне, на незагорелой белизне. тут не до соблазна, тут если и должна быть сексуальность, то лишь для успешного подписания договоров. ведь у булгактерш обязаны быть семьи, и годы уже не те. но и вид быть должен лёгкий, даже для флирта с клиентом, но самого мимолётного. зелёные глаза заученно улыбаются – маска на весь рабочий день готова. бюстхоулдер так облегает бюст, что его собственный рельеф неугадываем.
всё, пора выходить – заморщиненное на месте улыбок лицо, припорошенное гримом, устремилось к выходу, зелёные прожектора оптимизма, перстни и каблуки покинули нас. можно ноги вытянуть и вчитаться – так что бишь там Сергий-то нафантазмИровал про «испанок» в «Ворошиловграде»?..
Сочи 2(015)
(очерк)
вырвались к пляжу случайно – уже к вечернему, после второго застолья, пламеневшего водкой с шашлыками где-то выше, на сочинских холмах возле новой больницы. оттуда спустились к душной реке Сочи и центру – даже от домов-старожилов веяло нестерпимо одним гламуром. и непреодолимой столь же, сколь неощутимой толщей лет. веяло жарко и парфюмно, чуждо. назови код, цифру – и любой местный (а хоть бы и везущий нас в фольксвагене Алексей) усмехнётся: да разве вы что тут узнаете спустя тридцать лет?
…а ведь это и был самый первый полёт мой в сознательном, как принято говорить, возрасте. и сразу на Ил-96 – аэрОбусом его уважительно звали. высоколобый, в отличие от Ту – потолще фюзеляж, похожий на доброго дельфина самолёт, гордость гражданской авиации. пока заходишь по заднему трапу в салон, ждёшь и глазеешь на особенные авиационные обои в бежево-золотистых разводах – играет из ближайшего динамика эстрадная музыка: «Лаван-дааа, горная лаван-дааа, наших встреч с тобой синие цветы…». потом оттуда же велят пристегнуть ремни – пузо маленькое, но пристёгиваю, как все, немыслимо уменьшив расстояние от замка до ушка…
Кинотавр тут гремит и гуляет – публика в дорогих туниках, часто говорящая иностранно, плетётся к морю, пока не начался какой-то открытый показ. полицаи лениво проверяют желающих усесться в зале под открытым звёздным небом – кругом вечерний торг всем, от кваса до деревяшек-сувениров. вяленная публика осматривает себя самоё с помощью экранного отвлечения – припрятанная после пляжей привлекательность, которая вскоре распахнётся в номерах высоченных отелей… а мы просто спускаемся к морю, шагаем по ресторанно-ларёчной части пляжа, которая тут, видимо, бесконечная – шагаем так целенаправленно потому, что есть неутомимый движок, я. а я ищу театр с открытою морю стеной.
…«Лаванда, горная лаванда, сколько лет прошло, но помним я и ты» – на взлёте, конечно, никакой музыки. побежал наш Ил вприпрыжку, считая плиты на взлётной полосе, поднатужился и взмыл. я прильнул к иллюминатору, за которым машины превратились в игрушечные, особенно легковые, а дороги выровнялись, и такими же геометрически выверенными стали поля, оттенками зелёного выдающие посеянные на них культуры – Земля оказалась очень разумно обустроенной. были и облака, и воздушные ямы –
