Раиса Крапп - Пересекающий время
- Что ты меня рассматриваешь?
- Любуюсь тобой.
Оставляя блестящий след, Майга провела пальцем по стеклу.
- Об Адоне я пришла говорить.
Было тихо-тихо, только звенели медянки, вились над снежно-белыми соцветиями.
- С ней что-то случилось?
Майга глянула с нехорошей усмешкой.
- Ах, каким непонятливым стал Дар!
Помолчав, Андрей спросил:
- Что ты можешь сказать мне об Адоне?
- Она очень изменилась. И у меня нет силы, чтобы ей помочь, иначе не пришла бы. Ты один сможешь, если захочешь. Я и говорить с ней пробовала. Просто, по-женски, легчает ведь, когда выговоришься. Так она ни слова слушать не хочет, упоминать о тебе запретила.
- Она не хочет слышать обо мне?
- Она не хочет слышать то, что говорю я.
Андрей отломил веточку агадуса, раскусил горькую мякоть.
- Адоня думает, что виновата перед тобой.
Андрей удивленно поднял брови.
- Да. Она говорит, что однажды была несдержанна, и с того дня ты стал другим.
- Бог ты мой!.. - со вздохом покачал Андрей головой.
- Дар, ее любовь тебе не нужна, но она-то страдает. Излечи ты ее от этого недуга, ей это тоже не нужно, добра не принесет. Ты можешь, я знаю твою силу.
- Довольно. Ступай.
* * *
Она ушла, как будто и не было никого, но горькие слова осели на сердце и на плечи, придавили. Андрей сел в кресло, тяжело положил руки на пульт и как будто забыл о нем.
Стыдно!.. Стыдно, что дождался этого визита. Знал, что надо встретиться с Адоней, и оттягивал. Определенность всегда лучше неизвестности, но какую определенность он принесет Адоне? Всей душой он страстно желает ей счастья. С ним она счастливой не будет, против них сто из ста. Но как Адоне это объяснить?
В который раз пришла мысль применить инверсию памяти Адони, и в который раз он поспешно отбрасывал ее: даже если во благо - это преступно, он не имеет права так распоряжаться ею.
Андрей установил односторонний ТП-контакт. Майга и Адоня уже вместе, собирают в джайве целебные лепестки агадуса. Ну конечно, Адоня и не подозревает о встречи подруги с ним. ТИСС вывел его прямо к ним. Обернувшись на шорох, Адоня испуганно прикрыла ладошкой рот, Майга удивленно подняла брови.
- Оставь нас, Майга, - сказал Андрей.
Ведунья быстро глянула на побледневшую Адоню, на Андрея, забрала молча из рук девушки туесок, прошелестели и растворились в голосе джайвы ее шаги.
- Ну, здравствуй, Адонюшка.
Она подняла на него бездонные темные глаза.
- Здравствуй, Дар... - и судорожно сжала руки.
- Я думал, все твои страхи в Майгиной избушке остались, - улыбнулся Андрей.
- Как это давно было. Будто и не со мной. Там все было по-другому...
- Адоня, нам надо... Я должен сказать тебе...
- Ох, нет, Дар! - со стоном вырвалось у нее. - Идем... Идем отсюда! Здесь... холодно... - и она быстро, не оглядываясь, словно убегая, чтобы не остановил, пошла вперед.
Андрей шел за ней молча, еще не зная, какие слова скажет этой маленькой, печальной, испуганной, до боли дорогой девочке. Все, что он мог сказать ей в утешение, было ничем по сравнению с ее низко опущенной головой, с обреченно поникшими плечами. "Так на казнь идут", - жгла мысль, и ни о чем другом он думать не мог.
Адоня вдруг остановилась, и Андрей с недоумением увидел впереди тускло поблескивающую полусферу глейсера. Он вопросительно повернулся к Адоне, но она, пряча глаза, глухо проговорила:
- Уходи, Дар. Ты не должен ничего говорить. Не надо возвращаться. Я не хочу, - последние слова Андрей едва расслышал, так тихо они прошелестели.
- Адоня...
Она быстро, в каком-то неосознанном порыве подняла к нему лицо, и Андрею показалось, что в него выстрелили из пайдера - генератора боли, сердце взорвалось и захлебнулось кровью. Глаза ее - с пронзительной нестерпимой тоской, умоляющие остановиться, толкнули к ней. Он обнял хрупкие плечики и почувствовал всю невозможность обрушить на них тяжкий груз несчастья.
"Сволочь я! " - отчаянно выругался Андрей.
- Адоня, милая, - хрипло сказал он, - ты прости меня, девочка... Мы не можем быть вместе.
Глаза ее широко раскрылись.
- Даже если я этого очень хочу - мы не можем, - с горечью повторил Андрей. - Поверь мне, я много бы отдал, чтобы не говорить этих слов.
Он отвернулся, потому что смотреть в ее глаза было невыносимо.
- Любый мой, - едва расслышал он в шелесте листвы, и невесомая горячая ладонь легла между лопаток. - Зачем ты говоришь "прости", любый? Зачем такая печаль в лице и голосе твоем? Мне горько, если причина твоей печали - я. Нет-нет, не оборачивайся! Не смотри на меня... Иначе я ничего не смогу сказать... - Голос ее пресекся, она переглотнула, снова заговорила. - Как мог ты подумать? Ты и я - вместе... Я никогда не хотела так, это нельзя... Как маленькой литте-однодневке встать рядом с могучим тубром? Мне ничего не нужно, возьми только мою любовь. Я не помешаю тебе и у твоей женщины тебя не отниму... Приходи ко мне с легким сердцем и так же легко уходи... Позволь только... просто любить тебя...
Андрей сжал ее плечи, встряхнул:
- Замолчи! Не смей! - ткнулся лицом в ее волосы. - Никогда не говори так больше...
Рядом с его сердцем неистово колотилось ее сердечко. Он приподнял ее лицо, стер пальцем мокрую дорожку на щеке.
- Не сердись, - проговорила она, и губы предательски дрогнули, она жалобно улыбнулась.
- Я не сержусь.
- Я с ума сошла, - улыбка дрожала на губах. - Мне ничего не надо, я только хочу, чтобы тебе было хорошо... а все почему-то так плохо. Это я сама все испортила, я знаю.
- Нет, ты ошибаешься. Разве ты перестала быть мне другом?
- Я - друг? - Она снисходительно и понимающе улыбнулась. - Не надо, Дар... Как я могу быть тебе другом? Я слишком мало значу.
- Опять ты плохо сказала. Очень плохо. Ты и Лиента - вам я всегда доверял больше, чем другим. Нет, не так, доверял я всем вам, правильно сказать - доверялся. И разве с другими у меня есть столько общих воспоминаний? Мне было больно терять тебя. Пусть все будет, как раньше.
- Я только этого и хотела, Дар! Чтобы как раньше!
- И ты больше не станешь плакать?
Она помотала головой, облегченно вздохнула:
- От радости смеются, а не плачут...
Если бы Андрей смог так же безоглядно радоваться, как она... Граф понимал, что ничего не решил, не сделал того, для чего шел к ней. Он только перевел их отношения в другое русло, но оно было таким тесным, еще больше сближало. И куда приведет? Дружба? Черта с два! Ну не смог, не смог он оставить ее такой несчастной! Чем она это заслужила? Уйти в тот момент, значило оставить весь груз несчастья ей одной - разбирайся со своими чувствами, как знаешь. Но их двое и тяжесть должен принять на себя тот, кто сильнее.
"Я сделаю это, - глядя в счастливое Адонино лицо, сказал себе Андрей. Если увижу, что выхода нет, я инверсирую ее память..."
* * *
С того дня их встречи приобрели совершенно другой характер. Они больше не избегали друг друга, наоборот, каждую свободную минуту проводили вместе. Впрочем, было тех минут не так много, как хотелось обоим.
Андрей посвятил Адоню во многое, о чем уже знал Лиента. Теперь они тоже пользовались ТП-связью. Андрей предупреждал девушку, когда прилетит в поселок, и Адоня ждала его на поляне-стоянке. В какие только уголки не заносил их глейсер. Андрей показывал девушке море и горы, тропики, гигантские водопады, пустыни. Или они опускались в каком-нибудь облюбованном ими уголке, и Адоня, забывая обо всем на свете, слушала рассказы Андрея о его удивительной стране, о друзьях, родителях, о необыкновенных чужеземных краях. Слушать Андрея она могла бесконечно.
- Дар, почему мы ни разу не увидели людей? Нигде нет жилья? - задумчиво спросила она однажды.
- Мы не видим, значит, и нас не видят.
- Ты нарочно выбираешь так?
Андрей молча согласился с такой версией.
В другой раз Адоня сказала:
- Мне так хочется увидеть твою страну. Ты покажешь мне ее издали, с высоты?
- Ты непременно все увидишь, но чуть позже.
Андрей тщательно и успешно оберегал их отношения от людских глаз. С другими он, по-прежнему, был даже приветливее, а с Адоней - несколько общих фраз и они расходились по своим делам, зная, что скоро будут только вдвоем.
Но и тогда Андрей держал их отношения на прочных тормозах, неизменно сохранял дистанцию. После того, мучительного для обоих разговора, они не сказали ни слова о своих истинных чувствах. Они могли самозабвенно плескаться на солнечных морских отмелях или ловить огромных тропических бабочек, сталкиваясь и роняя друг друга в траву. Но была граница, через которую Андрей ни разу не переступил и Адоне не позволил, хотя знал - она готова упоенно дарить ему свою любовь, раствориться в нем без остатка.
Они были счастливы. Но Андрею все больше казалось, что продолжается ситуация Адониного "сна".
"Ты можешь позволить себе быть счастливым, ты снял с себя всякую ответственность за то, что будет потом, потому что знаешь - потом ничего не будет. В любой момент, когда ты заблаговолишь, она забудет все, что ты считаешь ей забыть необходимо. Это более чем подло. Это преступно. Ты не имеешь права так поступать с нею".
