Три книги про любовь. Повести и рассказы. - Ирина Валерьевна Витковская
– А хотелось бы поспать на царской койке, – мимоходом уронил папа, – примеряясь к стоящему в углу древнему креслу, почти трону, тоже с гербом и короной.
Кресло угрожающе крякнуло. Папа, не успев приземлиться на сиденье, испуганно вскинулся и отскочил.
– Видать, не по чину, – отдышавшись, заключил он.
Графиню звали Шарлотта. Белокожая, рыжая, с нежными веснушками, заливающими всё лицо и руки, она была дивно хороша.
– Шотландка по происхождению, – вполголоса объяснил Антуан.
Он обращался к ней – «ваша светлость», но в кулуарах сообщил, что по происхождению графиня графиней не является – просто жена графа, который-то и есть настоящий. Портрет графа висел в прихожей (или как там эта комната в замках называется) и удивительно походил на знаменитый портрет Алексея Толстого кисти художника Кончаловского. Где он выпивает и закусывает. Слепому было ясно, почему графа нет дома. Потому что он на охоте, скачках или всемирной выставке в какой-то из европейских столиц. Такое у него было лицо. И даже не лицо, а… вальяжный разворот плеч, положение рук, посадка головы, безмятежный взгляд, размягчённая складка на подбородке. Всё говорило о сибаритствующем положении в семье и вообще в этой жизни.
На противоположной стене находился портрет графини с тремя детьми: двумя мальчиками-подростками и маленькой девочкой. Очень похожий и, видимо, демонстрирующий истинное положение вещей в семье, портрет был каким-то очень цельным, гармоничным; нет, вот как: абсолютно монолитным – так будет правильно. Как пальцы, сжатые в кулак. Нельзя убрать ни одну из фигур – композиция моментально развалится.
Как нам объяснил Антуан, двое старших – в коллеже и университете; при любой возможности вырываются помочь. Хозяйство держится в основном на графине и её дочке-школьнице, которая на портрете совсем ещё кроха. Изредка приходит убирать дом женщина из деревни.
В прихожей старинная мебель, на стене – от руки написанное свидетельство о графской принадлежности рода да побитый временем фамильный гобелен, а прямо под гобеленом выстроились в ряд чудные высокие сапоги из жёсткой резины. Четыре пары. Кажется, в Англии они называются веллингтоны.
Следующей была кухня. Самое восхитительное после чердака помещение в замке. Папа сразу готов был в ней поселиться. Сами посудите: огромный, в человеческий рост, камин. Без решётки и без экрана, огонь разводится прямо на полу. Густо закопчённая задняя стена. Сверху свисают многочисленные крючья и ещё какие-то железные приспособления, видимо, для жарки целых кабаньих туш.
– Граф, наверное, с охоты приносит, – предположила мама.
На «полу» камина – кучка золы и немного головешек. Рядом – практически вдвинутое в камин – деревянное кресло, в которое немедленно упал папа и блаженно закрыл глаза – представил себя графом, греющимся у огня стылым зимним вечером и поглаживающим шелковистую спину верного охотничьего пса. С трубкой, набитой ароматным вишнёвым табаком…
– Эх, курить бросил не вовремя, – тихо пробормотал он.
Собака, кстати, тут же явилась. Здоровый такой, лохматый, светло-бежевый пёс. Он немедленно рухнул на спину, к папиным ногам, подставив пузо. Мы были уже знакомы с ним, с этим приблудившимся в почтенном возрасте к высокородному семейству кабыздохом. Перед любым пришедшим в замок – знакомым или незнакомым – этот «страж» немедленно падал брюхом вверх – чтобы почесали.
Остаток дня мы бродили по живописным окрестностям, рассматривая реку, чудно перегороженную плотиной, и камни, по которым можно перейти на другой берег; стаи водоплавающей птицы, вольно гуляющей в прибрежных камышах; заливные луга, одуряюще пахнущие цветами и травами с прыскающими из-под ног ящерицами; немногочисленные деревенские строения – аккуратные домики, утопающие в пене обильно цветущих петуний и гераней.
У ворот замка нас встретила графиня и подробно выспросила, что мы хотим на завтрак. А потом все с упоением рухнули в прохладные кровати с пахнущими лавандой подушками и провалились в сладкий, крепкий, упоительный сон и были разбужены ранним утром звонким птичьим щебетом. Мы стояли у окна и видели её светлость, возвращающуюся от булочника и зеленщика с небольшой корзинкой. Она подставляла лицо утреннему ветерку и улыбалась собственным мыслям. А мы точно знали, что лежит в корзине: три хрустящих, исходящих теплом и ароматным духом круассана, хрустящий багет, свежайшее масло, сыр, помидоры и пяток куриных яиц.
…А потом мы завтракали в замковой кухне за здоровым круглым столом. И мама не сводила глаз с сервировочного столика, расположенного у окна. С оловянных тарелок и подставок для яиц, а особенно с той круглой салфеточки из прозрачной кисеи с бусинками-утяжелителями по краям, которой был накрыт стеклянный кувшинчик для сока…
В солнечном луче плавали пылинки, было тепло и божественно тихо. После завтрака на всех будто напало оцепенение, не хотелось ни говорить, ни двигаться. Каждый из нас думал о том, что вот сейчас мы уедем и оставим в этом холодном доме двух маленьких отважных женщин – мать и дочь. И они будут жить, как жили: перестилать гостевые постели, развешивать пучки лаванды у изголовий, носить в кухню дрова, разжигать камин, доить козу… Заготавливать сено для Горация-Себастьяна-Сальвадора-Эдуарда. Ведь ест же он что-то зимой. Выезжать его. И так каждый день. В солнечную и дождливую погоду. В грозу, ненастье, в метель. Надев веллингтоны и непромокаемые плащи. Дожидаясь графа…
Это ведь только кому сказать – графиня. Родовой замок. Одна из почтенных и старинных династий Прованса. А на деле…
Мне страшно, до зубовного скрежета, хотелось поговорить с хозяйкой. Спросить, счастлива ли она? И чего ждёт от жизни… Вернутся ли домой после учёбы сыновья и затопают ли маленькие ножки нового поколения по стёртым каменным ступеням донжона… Что-то мне подсказывает, что вряд ли. А тогда…
Но разве спросишь? Мадам лё контесс всё-таки.
…Провожали нас все на тот момент имеющиеся обитатели замка, включая собаку. Она понуро плелась рядом с графиней, грустно опустив хвост, навсегда прощаясь с папиной ногой, которая так приятно чесала ей пузо…
Деревня Фёдоровка
А завершилось наше путешествие в Прованс… – догадались? – да, деревней Фёдоровкой!.. Насмотревшись во французской провинции, а ещё раньше в итальянской, старинных родовых поместий, домов и домишек, зелёных холмов, речек, облаков, чугунных утюгов, самогонных аппаратов и заржавленных засовов, папа затосковал по малой родине – да так, что не захотел медлить ни дня.
Практически из аэропорта, забросив маму домой и покидав в машину всё необходимое, мы вдвоём двинулись в путь.
…Прочувствовав мягким местом ухабистый асфальт районного центра, под папины бодрые прогнозы – то ли ещё будет
