Город Победы - Ахмед Салман Рушди
Голос в голове повелел ему забыть о войне и фанатизме.
“Ты Дева, божественный, да, таков ты и есть, но зачем же быть всего лишь богом Смерти? Тебе не надоело возвращаться домой с войны в брызгах крови, запекшихся и свежих? Не хочешь ли ты вместо этого стать богом Жизни? Вместо армий ты можешь отправлять дипломатов и заключать мир”.
“Да-да, – думал он, – я буду делать ровно так, как сейчас сам себе посоветовал. Я пошлю дипломатов и заключу мир с ними со всеми, почему бы и нет? Даже и с Зафарабадом тоже”.
“И фанатизм, – напомнил ему голос, – забудь о фанатизме тоже”.
“Да-да, – думал он, – я покажу, каким стал толерантным! Я женюсь на джайнистке! На Бхиме Деви, она красивая, я женюсь на ней и тоже буду молиться в ее любимых храмах. И я возьму себе второй женой мусульманку. Ее придется поискать, но я уверен, что справлюсь с этим. Я слышал, что в Мудугале у ювелира-мусульманина есть очень красивая дочь. Присмотрюсь-ка я. А что еще, мой великолепный мозг, что еще?”
“Вода”, – прошептала Пампа Кампана.
“Вода?”
“Город так сильно разросся, что не всем хватает питьевой воды. Построй плотину! Сооруди ее ниже слияния Тунги и Бхадры, там, где они становятся мощной и быстрой Пампой, а потом построй большой акведук, чтобы доставлять в город свежую речную воду, и установи на всех площадях насосы, чтобы жаждущие могли напиться, а грязные – искупаться и отстирать одежду, и тогда люди будут любить тебя. Заслужить любовь водой проще, чем победами”.
“Да-да! Плотина! Акведук! Насосы! Вода – это любовь. Я буду Богоцарем Плотин Любви. Я заставлю любовь растекаться по всему городу и сделаюсь Любимым Народом, Наивозлюбленнейшим. Что-нибудь еще?”
“Ты должен стать патроном искусств! Пригласи ко двору поэтов, Кумару Вьясу, чтобы писал на языке каннада, Кунду Димдиму, чтобы писал на санскрите, и царя поэтов, Сринатху, чтобы писал на телугу! И знаешь что? Бьюсь об заклад, ты и сам способен создавать прекрасную поэзию!”
“Да-да, поэзия, поэты. И любовная лирика! Я могу писать ее и буду!”
“Пригласи еще математиков. Наши люди любят математику! И пригласи корабелов, чтобы они строили не только военные корабли, но и торговые суда и королевские баржи, на которых ты сможешь посетить триста портов империи! И позаботься, чтобы большинство из этих новоприбывших – художников, поэтов, счетоводов, дизайнеров – составляли женщины, они достойны этого не меньше мужчин!”
“Да-да! Я осуществлю все это и еще больше. Мои мысли умнее меня самого, но с этого момента я буду столь же велик, как и мои мысли”.
“Ах, вот еще что. Избавься от этих мумифицированных старых священников, которые окружают тебя и нашептывают тебе в уши свои старомодные идеи, и верни старый царский совет. Ты можешь включить в него всех – математиков, архитекторов, которые будут строить плотину и акведук, дипломатов, – их сияние сделает еще более ярким твой собственный блеск”.
“Отличная идея! Я счастлив, что она внезапно пришла мне в голову. Я сделаю это прямо сейчас”.
И теперь, подумала Пампа Кампана, мой внук-убийца – марионетка, которую я дергаю за ниточки.
В те дни у жителей Биснаги были сложные отношения с воспоминаниями. Возможно, они не доверяли им подсознательно, даже не зная либо не веря, что в начале времен Пампа Кампана посеяла выдуманные истории в их предков и создала целый город своим плодовитым воображением. Как бы то ни было, они были людьми, которых мало заботил день вчерашний. Они предпочитали – как дикарки из леса Араньяни! – жить полностью в сегодняшнем дне, не особо оглядываясь на то, что было прежде; если им и приходилось задумываться о каком-то другом дне, то это был день завтрашний. Это делало Биснагу динамичным местом, способным аккумулировать огромную, направленную в будущее энергию, но также и местом, где существовала проблема всех страдающих амнезией, состоящая в том, что отвернуться от истории – значит сделать возможным циклическое повторение ее преступлений.
Девяносто лет прошло с тех пор, как Хукка и Букка посадили волшебные семена, и к этому времени большинство людей уже считали это сказкой и верили, что имя “Пампа Кампана” принадлежало доброй волшебнице, не настоящему человеку, а персонажу этой истории. Даже Дева Райя, ее внук, считал так. Он знал историю о том, как его отец Бхагават Сангама, отверженный ребенок колдуньи, сделался Хуккой Райей II и дал обет отомстить Пампе, своей нелюбящей матери, бабке Девы Райи, а также любимицам Пампы Кампаны, ее дочерям. Даже если все это наполовину правда, думал Дева Райя, то все оно уже в прошлом. Если его бабка жива, ей должно быть около ста и еще десяти лет, и это, конечно, абсурд. И вся эта чепуха о ее колдовстве также абсурдна. Вероятно, она была злобной старухой, но не была колдуньей, а теперь ее не стало, и этот старый мир мог исчезнуть вместе с ней. Все, чего он хотел, – внимать голосу-гению у себя в голове, который указывал ему дорогу в будущее. Пришло время акведуков, математиков, судов, послов и поэзии. Да-да!
А что же Видьясагар? Враг Пампы Кампаны проживал последние дни своей жизни, его план жить так же долго, как она, и разрушать ее начинания, провалился. Ей больше не нужно было его бояться.
После того как Дева Райя внезапно радикально изменил свою политику, на улицах начались драки. Головорезы из ставшей ненужной властной структуры не сдавались так просто. С детских кроваток для древних получившая отставку старая гвардия руководила своими штурмовыми отрядами и пыталась взять улицы под контроль. Они не привыкли, чтобы им перечили. Они привыкли к собственной линии, к тому, что их боятся и, следовательно, слушаются. Однако столкнулись с внезапным противодействием. Годы нашептываний принесли неожиданные плоды. Повсюду в Биснаге – из закоулков и с широких авеню, из тихих убежищ стариков и мест шумных скоплений молодежи – люди выходили за двери и выказывали свой протест. Знамя “Ремонстрации” – руку с поднятым вверх, словно ремонстрирующим, протестующим указательным пальцем – можно было увидеть на улицах повсюду, а изображенный на нем символ красовался на множестве стен. Порожденное Пампой Кампаной преображение проявлялось во всей своей удивительной силе. Это было рождением того, что стало известно под именем “Новая Ремонстрация”; это движение более не было направлено против искусства и женщин и не выражало неприятия многообразия
