Полиция памяти - Ёко Огава
Мы прошли мимо дома культуры, миновали бензоколонку, консервный завод, общежитие, дошагали до Т-образного перекрестка, и перед нами наконец распахнулось море. Мы двинулись по дороге вдоль берега. На песчаных пляжах народу было тоже немало. Море терялось во тьме, тьма растекалась до горизонта и смешивалась с небом. А в нашей тележке оставалось всего несколько книг.
Из темноты поднялись очертания холма. На полпути к вершине бушевал какой-то пожар — куда яростнее, чем любые костры в округе.
— Библиотека? — выдохнула я.
— Боюсь, ты права… — отозвался старик, прикрывая глаза рукой, точно козырьком, и щурясь от яркого пламени.
Дорога на холм была узкая и крутая. Мы решили оставить тележку внизу и двигаться дальше с последними книгами в руках. Ночью подниматься по склону в кромешной тьме было бы смерти подобно. Однако сейчас пылающая над нами библиотека ярко освещала округу. Мы прошли мимо розового сада, в котором не осталось никаких роз. Только искры, мерцая, плясали над голыми шипастыми ветками, как светящиеся лепестки.
Библиотеку пламя сжирало сразу всю целиком. Никогда в жизни я еще не видела, чтобы какое-либо строение горело так прекрасно и совершенно. Эти сияние и жар, поглощающие все и вся, заставили меня забыть свои страхи и тревоги. Слова, которыми так настойчиво пытался убедить меня R, как и последний крик той женщины в шляпе, наконец-то уплывали от меня в непроглядную черную даль.
Поглазеть на это зрелище хотя бы издалека пришло довольно много людей, и порывами ветра до нас доносило их голоса:
— Зачем же было сжигать все здание? Это уж слишком…
— Но там ведь не было ничего, кроме книг. Куда проще спалить все сразу и не мучиться!
— И что же с этим местом сделают дальше?
— Наверное, превратят в пустырь, как и розовый сад. Или Тайная полиция отгрохает себе новую штаб-квартиру. Давно собираются, как я слышал…
Мы поднялись еще выше, до птичьей обсерватории. Здесь уже не было никаких зевак, не звучало ничьих голосов. Последний раз я заглядывала сюда во время прогулки и при свете дня не заметила в обсерватории каких-то больших изменений. Но теперь, под покровом ночи, я увидела, что это здание — сплошные руины. Оконные стекла выбиты, повсюду паутина, вся мебель вверх тормашками. На полу, куда ни шагни, какой-то вышедший из употребления мусор: кофейные кружки, карандашницы, истлевшие пледы вперемежку с обрывками документов… Стараясь не оступиться, мы пересекли смотровую рубку. Я подошла к окну, из которого мы с отцом наблюдали за птицами. И сгрузила книги на пол рядом с собой.
— Осторожней там… Осколки еще выпадают! — предупредил старик за моей спиной. Я кивнула и облокотилась о подоконник.
Внизу и наискосок, сразу же за кустами, горела библиотека. Так близко, что казалось, протяни руку — дотронешься; но так нереально, будто на экране в кино. В темноте не двигалось ничего, кроме пламени. Море, деревья, мы сами — все затаило дыхание и замерло в оцепенении, словно боясь нарушить этот великолепный пейзаж.
— Давным-давно кое-кто сказал: «Те, кто сжигает книги, в итоге будут сжигать людей»[14]… — пробормотала я.
Старик озадаченно потер подбородок.
— И кто же такое сказал?
— Да не помню уже. Какой-то большой человек… Думаете, так и будет? — спросила я.
— Ну… не знаю. Сложный вопрос! — Старик уставился в потолок, похлопал глазами и вновь почесал подбородок. — Кто бы там что ни говорил, это просто исчезновения. Они ведь не жгут без разбору все, что вообще написано! Да и что поделаешь? Сопротивляться исчезновениям бесполезно. Твой «большой человек» должен был это знать не хуже нашего, так что наверняка простил бы. Все-таки сжигать людей — это слишком страшно. И причин, чтобы такое устраивать, вроде бы нет…
— Даже если однажды исчезнут и люди? — не выдержала я.
Старик втянул в себя воздух, задержал дыхание и заморгал еще быстрей.
— Ох и мудреные у тебя вопросы, принцесса! Н-ну… Тогда… Как бы это сказать… А, вот! Нас, людей, исчезновения не касаются. Мы и без них когда-нибудь помрем. Все до одного. Так что доверься судьбе и не думай лишнего!
Явно радуясь наконец-то найденному ответу, старик защелкнул шпингалет на разбитом окне.
Библиотека продолжала гореть. Я подняла с пола одну из книг и бросила из окна. Распахнув на ветру страницы, та протанцевала в воздухе над кустами и сгинула в языках пламени.
Дальше была очередь старика. Он выбрал томик потоньше и полегче, так что его полет в пекло оказался куда элегантнее моего.
Мы повторяли сей ритуал снова и снова. Провожая каждую книгу, как последнюю драгоценность.
Ветер переменился, и в окно стало задувать горячий воздух. От походов по заснеженным улицам наши ноги совсем закоченели и только щеки горели огнем.
— Что вы почувствовали, когда исчез паром? — спросила я.
— Ох, давно это было… Теперь и не припомню, — ответил старик.
— Так как же мне жить, уже с завтрашнего утра? — пробормотала я, выбирая самую толстую книгу в крафтовой суперобложке.
— Главное — не брать дурного в голову. У меня так же было! Ну потеряешь работу. Поболтаешься чуток между небом и землей… Но понемногу все как-нибудь наладится! Уже скоро найдешь себе новое занятие, а о прежнем и думать забудешь…
Старик вгляделся в ночную даль за окном.
— Но я-то продолжу сочинять все равно, — сказала я. — Пусть даже и втайне.
Вскрикнув от удивления, он развернулся ко мне. А я размахнулась что было сил и обеими руками зашвырнула тяжеленный том как можно дальше. Крафтовая суперобложка трагически застонала.
— Думаешь, у тебя получится?
— Сама не знаю. Но R говорит, что я обязательно должна продолжать, иначе мое сердце исчезнет.
— Вон даже как? — Старик снова схватился за подбородок, и лицо его от задумчивости сморщилось, как печеное яблоко. — Я тоже делаю так, как он говорит. И каждый день слушаю свою оругору. Но особых изменений в себе не замечаю. Никакие воспоминания не возвращаются, и я вовсе не становлюсь сильнее. Я просто слушаю чудесные звуки из деревянной шкатулки, вот и все.
— Возможно, вы правы и это никак не поможет… Но свою недописанную рукопись я все-таки спрятала. Дописывать исчезнувшую историю — занятие, конечно, весьма необычное. И довольно опасное. Но я очень не хочу, чтобы R разочаровался во мне. Вопрос не в том, куда там исчезнет мое сердце и все такое… Мне просто слишком тяжело, когда он расстраивается.
— Я тоже буду слушать дальше свою оругору. Хотя бы потому, что это роскошный подарок мне на день рождения, — сказал старик, бережно отряхивая мои волосы от
