Полиция памяти - Ёко Огава
— Да… Спасибо, — только и выдавила я.
Хотя R, конечно же, был резко против уничтожения книг.
— Все сочинения, которые они требуют выбросить, ты должна хранить здесь, — сказал он. — Как и свои фантазии, разумеется.
Я покачала головой.
— Если я соглашусь, вся коморка будет завалена книгами, и для вас не останется места.
— За меня не беспокойся, было бы куда прикинуться, и ладно. Но здесь их уж точно никто не найдет!
— Ну, и на что это будет похоже? Какой смысл копить у себя горы книг, которые исчезли? Кому они пригодятся?
R стиснул пальцами виски, глубоко вздохнул. Его обычная реакция на мои разговоры об исчезновениях. Наши сердца не слышат друг друга, как бы мы ни пытались. И чем больше пытались, тем становилось грустней.
— Но ты же сама столько лет сочиняла истории. Тебе ли не знать, что такие вещи не сортируют по категориям «пригодится — не пригодится»…
— Конечно, знаю. Точнее, знала — до вчерашнего дня. Но теперь все изменилось… Мое сердце совсем истощилось.
Последние слова я произнесла осторожно — так, словно вручала ему какую-то очень хрупкую вещь.
— Мне тоже очень горько, что истории сгинут, — сказала я. — Так и кажется, будто нить, что связывала нас с вами, вот-вот оборвется.
Я взглянула ему в лицо.
— Не вздумай сжигать свои рукописи, — сказал он. — И продолжай писать. Тогда ничего не оборвется.
— Бесполезно. Само сочинительство уже исчезло! Теперь все эти книги и рукописи — они стали просто пустыми контейнерами, нет никакого смысла оставлять. Внутри у них зияют пещеры. Сколько ни всматривайся, ни прислушивайся, ни принюхивайся, больше оттуда ничего не появится. Так что же мне следует продолжать?
— Наберись терпения. И просто вспоминай — медленно, не торопясь. Как ты искала все эти слова, откуда они к тебе приходили…
— Я больше не верю в себя. Само слово «история» все труднее произнести. Это значит, исчезновение надвигается. Очень скоро я забуду об этом вообще. Так, что и вспоминать будет нечего…
Я опустила голову, взъерошила пальцами волосы. Наклонившись, R заглянул мне снизу в глаза и положил руки на мои колени.
— Да нет же. Все будет в порядке, — тихо произнес он. — Ты, наверное, думаешь, что с каждым исчезновением исчезают и наши воспоминания об исчезнувшем, но это не так. Они просто опускаются к самому дну пруда, куда не проникает солнечный свет. И если опустить в воду руки и пошарить как следует, всегда найдется то, что можно вытащить обратно на свет. Ты должна пытаться. Не могу смотреть, как ты сидишь сложа руки, пока твое сердце угасает…
Взяв мои пальцы в ладони, он начал отогревать их по очереди, один за другим.
— Значит, если я продолжу писать, я сберегу свое сердце?
— Именно так, — сказал он, кивнув. И согрел мои пальцы еще одним вздохом.
* * *
К вечеру исчезновение усилилось. Здание библиотеки охватило пламя, а люди начали выносить из домов книги и сжигать их — кто в парке, кто на своих огородах, кто просто на пустырях. Из окна кабинета было видно, как весь остров покрылся огоньками костров, небо стало пепельно-серым от дыма, а снег потемнел от копоти.
В итоге из всего, что было на полках, я отобрала с десяток книг и вместе с незаконченной рукописью передала их R на хранение. Остальное мы со стариком решили загрузить в тележку от моего велосипедного прицепа и отвезти к ближайшему костровищу. Спрятать всю домашнюю библиотеку все равно невозможно, да и слухи о том, что у писательницы оказалось подозрительно мало книг для сжигания, нам совсем ни к чему.
Сам выбор — что оставлять, что выкидывать — оказался очень мучительным. Я брала в руки книгу за книгой и уже не могла вспомнить, о чем они. Но патруль Тайной полиции мог заявиться с проверкой в любую минуту, и на размышления времени не оставалось. Собравшись с духом, я оставила только те книги, что мне подарили самые близкие люди, и те, чьи обложки были самые красивые.
В половине шестого, когда солнце почти зашло, мы со стариком отправились в путь, таща прицеп за собой. Перед нашим уходом Дон так и вился вокруг, виляя хвостом, умоляя взять его с собой.
— Мы не на прогулку. У нас важное дело. А ты стереги дом! — сказала я псу и усадила его обратно на покрывало в прихожей.
По пути нам встретилось еще несколько человек с большими пакетами или узлами. Дорога местами обледенела, с крыш то и дело срывались тяжелые снежные лепешки; выбиваясь из сил, мы тащились с поклажей вперед, едва не ломая кости. Книги в тележке перемешались и стали похожи на самый обычный мусор, но мы все равно везли их сжигать, так что не обращали на это внимания.
— Как устанешь — говори, не стесняйся, — сказал старик. — Всегда можно посидеть на тележке и отдышаться.
— Спасибо… Пока держусь, — ответила я.
Двигаясь по автобусной улице, мы миновали рынок и наконец дотащились до центрального парка. Вокруг было светло как днем и жарко от бушевавшего пламени. Огромная гора книг пылала в самом центре парка, выбрасывая в ночное небо столпы ослепительных искр. Костер уже окружила большая толпа. А за деревьями вокруг так и мелькали шинели Тайной полиции.
— Вот это да! Какое… грандиозное зрелище! — протянул негромко старик.
Языки пламени, точно лапы исполинского монстра, тянулись к небу, задираясь выше фонарей и телеграфных столбов. С каждым порывом ветра в воздух взмывали все новые пылающие страницы, обращаясь в пепел у всех на глазах. Снег вокруг почти весь растаял и превратился в грязь, которая чавкала под башмаками при каждом шаге. Пламя выкрасило оранжевым детскую горку, качели, скамейки и стены общественного туалета. Луна и звезды, будто в смятении от яркости этого пламени, сгинули с небосклона. И лишь горы исчезающих книг поджаривали небеса своими пылающими останками.
Их отблески сияли на лицах людей, наблюдавших за всем этим действом в полном молчании. Словно на какой-то очень важной, торжественной церемонии, эти люди застыли, боясь шелохнуться, и даже не стряхивали оседавшие на них огоньки.
Сама гора книг была куда выше моего роста. Часть из них еще не успела загореться, но названий на их обложках я прочесть уже не могла. Да если бы и прочитала, все равно ни одной не узнала бы. Но зачем-то продолжала ощупывать взглядом эти обложки — одну, другую, третью… Может, если за каждой книгой следить
