Изнанка - Лилия Волкова
– Эт к-какой вагон? – Дверь купе рывком открылась, в образовавшемся проеме стоял, пошатываясь, высокий улыбающийся парень. – Др-руг! Какой вагон? А рыс-стор-ран в какую сторону?
Андрей пожал плечами, парень махнул рукой и, улыбаясь и пошатываясь, исчез из поля зрения. От запаха пива Андрея замутило. Он сунул часы в карман джинсов, скомкал газету, чуть было не прихватив салфетку со стола.
В плохо освещенном туалете пахло освежителем и мочой. Он несколько раз умылся, но тягостная дурнота не проходила, сидела внутри, перекатываясь от вагонной качки от горла вниз и обратно. В очередной раз подняв голову от раковины, он глянул в зеркало и отшатнулся – настолько лицо-отражение было похоже на отцовское. Он всегда знал, что у него нос и разрез глаз, как у отца, но материнский рисунок губ, ее вьющиеся волосы, ее высокий лоб скрадывали это сходство. Раньше скрадывали. Время стирает с лиц зыбкое, оставляет главное; поэтому братья и сестры, в молодости совсем разные, становятся похожи друг на друга. А у Андрея никого нет. Он стареет, и с годами каждая отражающая поверхность все чаще будет показывать ему человека, которого он предпочел бы больше никогда не видеть.
Он сунул руку в карман, достал часы, осмотрелся. Заметив на двери крючок для полотенца, обернул ремешок вокруг воображаемой руки, застегнул (шпенек охотно проскользнул в привычное отверстие), повесил получившийся ошейник на крючок и вышел.
КАТЯ
Ключ от своей квартиры Катя вручила Ленке на второй год совместной работы:
– Возьми, пожалуйста, ладно? У меня есть, еще один у Иоланты, для Таши лежит комплект, но я хочу, чтоб у тебя тоже был. На всякий случай.
– И на какой такой случай, а?
– Ну мало ли. Вдруг со мной что-то случится, а Таша…
– Кать, не пори ерунды. Ты молодая, здоровая, что может случиться? Я возьму, конечно. Но только чтоб ты не волновалась.
– Ну и хорошо. – Катя чмокнула Ленку в щеку, еще более пухлую, чем в юности. – Я же рассеянная, могу просто забыть или потерять. Так что и ты не волнуйся. Тем более что тебе нельзя.
– Да ладно! – Ленка погладила свой огромный живот. – Я нормально. Еще лучше хожу, чем в первый раз: ни токсикоза, ни отеков, вообще ничего. Только на животе очень хочется полежать, а на арбузе фиг поспишь. Жду не дождусь, когда он вылезет уже. – Ленка снова погладила живот, потом поморщилась и почесала.
– Пихается? Можно потрогать? – Катя потянулась рукой.
– Трогай, конечно. Можешь и поговорить с ним. Санечка, это тетя Катя, моя лучшая подруга.
– Точно уже решили, что в честь дяди Саши назовете? А если все-таки девочка? Александрой будет? – Под Катиной ладонью шевелилось живое, странное, восхитительное. – Тетя Люся обрадуется, наверное. Как она, кстати?
Дядя Саша умер полгода назад смертью праведника: просто не проснулся. Катя на похороны не пошла. Таша болела ветрянкой и страдала – не столько от температуры, сколько от зуда и ощущения себя некрасивой. Маму она ни в какую не хотела отпускать от себя, хотя Иоланта была готова подменить Катю в любой момент.
– Лен, прости, не получается никак. – Катя бормотала в телефонную трубку извинения и чувствовала себя полной и окончательной свиньей. – Я так соболезную тебе! И тете Люсе передай, что я ее люблю. И Сергею – мое сочувствие.
– Кать, спасибо! Ох, – подруга шумно высморкалась прямо в динамик, – мы тут, конечно, все на нервах, но ты не переживай. Родня уже приехала, место оплатили, поминки заказали. Людей много будет. Маме передам все. В общем, нечего нести в народ инфекцию, лечитесь там, и выходи скорей на работу, а то я скучать буду.
Через неделю, когда Катя пришла в офис, все столы были уставлены тарелками с пирожками, и Ленка настойчиво предлагала их всем подряд: своим подчиненным, приходящим курьерам, соседям по офисному центру:
– Девять дней сегодня. Съешьте за помин души раба божьего Александра. – Вид у Ленки был грустный и благостный одновременно.
Вечером, когда пирожками были накормлены все голодные, а сытые унесли по две-три-четыре штуки с собой, Катя зашла в Ленкин кабинет – небольшую выгородку, где «генеральный директор» проводила минимум времени, только когда принимала посторонних посетителей.
– Лен, я вот принесла все договоры, которые дома проверила. И вычитала несколько текстов, они у тебя на почте с пометками. Ты как вообще? Как все прошло? Извини, что я раньше не спросила. – Катя придвинула стул к Ленкиному столу, коснулась ее руки.
– Ой, – Ленка икнула и захихикала, – обожралась я. В этот раз пироги у матери – прям чума, да? Пышные, как пуховая перина. Она говорит, тесто вверх перло и перло, не успевала обминать. И духовка в этот раз пекла просто зашибись. Она обычно с одного бока прижаривает больше, а тут – все пироги ровные, румяные, один к одному! Мама сказала: прямо чувствую, как папа мне помогал, ни на секунду не отходил.
– Да? Надо же. – Катя растерялась. Как на такое отвечать? Наверное, просто поддакивать.
– И похороны прошли… Кать, я даже не думала, что может так быть. Ну как тебе сказать? И красиво, и спокойно. Не, мы, конечно, поплакали все, мама откричала у могилы так, как положено. А до этого служба была. Поп хорошенький, молоденький и так хорошо читал! И у певчих голоса как у ангелов. А потом, пока гроб от машины к могиле несли, отцовская тетка и старшая сестра как начали причитать! Кать. Я обрыдалась вся. И слов-то не разобрать: что-то про «на кого ж ты нас покинул», про детей-сиротинушек, про вдову безутешную. И так жалостно это все. А потом, когда уже гроб опустили и все по горсти земли кинули, вот прям отпустило всех. Знаешь, будто они, тетка с сестрой, за нас все сказали. И что скучать будем, и что не забудем никогда. И что там, куда он ушел, ему лучше будет. Он ведь в раю, я точно знаю. А я беременная, Кать. – Ленка блаженно улыбнулась и положила руку на живот. – На третий день после похорон как шандарахнуло меня – поняла в один момент. Мальчик будет, я уверена.
Они обнялись и поцеловались; и Ленка
