Другая семья - Вера Александровна Колочкова
Все, надо идти… Сколько можно сидеть и бояться. Ведь он ужасно боится, надо признать!
Вышел из машины, направился к подъезду. Хорошо, что женщина из двери вышла и можно не звонить в домофон. Поднялся на нужный этаж и сразу нажал на кнопку звонка Катиной квартиры, чтобы не мучить себя больше. Подождал, еще раз нажал. Прислушался. Ага, вот и шаги слышны…
Дверь ему открыла Галина Никитична. Смотрела долго, нахмурившись. Потом произнесла так буднично, будто они расстались только вчера:
– А, это ты… Ну проходи, коли явился… Проходи…
Галина Никитична повернулась, ушла в комнату. Он последовал за ней, спросил осторожно, садясь в кресло:
– А Катя дома, Галина Никитична?
– Ишь… Помнишь даже, как зовут меня. Не совсем, видать, память отшибло.
– Ну что вы… Как же я забуду… Вы не ответили – где Катя? Она скоро придет?
– Нет, не скоро. Уехала она.
– Куда уехала?
– Да тихо ты, не говори громко. В другой комнате Миечка спит. Или ты уж забыл, что у тебя дочка была, Миечка?
Галина Никитична усмехнулась нехорошо и продолжила, внимательно его разглядывая:
– А с лицом-то чего сделалось, оссподи… Встретила бы тебя на улице – не узнала… Совсем другой человек. Как себя чувствуешь-то, ничего? Может, тебе воды принести? Или чаю?
– Нет, не надо ничего. А куда Катя уехала? Надолго?
– Ишь ты… Катю ему подавай, стало быть… Вспомнил наконец про Катю, примчался! А только Катьке ведь сказали, что ты вроде как помер… Уж не с того ли света сюда заявился, а?
– Вы же все знаете, Галина Никитична. Вы были у меня в офисе, вы все знаете.
– Ну да, была… Правда, Катька не знает, что я туда ездила, она бы меня не пустила. А я хотела для Миечки… Чтоб ее тоже наследницей сделали, чтобы не обделили. Такой паренек со мной беседовал, грамотный, вежливый… Очень уж он удивился, когда я про наследство-то спрашивать начала! Говорит – живой он, что вы… Я тогда чуть с ума не сошла – как так живой, думаю? Если Катьке сказали, что ты помер?
– Но Катя знает, что я жив? Ведь вы ей все объяснили? Вы же должны были, правда?
– Ну, чего я кому должна, это мое дело. Да только знаешь, милок… Не стала я Катьке говорить, что ты живой. Она и не знает ничего. Так-то вот… Зря ты сюда заявился, милок, зря. Это еще хорошо, что ее дома сейчас нет…
– Но почему? Почему вы ей ничего не сказали?
– А зачем? Пусть так и думает. Да она и привыкла уже… Смирилась… Уж прости, но я так решила – не говорить. Так надо было, и все тут.
– Странное решение, Галина Никитична… Я вас понять не могу. Зачем?!
– Да говорю же тебе – так надо было!
– Кому надо?
– Катьке и надо. Потому что умер и умер, и не мучаешь ее больше. Неужели не понятно?
– Странно…
– Да ничего тут странного нет! Заладил одно – странно да странно!
– А кто ей сказал, что я умер?
– Так теща твоя… Она Катьке так и представилась – мол, я мать его жены. Катька же сразу в больницу рванула, как ей по телефону сказали, что ты в аварию-то попал. Там она ее и поймала. Помер, говорит, наш Филипп дорогой, ой, горе какое. Идите, говорит, отсюдова, не мешайте моей дочери горе переживать. И на похороны не приходите, не позорьте честное имя зятя. Так все и было, что еще скажешь…
– Клара Георгиевна?! Она так сказала Кате? Не может быть…
– Ну, уж не знаю, Клара у тебя там, не Клара… Как было, так и говорю. Мне тогда все равно было, кто про твою смерть Катьке сказал. Она так горевала, бедная! На моих глазах таяла, я уж думала, не вытяну ее… Видать, этой твоей Кларе соврать, что раз плюнуть, а моя Катька чуть вслед за тобой не отправилась. Любила она тебя сильно. И все исполнила, как теща твоя просила. И на похороны не поехала. Хотя о чем это я… Какие похороны, ты ведь живой оказался!
– И все-таки я не понимаю, почему… Почему вы Кате не сказали, что я жив?
– А чего ты сам ей не позвонил, а? С меня сейчас вон спрашиваешь, а сам? Очень интересно мне знать?
– Я не мог… Не в том состоянии был. Действительно, был между жизнью и смертью. Думал, не встану уже на ноги. А еще думал – почему мне Катя не звонит… Неужели не хочет? Забыла? Хотел сам позвонить, да обнаружил вдруг, что в телефоне Катин номер исчез…
– А куда ж он делся, интересно мне знать?
– Да сам не понимаю, правда. Просто исчез, и все.
– Зато я понимаю… Это ж ясно, как божий день. Наверняка бабы твои и в телефоне у тебя покомандовали. Если уж про твою смерть Катьке набрехали, то и номер телефона они же убрали. Что ж тут непонятного-то, милок?
– Да нет, что вы говорите… Этого быть не может…
– Да отчего же? Я бы на их месте так же сделала, к примеру. С глаз долой, из сердца вон. Все бабы такие, чего с них взять. Каждая за свое счастье борется, как умеет. А ты еще удивляешься – быть этого не может, ага! Да и не такое еще бывает… И ты на своих баб не серчай, их тоже понять можно было. Катька же для них кто? Подлая разлучница, вот кто. А тут такой случай представился… Нет, я бы точно так же сделала, честное слово!
Галина Никитична рассмеялась громко и тут же закрыла рот рукой, испугавшись. И прошептала испуганно:
– Миечку разбудила, наверное… Если она придет сюда, не говори ей, кто ты есть… Не надо…
– Но почему?!
– Потому! Потом объясню…
В коридоре уже слышалось шлепанье босых ножек, и вот уже Миечка появилась в дверях в обнимку с плюшевым зайцем. Личико сонное, капризное, рыжие пряди прилипли к щечкам. Увидела его, глянула на Галину Никитичну озадаченно:
– Кто это, бабушка?
Он разглядывал ее с бьющимся сердцем, не мог ничего сказать от волнения. Боже, как подросла… И глаза по-взрослому смотрят. Волосы совсем рыжие стали, и лицо осыпано веснушками. Солнечная такая девочка, его дочка…
– Дядя, ты кто? – снова спросила Миечка, разглядывая его с интересом.
Дядя, значит… Не узнала его дочка. Не помнит. Все-таки сильно он изменился, если не помнит.
Потянул к ней руки, хотел сказать – я это, мол, Миечка, папа твой, – но был остановлен сердитым возгласом Галины Никитичны:
– Миечка, иди оденься сначала! И умойся, и волосики причеши! Что же ты такая лохматая к гостю вышла? Что дядя подумает про тебя? Иди, Миечка, иди… Нам с дядей еще поговорить надо! Не мешай нам, ладно? Телевизор включи, мультики посмотри…
Миечка кивнула покладисто и ушла, спорить не стала. Да и чего спорить? Подумаешь, дядя какой-то…
Видимо, растерянность на его лице была такой сильной, что Галина Никитична произнесла с давешней злой насмешливостью:
– Эка, как тебя покоробило-то… Не понравилось, что я тебя дядей назвала, да?
– Не понравилось, Галина Никитична. Почему вы не дали мне поговорить с дочерью? Какой же я ей дядя? Я же отец!
– Нет, а ты как хотел, интересно? Ты столько времени в ее жизни не появлялся и ждешь, чтобы все красиво было, как в кино, да? Ах, папочка родненький приехал, про меня вспомнил? Да она даже и не узнала тебя, сам видел! И не надо ей тебя узнавать, и незачем!
– Да почему вы так решили, интересно? Почему вы за нас с Катей пытаетесь все решить?
– А что, я права не имею, по-твоему? Нет уж, милый… Лес рубят, щепки летят. Катька мне дочь родная, и я ее в обиду не дам. И Миечку в обиду не дам. А уж какими методами – это мое дело, советоваться с тобой не буду. Да и кто ты такой,
