Золотая кровь - Евгения Черноусова
Намекает, что это отец придумал, что у Кати золотая кровь, чтобы не лечить её? Оля поняла, что это ужасно, но правдоподобно. То есть не легенда о семейном заклятии правдоподобна, но поведение племянника в том случае, если он верит в это заклятие. «А как ведёт себя болезнь в случае смерти одного из членов семьи?» «Ну вот, вы мыслите в правильном направлении. Если членов семьи становится меньше, соответственно, меньше возможностей для передыха у оставшихся. Понимаете, да? Когда в семье четыре человека, грубо говоря, болеете вы через три раза, остаётся трое — передыхаете через двоих. Я, конечно, утрирую, кто-то может болеть чаще других, а может вообще из болезни в болезнь переходить. Но если остался один — из болезней уже не выберешься».
«Вы сказали, что семья — это родители и дети. Но Галя ничего не говорила о собственных болезнях. У Эдуарда всё началось с неважного самочувствия, которому врачи не находили объяснений: небольшая температура, раздражительность, усталость. Был перерыв, когда дочери удалили сложный зуб. Почувствовал себя здоровым, но, когда дочь выздоровела, отцова болезнь вернулась. Потом у Кати стала неметь нога, потом ей поставили страшный диагноз, причём ухудшение произошло очень стремительно. Когда вдруг резко наступило улучшение, девочка вспомнила о семейном заклятии и попросила мать позвонить отцу. Катя в мистическую природу заболевания тоже верила, и сразу предположила, что с ним что-то случилось. И точно, оказалось, что в вашем Утятине он руки сломал. У ребёнка месяц ремиссии, а потом вновь ухудшение. То есть болезни отца и дочери чередовались, о Галиных болезнях я не слышала. Какие-то наверняка были, но она никогда не связывала их с семейной цикличностью. Так вот, какое значение имеет брак? Если разошлись, тот, кто ушёл из семьи, уходит от заклятия? Можно ли публично отказаться от ребёнка, чтобы избавить его от болезней?» Коля засмеялся: «Ни бог, ни дьявол паспортов не спрашивают. Но, наверное, поторговаться с ними можно. Этот ваш родственник, скорее всего, над дочерью измывался, чтобы самому не болеть. А над женой почему-то не получалось. Вот он и стал жён менять. Скорее всего, жертву искал. Как, вы говорите, у него было? Очередные, основные, запасные, одноразовые? А до этого пятнадцать лет с одной в браке состоял, хотя верность не хранил. А Галя ваша… скажите, она хороший человек?» «Обычный. Не идеальная, нет. Но мать любящая, даже самоотверженная». «То есть не святая. Значит, с дьяволом дело имела, и вот мне очень интересно, чем она ему за жизни отродий быкадиновских заплатила?» «Я не верю в ваши утятинские легенды, и в бедах Гали и её детей вас не виню. Но говорить так о детях — это отвратительно».
За время их беседы проснулся слишком рано малыш, пришлёпал босиком на кухню, держа за уши плюшевого зайца, следом прибежала приглядывающая за ним Алдона, узнала утятинца, обрадовалась. Алик сначала дичился и жался к бабушке, а потом вдруг залез к Коле на колени и играл с мягкой игрушкой, не пытаясь бегать, прыгать, куда-нибудь залезть и чего-нибудь разбить, как он обычно это делал. Коля сказал: «Этот наш, утятинский!». Алдона возразила, но Оля, подумав, согласилась: «В Утятине зачат». «Синячок у него на щёчке». Первый раз вступил в разговор его спутник, которого Коля представил как утятинского уроженца, ныне жителя северной столицы, врача. Он сказал, что это не синяк, а гемангиома. Колю почему-то это заинтересовало, он стал расспрашивать, чем это грозит, что из себя представляет и как лечится. Разговор перетёк на болезни, закончился мирно, Алик за это время на руках у гостя уснул. Уходя, Коля сказал: «Может быть, завтра вы в наши утятинские чудеса поверите. И тогда свяжитесь с этой вашей родственницей и узнайте, кого она за детей своих просила и чем пожертвовала. Вовсе я зла им не желаю, но интересно, почему на этот раз заклятие сбой дало».
Назавтра малыш по-прежнему вёл себя заторможено, был сонливым. Его у Оли оставили, потому что Наташа простудилась, и ребёнка решили не подвергать риску заразиться, тем более, что Римма с Аликом тоже болели. Алдона с утра уехала на занятия, Танечка на работу, так что Оле даже посоветоваться было не с кем. В конце концов она всё же решила позвонить Эдику.
Они примчались почти одновременно — Эдик и Карина. Это удивительно, но тёткой она оказалась заботливой и любящей. Они даже с братом стали мягче общаться, вот и сейчас он, не желая волновать больную жену, решил посоветоваться с сестрой. Алик им обрадовался, но не так бурно, как обычно. «Температурка нормальная, — зацеловывала его Карина. — Но всё равно что-то с ним не так». «Да не выспался ребёнок, вот и всё, — скептически наблюдал за ней Эдик. — Испортите мне малого. Бабье воспитание!» Алдона с занятий пришла, тоже включилась в обсуждение, мол, Алик вчера тормозил и рано уснул, и спал-то он всю ночь. Тут ещё прадед позвонил, а он по части квохтания над ребёнком всем бабушкам сто очков вперёд мог дать. Эдик только глаза закатывал, когда Самсин напомнил им о неудачной попытке криодеструкции, мол, ребёнок теперь чужих боится, а от вида врачей криком закатывается. А Карина вдруг: «Ой, а где она?!» И Алдона подхватила: «Смотрите, щёчка чистая!» Действительно, пятно со щеки исчезло.
Тут уже и Эдик испугался и решил срочно везти сына в клинику, где он на учёте состоял. Дед с экрана бурно его поддерживал, а женщины теперь наоборот, считали, что нужно подождать и понаблюдать. А Оля сказала: «Это Коля». И Алдона согласилась: «Я вчера заметила, что он Алькину щёку рукой закрывал. Он же ведьмак, этот Коля, Таисия Андреевна его боится. Позвони ему, баба Оля!»
«Ну и как вам наши утятинские чудеса? — в ответ на приветствие прохрипел Коля. — Пацан несколько дней тормозить будет, потому что я его немного усыпил. В четверг перед отъездом зайду посмотреть. А с вас разговор со вдовой». «Правда, что ли, ведьмак? Ладно, пока, вроде, Алик на больного не похож. Поехали на работу, систер!» — потянул Карину за руку Эдик. «Все мужики — бездушные скоты», — сказала она, но двинулась на выход.
Через
