Когда наступит тьма - Жауме Кабре
В ярости он вытащил ключи из кармана. Чтобы добраться до дверей, ему пришлось перескочить через почти полуметровую стену книг, которая ограждала их как своего рода защитное сооружение. Он успел удостовериться, что состояла она из словарей, полного собрания сочинений Ксанидиса, четырех романов Миллера, нескольких книг Педроло…
– Мама! – заорал он, переступая через порог. – Ты что, свихнулась?
Как и следовало ожидать, никто не вышел ему навстречу, и он направился в спальню, где его мать лежала пластом уже три года, и это были три крестных пути – «для меня, ей-то что, ей лежи себе да командуй».
– Чьих это рук дело?
– Что именно?
– Кто выбросил книги?
– А! Катерина.
– Зачем? – взвыл Олегер.
– Затем, что я ей так велела. Я сказала: Катерина, убери все книги из столовой. Все до единой.
– До единой?
– До единой, Катерина. Поняла?
– Сейчас мне некогда.
– Десять евро.
– По рукам. Куда их вынести?
– Куда угодно, только в квартире чтобы и духу их не было. На лестничную клетку. – Она поглядела на сына. – Куда она их вынесла?
– На лестничную клетку; теперь ни войти, ни выйти.
– Отлично.
– Ты с ума сошла.
– В столовой не продохнуть от такого количества книг.
– Мама, но ты же никогда не выходишь в столовую! Ты что, забыла, что не можешь ходить?
– Если бы там все стены не были заставлены книгами, я бы, может быть, и попыталась туда выйти.
– Вот-вот. К вящей славе Божией. Если бы в столовой не было книг, Господь наш даровал бы исцеление калекам.
– Не издевайся.
– Какого хрена. Ты думаешь, мы во дворце живем? Куда я их дену?
– Сожги в камине, подари кому-нибудь. Все равно ты их не читаешь! И не выражайся.
Олегер Сантига вышел из комнаты матери и полчаса расставлял книги по местам. Мать брюзгливо сожалела о десяти евро, ни за что пропавших. Когда он принес ей ужин, она все еще ворчала и ничего не ответила, когда он что-то сказал ей про Катерину и ту женщину, которая придет ее заменить.
Олегер Сантига закрылся в своем малюсеньком кабинете, то есть в чулане, переоборудованном в кабинет, в котором был стул, стол, полное отсутствие куда-либо выходящего окна, целая куча коробок со старыми туфлями, которые мать отказывалась выкинуть, и стремянка, одолжить которую соседи приходили так часто, что как-то вечером, когда нервы у него были основательно расстроены, он поклялся когда-нибудь сбросить ее с балкона с геранями. С балкончика с геранями. Он взял мобильный телефон и набрал номер. Разговор был коротким, сухим и конкретным: одна-единственная инструкция, не оставляющая места для нерешительности. Встречаемся через час у «Педреры».
– Но что именно вы хотите мне сообщить?
– Чрезвычайно интересную для вас информацию. Я подчиненный вашего мужа.
– Молодой человек, мне некогда играть в такие игры.
– Мне тоже. Я располагаю сведениями о том, что вам следовало бы знать.
Молчание на другом конце трубки.
– В каком смысле?
– Я поделюсь этими сведениями с вами, а вы решите, что делать дальше.
Через час Виржиния стояла возле «Педреры» в толпе туристов, которые щелкали фотоаппаратами или пялились на здание с раскрытым ртом. Она была единственным человеком, кому было наплевать на Гауди, – она смотрела на других людей и заглядывала в глаза всем мужчинам. Через десять минут она посмотрела на часы и сердито поморщилась. На что тощий как жердь человек, все это время стоявший рядом с ней, фотографируя балконы, сказал ей: «Не будьте так нетерпеливы, сеньора Бауса. Сейчас я вами займусь».
Он сделал еще три или четыре фотографии и прокомментировал: «Вот эта хорошо получилась, глядите».
Он повернул к ней экран телефона. Виржиния нетерпеливо фыркнула – она была унижена и напугана, но любопытство брало верх.
– Что вы хотели мне сказать?
Тощий протянул ей бумажку. Она ее развернула. На ней было имя и адрес.
– Кто это?
– Любовница вашего мужа.
– Нет у моего мужа никакой любовницы, – отрезала она, раздирая бумагу на мелкие кусочки и усеивая ими тротуар. Тщедушный человек и ухом не повел. Он только заметил: «Гражданочка, чистота города – дело каждого…» Он присел на корточки и собрал все клочки. Потом неожиданно схватил ее за запястье, разжал ей ладонь и переложил туда обрывки. И исчез в густой толпе японцев, которые перемещались, задрав головы, рискуя споткнуться и упасть.
* * *
Полицейский инспектор глядел через окошко вниз во дворик, как будто намереваясь без надобности швырнуть туда кусок-другой отравленного мяса. Он повернулся к женщине и сказал, это слишком большое совпадение, чтобы одновременно умер и хозяин, и обе его собаки.
– Может быть, отравились чем-нибудь.
Полицейский рассеянно посмотрел на нее, будто думал о чем-то совсем другом, и улыбнулся. В ответ на его молчание сеньора Маури рявкнула:
– От меня-то вы чего хотите?
– Мама, давай поспокойнее! – нервно пробормотал Арнау Маури.
– Я хочу, чтобы вы, – подошел к ней поближе инспектор, – предоставили мне всю информацию, которая может мне пригодиться.
– Откуда мне знать, что вам может пригодиться.
– Соседи говорят, что вы этих собак терпеть не могли.
– Их вообще никто терпеть не мог! – огрызнулся Маури. – Они целыми днями лаяли как проклятые.
И поглядел полицейскому в глаза, понимая, что достиг апогея, что шагает по краю пропасти, и наслаждение перед лицом опасности было ни с чем не сравнимо. Куда там, куда там… Даже не знаю чему, но куда ему там.
– До тебя еще очередь не дошла, – сухо отрезал полицейский. – Я обращаюсь к твоей матери. – И повернулся к ней. – Вы им подбросили какой-то яд, а сеньор Плана по ошибке тоже им отравился. Так было дело?
– Мне нечего вам сказать, я ничего не знаю! Вы сами про какой-то яд толкуете.
– Хорошо, сеньора. Будьте любезны выйти из комнаты.
– У меня дома никто не имеет права мной командовать.
– Хорошо; тогда вам обоим придется пройти в участок.
– В каком качестве? – спросил Маури, не отдавая себе отчета в грозящей ему опасности.
– Ты, я вижу, много читал? – криво усмехнувшись, спросил инспектор.
– Да уж точно побольше вашего. В каком качестве?
– В качестве матери и сына, подозреваемых в убийстве.
Сеньора Маури встала, пытаясь сдержать ярость и ужас, вышла из гостиной и слишком сильно хлопнула дверью, которую они никогда не закрывали.
– Отлично, – сказал полицейский. – Теперь, парень, рассказывай все по порядку.
– Мне нечего рассказывать.
– Ты отравил их кормом, смешанным с какой-то отравой, правда?
– Такие выводы – дело ваше, на то и результаты вскрытия и прочая дребедень, так ведь? Нечего меня об этом спрашивать.
– Что это был за яд? И откуда ты его взял?
– Ушам своим
