Роман с Луной - Марина Львовна Москвина
Вот Фима в Джусалы в Казахстане – минный завод, ночная смена – рабочему человеку полагаются продовольственные карточки на иждивенцев, а у него их трое! Утром в школу – прямо от станка, вымажется сажей специально, чтобы выглядеть, как герой, а потом спит на уроках, положив голову на парту.
Сорок третий год. Фима десятиклассник. Даня вызывает его в Москву, устраивает на подготовительное отделение железнодорожного института – а там сплошь начертательная геометрия, математика, физика, химия…
Фима вундеркинд, он все может объять, но как-то не лежит к этому душа.
А дальше так отчетливо, будто наяву, – вдруг он узнает, что в связи с близким окончанием войны правительство приняло решение организовать Институт международных отношений, где собираются готовить дипломатов.
Быть дипломатом, говорить на разных языках, ездить по всему миру, как капитан Немо! Фима побежал выяснять, какие сдавать экзамены. И там ему сказали, что если у кого-то хотя бы намек на «пятый пункт» – даже документы не рассматриваются. А Фима загорелся – нет, только туда. Что ж, добрые люди посоветовали ему сменить паспорт.
Мама у Серафима давным-давно умерла, она была белоруска. Вот он приходит за новым паспортом. Пришлось соврать, что старый потерял. Его спрашивают:
– Ты кто?
Фима ответил:
– Белорус.
– Хорошо, что белорус, а не француз, – пошутил седой и хромой начальник паспортного стола, майор запаса Караулов.
Тут грянул конкурс. Даня не мог помочь. Его могущество распространялось только на железную дорогу. Целый родственный клан у Фимы окончил железнодорожный институт: тетки, сестры, братья, разная седьмая вода на киселе – сплошь железнодорожники. А в Институт международных отношений поступали исключительно дети членов правительства, дипломатов и военачальников.
Фима сам все прошел, преодолел все преграды, сдал экзамены на сплошные пятерки. И поступил.
Чтобы как-то соответствовать своей новой национальности, Фима отрастил усы, как у сябра. Но проходил с усами недолго, усы топорщились и слишком выделяли Фиму из общей массы студентов, а это было не в его характере. Да и не нужно было особенно выделяться в то время. Фима сфотографировался с усами на память и распростился с национальной идентичностью.
Каждый год из института отчислялись тридцать-сорок человек – либо по доносам, либо насчет происхождения докапывались. На третьем курсе выгнали Митю Мартиросяна, армянина: вдруг раскопали, что у него в пятнадцатом колене затесался грегорианский священник.
«Кормчий Йозеф» вовсю уже подготавливал отправку сыновей и дочерей Сиона в Биробиджан – видимо, в память об исходе из Египта. Лучших преподавателей выпроваживали из института. Не за национальность, нет, – придумывали разные причины.
Вел у них международную экономику Шмулик Айзенбаум – умнейший человек на планете – наполовину еврей, наполовину армянин. Так его уволили, объяснив тем, что генеалогическое древо Шмулика корнями доходит до… Ивана Грозного. А Иван был царем и деспотом, врагом трудового народа.
Все пять лет Фима думал – попал он в список на этот раз или нет? Каждую весну просыпался в холодном поту, ждал, что станет известно про мельника Тевеля и его прекрасную Розу.
Только после защиты диплома, при распределении студентов, председатель комиссии, сотрудник КГБ, пронзительно глядя на Фиму поверх очков, произнес:
– Почему вы умолчали о некоторых обстоятельствах у вас в анкете?
Тот хотел ответить: потому что сначала меня бы не приняли, а потом отчислили…
Но произнес:
– Виноват, в следующий раз буду внимательнее!
…Фимина судьба разворачивалась, точно свиток холста, мир обретал очертания и снова их утрачивал. На Серафима наплывали какие-то лица – знакомые и не очень, набегали улицы, залитые солнцем и погруженные в сумерки, взгляд его взмывал над городами этой планеты, некоторое время он парил над Парижем, и тут, конечно, запел Ив Монтан… А под ним уже Африка – совершенно другой мир. Где это было? В Сенегале? Фима впервые увидел: идет негритянка – и у нее обнаженная грудь! А она шагает, как будто так и надо, да еще на голове корзина с фруктами.
– У них платья, – втолковывает Серафим отцу, – с портретами лидеров своих стран. Им такие материи выпускает Франция и пересылает в Сенегал, там это очень ходовой товар. Представляешь, пап, идет негритянка, крутит попой, а на попе у нее портрет президента! Я ее незаметно сфотографировал, а она руку вытянула – плати!
Даня слушает, улыбается, засыпая в кресле-качалке, ему снится чапаевская дивизия, в которой он три года служил на Гражданской войне, у самого командарма Василия Чапаева. Даня лично знал Петьку.
– Тихо, Петька, Чапай думать будет! – громко сказал Фима и выплыл из наркоза, причем сразу вспомнил про свою монографию. Нет, а правда, подумал Фима, если бы Советский Союз сохранился, лучше было бы или хуже? И пришел к выводу, что хорошо и то и это. Главное – быть здоровым.
– И богатым, – добавил мальчик, когда Фима рассказал ему, над чем сейчас работает.
А тот доктор, который оперировал Фиму, надо отдать ему справедливость – сделал все не за страх, а за совесть, тщательно проверил родинку, выяснил, что она доброкачественная, искренне Фиму поздравлял, жал руку… Серафим, конечно, принес обещанные деньги, а доктор обнял его и горячо поблагодарил.
– Только не надо никогда упоминать, – он попросил, – об этом нашем разговоре в операционной. – И с этими словами метко, без промаха положил деньги в свой ослепительно белый карман.
Ну, Серафим, мягкий и бесхитростный, как всегда, пообещал, что это останется между ними.
– А мне вырвали зуб и ничего не взяли, – похвасталась Маргарита.
– Тогда ТЫ могла бы с них взять, – заметил находчивый Фима. – Сказала бы: то у меня был зуб, а теперь его нет. Гоните пятнадцать тысяч!
Что ж, нашему братству не свойственно горевать о том, чего нельзя воротить, тратить время на бесплодные сожаления. Потеря пятнадцати тысяч рублей, уплывших на взятку врачу, была компенсирована Тасиным отцом Леонидом, которого родители так назвали в честь славного царя Спарты. Этот знаменательный Леонид умудрился у себя в Анапе построить три гаража – предположительно, один для себя, другой для Таси, а третий для младшей дочки Катюши. Хотя девчонки удачные, обе весом за три килограмма родились,
