В мечтах о швейной машинке - Бьянка Питцорно
Когда пришла пора ехать, она, не проронив ни слова, встала, оделась, сложила свой узелок и так же молча потащилась за мной на станцию, а в поезде села как можно дальше, запрокинула голову и притворилась спящей. В купе мы были одни. Я с тревогой вслушивалась в её едва слышное дыхание, но по прошествии нескольких минут, поняв, что оно ровное, без кашля и хрипов, понемногу успокоилась. Вот только любоваться пейзажами за окном уже не хотелось.
К тому времени, как мы приехали в Г., почти стемнело. Однако на вокзале горели фонари, и я, приоткрыв окно, выглянула наружу. В этот раз людей на перроне было куда больше: перекрикивались носильщики с чемоданами, путешественники самого разного достатка приветствовали друзей и родственников, продавцы густо посыпанных сахаром горячих пончиков наперебой расхваливали свой товар. В дорогу монашки дали Ассунтине хлеба, сыра и бутыль молока с мёдом, но я решила, что вполне могу купить ей пончик, чтобы помириться, и даже высунулась из окна позвать продавца, однако было уже поздно – поезд снова тронулся. Тогда-то мне и показалось, что я увидела – мельком, как раз в тот момент, когда он одним прыжком вскочил на подножку вагона первого класса – молодого человека в пальто из верблюжьей шерсти, как две капли воды похожего на синьорино Гвидо. Но, разумеется, это был не он. Что бы ему делать в Г.? Разве он не в Турине?
Я закрыла окно, села. Сердце колотилось, словно бешеное, меня трясло, пришлось даже закутаться в шаль, чтобы успокоиться. А вдруг это всё-таки был Гвидо? Нигде ещё разделявшее нас расстояние не было столь очевидным, как в поезде. Первый класс – и третий: дальше, чем от Земли от Луны. Об этом нельзя забывать. Никогда. Никогда. Никогда.
Когда сердце немного замедлило бег, я снова взглянула на Ассунтину: она так и сидела с закрытыми глазами – может, в самом деле спала. А вместе с ней, убаюканная размеренным ходом поезда, сама того не заметив, уснула и я.
Через некоторое время – уж и не знаю, какое именно, – меня разбудил ласковый и, как оказалось, вовсе не незнакомый голос: «Вам удобно, синьорина? Могу что-нибудь Вам предложить?» Я увидела руку, протягивающую мне дорожную подушку из тех, что раздают пассажирам первого класса, и подняла глаза: напротив, рядом с Ассунтиной, сидел синьорино Гвидо.
– Какое счастье, что я успел заметить, как Вы выглянули в окно! Я и представить себе не мог, что Вы можете оказаться в этом поезде. Из П. едете? И, конечно, были на пляже – вон как загорели! А эта девочка – Ваша племянница?
Я был рада, что он не принял Ассунтину за мою дочь: маленькая, хрупкая, она никак не выглядела на свой возраст. Гвидо, конечно, понимал, что я могла родить и в шестнадцать – и была бы далеко не первой. О том, что именно ради него я до сих пор хранила сердце и тело нетронутыми, никто, кроме меня, знать не мог. А уж я бы точно ни за что не призналась.
– Нет, дочь одной подруги, – о том, как сам он оказался в поезде и почему не остался в первом классе, я расспрашивать не стала: не было нужды.
– C дядей случился удар, – поспешно объяснил Гвидо, – и бабушка прислала мне телеграмму с просьбой приехать. Она ужасно напугана, но, кажется, дело не слишком серьёзное. Бедные одинокие старики! У них ведь никого, кроме меня, нет.
– Как жаль! Надеюсь, Ваш дядя поправится, – я по-прежнему и подумать не могла, кем были эти бабушка и дядя, в глубине души теша себя иллюзией, что они окажутся мелкими буржуа, торговцами или конторскими служащими, которые шли на бесчисленные жертвы, лишь бы оплачивать юному синьорино учёбу и одевать его так, чтобы не опозорить перед товарищами побогаче.
– Можно мне провести остаток поездки с вами? – робко поинтересовался синьорино Гвидо.
– Об этом лучше спросить начальника поезда, – сухо ответила я. – Но мне кажется, что в первом классе Вам было бы гораздо удобнее.
– Там я лишён удовольствия находиться в Вашем обществе...
Что тут скажешь? «Мне Ваше общество столь же приятно?» или «Доставьте же удовольствие и мне, уйдите»? Я промолчала, но сердце моё разрывалось между радостью, которую доставила мне эта нежданная встреча, и сомнениями. Чего он хочет? Почему искал меня? Понадеялся, что больше в купе никого не окажется, и решил мною воспользоваться? Заманить в ловушку? Хорошо ещё, Ассунтина рядом.
Нисколько не смущённый моим молчанием, Гвидо непринуждённо откинулся на спинку сиденья и продолжил рассказ.
– Лекции, к счастью, давно закончились. До последнего экзамена у меня ещё дней десять, а через четыре месяца уже и диплом. Я как раз дописываю последние главы, нужно сосредоточиться, а у бабушки вечно то одно, то другое. В общем, если пойму, что дядя не так плох, как она пишет, и что за ним обеспечен уход, постараюсь с послезавтрашнего дня хотя бы на несколько часов выбираться поработать в читальном зале библиотеки. С девяти до двенадцати. Не зайдёте ко мне? Знаете, где это? Вход бесплатный. Мы могли бы спуститься во внутренний двор и там спокойно поговорить.
– А нам есть что сказать друг другу?
– Ну же, не будьте такой! Почему Вы мне не доверяете? Разве я хоть раз отнёсся к Вам без должного в уважения?
Насколько я
