Все живы - Анна Морозова
Обнимаю вас крепко.
Ваш сын Сеня, который вдруг оказался почти зоологом».
(Карбыш – это такой огромный хомяк, но наглый и боевой. А на фотографиях очень симпатичный, я в Интернете глянул.
Мне кажется, что я медленно набираю письма, а сейчас понял, что очень много успел сделать. И пауза ведь была в ноябре. Как же мне нравится Сеня! Если у меня когда-нибудь будет сын, хорошо бы его назвать Семеном. Семен Борисович, хорошо получилось бы. И мне прямо захотелось тоже кому-нибудь писать письма. А кому? С Володей и Мариной мы каждый день в телеграме общаемся, я ему всё пишу. Марина хорошая очень, и ко мне относится как к родному. Они летом собираются пожениться. Володе всё некогда, и мы с ним больше про компьютерные игры переписываемся. Даже фотки ему делать некогда, а ведь на Севере такая красивая природа! А сам пишет: шли больше фоток! Может быть, как-то скопировать нашу переписку, чтобы она не исчезла? Надо посоветоваться с Антошей. – Боря.)
«9 ноября 1942
Здравствуйте, мои дорогие родители!
Я быстро, просто поделиться! А я вчера невольно поучаствовал в военной операции, так получается! Мы с Митей пошли на поле осматривать ловушки. Митя тоже, как и я, здесь службу проходит. Я потом о нем напишу, сейчас некогда. Нам дали задание брать из каждой по два экземпляра, маркировать и класть в такой специальный короб с крышкой. У нас в букваре картинка была: „Не садись на пенек, не ешь пирожок! “ Вот в таком коробе мы и носим нашу добычу. Только короб железный, с дырочками для воздуха. Идем мы с Митей, болтаем про то, кто из нас медведь, а кто Машенька, и что начальница наша не похожа на деревенскую бабушку, да и заведующий на дедушку не тянет. И что есть такие пирожки мы точно по дороге не будем. Я смеюсь, руками размахиваю. Небо над головой такое широкое, простор! И вдруг Митька останавливается как вкопанный. Я, конечно же, на него налетаю с размаха и падаю. Он тоже валится рядом и шепчет: „Танки!“ Я озираюсь – и правда, слева движется танк, за ним еще, и еще! Не наши танки, немецкие, и их целая колонна! Я как прирос на том поле. А Митька шепчет: бросай кузов и поползли вдоль борозды! А нам обратно нужно тоже влево! Я шепчу, что не брошу! А он уже во весь голос отвечает, что заметят ведь. Я перестал с ним разговаривать, скинул короб с плеч, ухватил его за лямки, пригнулся и побежал. Митька кричит, что я не туда бегу, но я-то вижу, что там что-то вроде низинки. Я ему – давай за мной! Хорошо, что он послушался. Не знаю, заметили нас или нет, но мы успели добежать. Как же страшно, когда бежишь на полусогнутых ногах, голову в плечи втянул, под ноги смотреть короб загораживает, а сзади лязг и грохот всё сильнее и сильнее! Я ни разу не оглянулся, но слышал, как Митька пыхтит сразу за моей спиной. Мне казалось, что мы долго бежали, а проклятая низинка всё не приближалась. Потом меня Митька ухватил за бока и повалил. Всё, кричит, сиди тихо! Только тогда я оглянулся. Мы были в низинке, просто я не заметил, что уже добежал. А посмотрел назад и понял, что здесь нас не видно. Там мы и лежали, затаившись, а танки всё шли и шли. У них такая спереди широкая часть, и ехали они этой частью вперед, так нагло, по-хозяйски, что ли. Они сначала шли ровно, а потом делали поворот и ехали дальше вдоль поля. Шли через равные промежутки, и это было страшно. Когда проехали все танки, Митька мне шепчет, что ноги не идут. Ревет, слезы руками размазывает, грязный весь, несчастный. Я его успокаивал-успокаивал, потом разозлился, встал в полный рост, шею вытянул, будто высматриваю что-то, и говорю ему: кажется, опять танки сюда едут. Надо уходить. Он как подскочит, как побежит! Я короб на плечи – и за ним. Насилу догнал его! Вернулись мы – грязные, испуганные. Я говорю: вот мой улов, но не знаю, живой-то там кто есть? Растряс я их здорово. Грызуны в порядке оказались, только злые все ужасно. Я их понимаю. А нас сразу мыться отправили. И меня еще отругали, что не бросил короб, как вам это понравится? Сказали, что жизнь бойца Красной армии гораздо важнее короба и трех десятков недовольных грызунов.
Ладно, заканчиваю письмо. Надеюсь, что у вас всё благополучно.
Ваш сын Сеня, который почти поучаствовал в танковом сражении (штаны остались сухими!)».
(Как же это страшно – война. Вот я представил себя на месте Сени, это же и правда жуть жуткая, когда танки врага на тебя едут. У фашистов были «Тигры», сейчас «Леопарды», интересно, почему так. – Боря.)
«19 ноября 1942
Здравствуйте, дорогие мама и папа! Писем от вас так и нет. Но вы всё равно их пишите и отправляйте, если есть возможность. Я же пишу и стараюсь о плохом не думать. Как у вас, снег уже выпадал?
Мы наконец-то закончили свой отчет! Я последнее время даже стал плохо засыпать: перед глазами столбцы таблиц и цифры-цифры-цифры. Потом нам дали два дня выходных, чтобы мы отдохнули. Мы с Митькой играли в карты и отсыпались. Я заново прочитал учебник по биологии, и Митька меня в шутку экзаменовал и поставил пятерку. А потом он про это рассказал нашей заведующей лабораторией, и она меня вызвала к себе. Побеседовала со мной, а потом предложила участвовать в очень интересных исследованиях. Людей у них мало. Так что я теперь еще и вроде сотрудника, вот. Не просто лаборант. А изучать мы будем такую важную тему, как возбудители раневых инфекций. Их нужно уметь выделять, правильно определять и искать самые надежные способы борьбы. Она старалась мне объяснить понятно, она вообще такой человек, что угодно может растолковать кому угодно. Я-то даже слово „сепсис“ в первый раз услышал.
В общем, дело важное, и я буду стараться оправдать доверие. Да мне и самому интересно.
У нас идут бои, даже уши закладывает от огневой атаки. А мы как на острове каком-то, спокойно занимаемся своим делом. Даже удивительно, что нас ни разу не задело. Наш начальник строго следит, чтобы было меньше паники и всяких разговоров на эту тему. Говорит, что наша задача – честно выполнять свой долг. И что не надо
