Двоюродная жизнь - Денис Викторович Драгунский

советский секс 1970-х

Клинический случай профессора Васильченко

«Ей 38, ему 53. Женаты полгода.

У обоих это второй брак. Муж женился первым браком в 27 лет и прожил с женой 24 года до ее внезапной смерти. Жена вступила в первый брак в 20 лет, через год развелась, и долгое время (17 лет) жила с родителями и нисколько от своего одиночества не страдала, пока родители не убедили ее выйти второй раз замуж за солидного вдовца, научного работника, которого сами ей подыскали.

Ко второму мужу у нее претензий нет. Он ее очень уважает. Но затруднения в интимной сфере у них начались буквально с первой близости. Она сразу же “включилась в игру”, а вот супруг повел себя странно – “не как настоящий мужчина”, что ее рассмешило, а его, как видно, обидело.

Из ответа на вопрос, в чем заключалось “немужское поведение” второго мужа, выяснилось, что в первом браке при первой же близости она, устрашенная приближением чего-то неизвестного, начала сопротивляться и даже заплакала. Это привело мужа в сильную ярость, и он взял ее очень грубо. Потом, хотя она больше уже не испытывала прежнего страха, муж “нарочно нагонял на нее страх”, чтобы заставить ее уклоняться, что приводило его в сильное возбуждение. Это превратилось у них в своеобразную игру, без которой оба не представляли себе радости от интимной близости (у нее, во всяком случае, момент кульминации, когда она испытывала «сладостное замирание», падал именно на эту игру, а всё, что за этим следовало в собственно половом акте, ничего к этому не прибавляло).

Приготовившись к этой же игре со вторым мужем, она при первом же его прикосновении сжалась в комок, спрятала голову в подушку и, чувствуя начало знакомого замирания, ожидала, что муж, “как настоящий мужчина”, начнет наносить ей удары по ягодицам, щипать ее. Когда же вместо всего этого он начал “ласкаться, как котенок”, она вдруг громко расхохоталась. Он обиделся. Поняв, что ему нужно, она в последующем отдавалась ему пассивно, но, принимая его ласки, всякий раз не могла не испытывать презрения к нему, и он, как она полагает, всякий раз это чувствовал».

(Общая сексопатология, под ред. Г.С.Васильченко. М.: Медицина, 1977. С. 312–314)

все прочее – литература

Обрыв

– Анастасия Михайловна? Это Трефилов Константин, вы можете говорить?

– Да, Костя, слушаю тебя. Что случилось?

– Анастасия Михайловна, вы нам вчера объясняли про «Чайку», почему она провалилась на премьере. Александринский театр, режиссер Карпов. Вы неправильно объяснили.

– Как это неправильно?

– А вот так, – хмыкнул он, то ли сочувственно, то ли насмешливо.

– Что ж ты сразу не сказал?

– Я сам только что узнал. Хотите, расскажу? Или лучше уже в понедельник?

Она была учительницей литературы, а он учился в одиннадцатом классе и вдобавок ходил к ней на кружок. Этот звонок ей показался странным. В субботу в семь вечера, что за дела? Хороший мальчик, кстати говоря. Высокий, с красивым, тонким и умным лицом, с чуть волнистыми темными волосами, с нежным молодым румянцем. Руки тоже красивые. Способный. Хорошие сочинения пишет, правда часто удаляясь от темы в лирические раздумья и образы – но это можно простить за талант. Да, талант. Костя Трефилов. Почти Костя Треплев. А она кто? Ну явно не Маша, не Нина… Нелепый какой-то звонок. Что ему нужно?

Эти мысли промелькнули в ее голове за секунду, и она сказала:

– Конечно, в понедельник! Или во вторник. Как получится.

– Хорошо, Анастасия Михайловна, – сказал он.

Просто сказал, или как-то особенно протянул, играя голосом? На что-то намекая? Что он имел в виду? Что он всем расскажет про ее ошибку? Чтоб все над ней смеялись? Чтоб она потеряла свой, уж извините, авторитет? Какой же тогда кружок, если она, рассказывая что-то сверх программы, делает грубые ошибки? А может быть, это просто легкий флирт? Молодой красавец решил немного поприставать к учительнице – тоже, кстати, совсем не старой и тоже, если совсем честно, довольно красивой, привлекательной – всего тридцать лет, рост 175, вес 62, а размер… – она, прижимая телефон к уху, смотрела на себя в зеркало. Ну все, все, все, хватит.

А он уже три секунды не вешает трубку. Да, он ждет, пока она с ним попрощается!

– До свидания, Трефилов.

– До понедельника, Анастасия Михайловна. Хорошего вам вечера!

Он это очень, ну очень непросто произнес, и она быстро сказала:

– Стоп! Стоп-стоп-стоп! Давай. Излагай.

– Прямо сейчас?

– Да, да. Сам же позвонил. Вот и вперед.

– Хорошо, – послушно вздохнул он. – Значит, так. Вы сказали, что на первую премьеру «Чайки» в постановке Карпова был назначен бенефис Левкеевой, знаменитой комической актрисы, так?

– Так.

– Так, да не так! – воскликнул Костя Трефилов. – Там все было хитрей и вместе с тем проще, Анастасия Михайловна!

– Ну и как же? Погоди. Что у тебя там пищит?

– Где? А… Ой. Батарейка разряжается.

– Так. Ты где сейчас?

– Гуляю по Верхней.

– Отлично. Давай быстро ко мне. Адрес помнишь?

Глупый вопрос! Он же вчера был у нее на кружке. Вместе с шестью другими ребятами и девочками. Вчера, и в предыдущую пятницу, и еще раз двадцать до того. «Член моего кружка», – вдруг вспомнила Анастасия Михайловна старинный полупристойный анекдот, который ей рассказывала мама, а маме – бабушка, а бабушке – бабушкина мама. То есть анекдот Серебряного века, черт знает что… «Некий господин возвращается со службы домой и видит: его жена-декадентка в античной тунике возлежит на диване, а вокруг какие-то господа пьют вино и декламируют стихи Игоря Северянина. Что это? – изумляется муж. Ах, милый, это члены моего кружка!.. А через неделю его жена возвращается домой с загородной прогулки и видит: ее муж в античной тоге возлежит на диване, а вокруг какие-то красавицы в туниках, пьют вино и хохочут. Что это? – возмущается жена. Ах, милая, это кружки моего члена!..» Фу, какая пошлость. Она пошлепала себя ладонями по щекам.

– Вы нам объясняли, – говорил Костя Трефилов, стоя в дверном проеме (он так и не прошел из прихожей в комнату, так и не снял кроссовок, хотя Анастасия Михайловна предлагала), – объясняли нам, что Левкеева была комической актрисой и что назначение ее бенефиса на премьеру «Чайки» было ошибкой. Потому что какая из Левкеевой чеховская героиня? Нина? Аркадина? Маша?