Наталья Решетовская - Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)
Моему мужу не терпится сделать перестановку. Гостиная должна превратиться в его кабинет! Нам помогают Галя и Римма. Вчетвером переносим и переволакиваем на матерчатых подстилках огромный сервант (верх отдельно, низ отдельно!) из первой комнаты, которая превратится в кабинет писателя, во вторую, мою.
Я начинаю раскладывать вещи. Места много. Кроме серванта в моем распоряжении еще комод. Одна только проблема не разрешается: куда вешать платья, костюмы? Пока они остаются в чемоданах.
Для "Мелодии" место находится в моей комнате. Включаем ее. Ставим на УКВ. И сразу - концерт Лейпцигского оркестра. Чудесно!
В кабинете мужа кровать превращается в тахту и ставится налево. Лежа на ней, можно будет легко доставать все, в том числе и "Спидолу", со стола, который стал у окна. А направо, в один ряд, устроились длинный полированный низкий шкаф и небольшой, но повыше, книжный. На низком длинном муж будет все раскладывать, а то и разбрасывать, как это любит делать в Рязани на рояле.
Сидя за столом, Александр Исаевич не будет видеть стройки, вид оттуда - в парк, на сосны и березки. Только непонятно, что он будет видеть, когда здесь пройдет коридор? Ведь он закроет от него парк! Муж шутит, что предложит Стиву сделать подземный переход из одного дома в другой.
Но в общем - очень хорошо, просто превосходно. Чудная квартирка. Кухня и ванная - в кафеле. Газ. Газовая колонка. Теплые (!) батареи. Александр Исаевич просто блаженствует. "Устал от холода!" - сознается он. Уж теперь-то радикулит должен оставить его в покое!
- У нас с тобой никогда еще не было такой квартирки! - говорит мне муж. Он имеет в виду, что сочетание комфорта и уединенности делает это жилье столь привлекательным.
Все устроилось и с вешаньем вещей. За занавеской в моей комнате нашлась специально подвешенная для этой цели палка. Прямо как в любимой моей сказке "Аленький цветочек" - кругом чудеса!
В первый же вечер я начала заниматься на японском рояле "Ямаха", который дополнительно так украсит мне жизнь в тот год! От Ундины Михайловны мною уже получено задание: я разучиваю 3-ю сонату Бетховена и рондо Шопена для двух роялей.
Через несколько дней нас навестила Галина Павловна Вишневская, жена Ростроповича. Мы видим ее впервые. Живая, даже бойкая. Приятная наружность. Приветлива. Мне она понравилась. Она недовольна тем, что муж затеял строительство, из-за этого она не будет приезжать на дачу. Но, впрочем, лучше это увлечение, чем другие, водка, например.
Сам Ростропович то ли был в отъезде, то ли занят был - только первые дни он к нам не наведывался. Зато мы слушали его... по УКВ. В один из вечеров передали сонату Бриттена в его исполнении.
Разумеется, и "Спидолу" слушаем регулярно. Вечером 12 сентября слушали обращение Аркадия Белинкова и Анатолия Кузнецова к Пэн-клубу. Предлагают принять в члены Пэн-клуба всех гонимых русских писателей: Синявского, Даниэля, Гинзбурга, Марченко, Солженицына.
Один из ближайших дней Александр Исаевич провел в Москве. Надо было узнать, как идет печатанье на машинке нескольких глав из "Самсоновской катастрофы". Побывал он также в ЦГАЛИ, где взял назад, по моей просьбе, тетрадку с переписанными мною его юношескими рассказами. Узнал, что в ЦГАЛИ сдает архив Комитет по Ленинским премиям. Писем, написанных в свое время в связи с выдвижением "Ивана Денисовича" на Ленинскую премию... целых 17 папок! Как хорошо, что муж сделал в ЦГАЛИ на меня доверенность: ведь мне надо будет все это изучить, когда подойду в своих мемуарах к 64-му году!
Через неделю после своего переселения в "Сеславино" мы съездили в Борзовку. Надо было собрать какой ни на есть урожай! И еще у мужа было условлено, что туда нам привезут то, что мы отдали на временное хранение перед своим "южным" путешествием.
Утром ехали в густом тумане, с включенными фарами. А день выдался теплый, солнечный, с тончайшими нитями паутинок - настоящее бабье лето!
Приехали гости. Вместе с ними вернулись к нам папки, магнитофон "Грундик" и прочее. Говорят, есть основания думать, что Нобелевская премия на этот раз минет моего мужа.
Среди приехавших- Екатерина Фердинандовна Светлова. Я вспомнила, что в прошлом году ее мужу в его единственный приезд к нам очень понравились маринованные помидоры моего изготовления. Подарила ей в этот раз банку с помидорами-сливками: "Это - для вашего мужа, он в прошлом году оценил!" Поблагодарила, взяла. То была наша последняя встреча с Екатериной Фердинандовной, которая следующее лето почему-то не станет к нам приезжать; отпадает почему-то, и вопрос об официальной передаче ей нашей Борзовки.
Вечером - мы одни на своей дачке. Топим печку. Муж печатает свой ответ академику Сахарову.
Хорошая погода не удержалась. На следующий день дождь выгоняет нас из Борзовки. С нами едут вырытые морковь, лук, редька, петрушка...
Когда в "Сеславине" разгружались и вносили все в дом, муж, резко распахнув дверь, набил мне на лбу огромную шишку. И я снова не спросила себя, к чему бы это... А ведь было когда-то давно, что я ему при подписании нашего первого брачного контракта 27 апреля 1940 года поставила кляксу на лбу. И тогда мы тоже ничего не подумали...
На грани сентября-октября Александр Исаевич снова едет в Москву. Перепечатка 12 глав нового романа закончена. Александр Исаевич правит экземпляры и раздает их для критического прочтения: "донцу" (это тот, с которым ему пришлось отменять встречу в Новочеркасске), "геральдисту" и историку Зайнчковскому, с которым видится впервые и который оказывается не тем, чей учебник он читал в детстве, но все же родственником автора того учебника. Зайнчковский мужу понравился.
Домой, в "Сеславино", муж привез первый экземпляр "Отрывка". На машинке получилось примерно шесть печатных листов - такой же размер, как "Одного дня Ивана Денисовича".
Приехал Александр Исаевич из Москвы грустным. Он узнал об аресте Краснова-Ливитина1. Сказал мне:
- Так и до меня доберутся!
1 Священнослужитель, диссидент.
Впрочем, об аресте думать пока еще рано. А вот исключение из Союза писателей - реальная угроза. В те же дни муж пишет письмо и передает его с оказией в Рязань, моей маме, что мы рассчитываем приехать туда числа 25 октября. "Однако, - продолжает он, - если Рязанский Союз писателей вызовет меня на какое-то определенное число, раньше того, - я обязательно должен быть, и мы примчимся при любой погоде". Далее он дает маме подробнейшие инструкции, как именно сообщить нам о вызове его Рязанским отделением. Если об этом будет говориться по телефону, через кого-то, то следует сказать: "...им (то есть нам) НАДО БЫТЬ В РЯЗАНИ такого-то числа (день заседания).
Если же будут косвенные слухи, что готовится исключение мое, то добавите: СРОЧНО, КРАЙНЕ НЕОБХОДИМО".
Он особенно подчеркивает в письме: "Важно мне не пропустить заседания, особенно если захотят меня исключить". И тут же в скобках добавляет: "Впрочем - не думаю"1.
1 Солженицын А. - Решетовской М. К, 31.09.69.
Он указывает маме на возможность позвонить ей одному из нас и сообщает ей дачный телефон Ростроповича, поясняя при этом: "Это - подмосковная дача (Р-ча), где мы весьма комфортабельно и в тепле живем уже 10 дней и будем жить дальше".
Таким образом, Александр Исаевич начеку, он готов драться за свое членство в Союзе писателей, считая в то же время подготовку его исключения из СП маловероятным. В том же письме муж пишет маме, что "у нас все хорошо. Наташка на новом месте просто блаженствует, каждый день играет на рояле". Он делится с мамой своими планами весь ноябрь прожить в Рязани. Там он собирается поработать в Рязанской областной библиотеке над материалами к "ленинским" главам. Совсем другое дело: жить в Рязани, когда знаешь, что в любую минуту можешь нырнуть в "Сеславино"!..
Я действительно помногу часов играю на рояле, играю просто с наслаждением. Через балконную дверь, что справа от меня, скрывается прелестный вид на парк. Стоит настоящая золотая осень. А на балконе, по барьеру, в газонах все еще цветут розы. Красота природы как бы сливается с красотой той музыки, которую я разучиваю. Чувство гармонии наполняло и даже как будто опьяняло меня.
Вернувшись из Москвы, Александр Исаевич собирается с мыслями. Он пока не пишет. У него получился "перерыв между двумя работами", как он сам говорит. Он подолгу гуляет в парке, читая то на ходу, как он любит, то сидя на скамейке. 2 октября я его сфотографировала сидящим на скамье с записной книжкой в руках
А вечером в тот день приехал Ростропович. Он все еще находится в состоянии ажиотажа. Снова - безмерная радость и счастье, что видит Солженицына у себя. (Но Кузьке своему он тоже говорит: "Ты - мое счастье".)
На следующее утро Мстислав Леопольдович делится с мужем планами своего строительства. Вижу, как он, жестикулируя, показывает Александру Исаевичу с балкона, что где будет возведено Его очень воодушевляет, когда что-то у него строится. "Не могу без этого жить!" - говорит он моему мужу.
