Птичий отель - Джойс Мэйнард
Зачем мне свет в саду? Зачем мне красный светильник? Это уже слишком. Когда заканчивался день, я любила одиночество, сумрак и звезды. Но Гас так увлекся своей идеей, что пришлось уступить. Правда, красный светильник я стала включать, лишь когда они с Дорой приходили ко мне на ужин. Как правило, они наведывались раз в неделю, прихватив с собой Луку и малышку Джейд. Эти двое стали мне как семья, хотя Мария с Луисом по-прежнему относились к ним с прохладцей.
Всякий раз, отправляясь в деревню, я заглядывала в их Каса Колибри[122], приносила свежий кокос для Луки с Джейд или спрашивала у Доры какую-нибудь фразу на испанском, чтобы грамотно ответить банку и налоговикам. Дора общалась со мной без шуточек и запанибратства, но мне даже нравилось, что она не подражает своему экспансивному мужу. Гаса было невозможно не любить. Доре было невозможно не верить.
Шел третий год ремонтных работ. По пятницам мы с Гасом садились и подсчитывали, сколько заработала его бригада и во сколько обошлись стройматериалы. Гас постоянно повторял, что пусть сам он заработал гроши, главное, чтобы рабочие остались довольны. Уж им-то деньги понужнее будут. Не говоря о том (но он напоминал об этом постоянно), что для него «Йорона» – как дом родной. На тот момент мои расходы превышали доходы, но я заражалась энтузиазмом Гаса, восхищалась его богатым воображением, трудолюбием и заботой о рабочих, которые так радовались возможности принести деньги в семью.
– Эх, подруга, да у тебя тут настоящий кусочек рая, – повторял Гас. – И будет еще лучше.
Мы были отличной командой – сильный Гас, умная Дора, всегда готовая помочь с испанским, если надо было позвонить в город, обратиться в банк или заказать большую партию материалов. Моя же роль была самая простая: я просто платила по счетам.
47. Детородная трава
Однажды мне написала китаянка, желающая снять комнату на месяц. С какой целью – она не уточняла. Я сразу же ответила, что мы с радостью примем ее.
Цзюнь Лан появилась в «Йороне» через две недели, Уолтер тащил за ней два больших чемодана.
– Возможно, я тут задержусь, – предупредила гостья.
Она добиралась сюда тридцать два часа и при этом вовсе не выглядела уставшей. Как бы описать мое впечатление об этой женщине? Первое, что бросилось в глаза, это ее горящий взгляд, взгляд человека, нацеленного на какое-то большое дело, о котором мне еще предстояло узнать.
– Значит, вы приехали одна, без мужа. – Эти мои слова были не вопросом, а констатацией факта.
– Он все время работает, – ответила Цзюнь Лан. – Да и вообще, мою поездку сюда он считает глупой идеей.
По длинному коридору я повела гостью в ее комнату. Недавно я развесила на стенах часть своих рисунков в рамочках, в основном посвященных птицам и растениям, обитающим в моем саду, и Цзюнь Лан спросила, остановившись:
– Чьи это картины?
Никто прежде не интересовался моим творчеством. Гас с Дорой побывали тут уже сотню раз, но даже голов не повернули.
– Раньше я работала медицинским иллюстратором, – объяснила я, – но люблю рисовать и для себя.
– Значит, вы разбираетесь в растениях, – сказала гостья. – Это хорошо.
На тот момент она была единственной гостьей в «Йороне» и попросила составить ей компанию за ужином.
– Хочу рассказать вам, зачем я приехала сюда. Возможно, мне понадобится ваша помощь.
И вот, почти на идеальном английском Цзюнь Лан поведала мне историю своей жизни.
– Только так вы сможете понять, почему я здесь.
Цзюнь Лан (что означает «прекрасная орхидея») родилась в небольшой деревушке Хенг Шуй на заре культурной революции.
Родители ее были хорошо образованны, имели приличную работу, но попали в число семей, у которых власти Мао Цзэдуна отняли и собственность, и деньги. Пришлось кормиться с маленького клочка земли. Он действительно был совсем крошечным: достаточно были сделать десять шагов, как начинался соседский участок. Семья Цзюнь Лан ютилась в убогой однокомнатной лачуге.
Когда ей исполнилось пять лет, ее мать родила сына, которого назвали Цзюнь Вэй («вэй» значит «великий»). Появление мальчика стало огромным событием в семье, и родители направили всю любовь и внимание на него. Только сыну они решили дать хорошее образование, для чего и переехали в город Шицзячжуан. Чтобы оплачивать учебу сына, родители устроились на завод.
Сама же Цзюнь Лан осталась в деревне на попечении бабушки Лао Лао. Каждый день они поднимались на холм и возделывали свой крошечный участок. Лао Лао научила внучку распознавать лечебные травы и растения. Эти знания она получила от своей бабушки, а та – от своей, и так в глубь веков. Мудрость эта черпалась из великой книги, считавшейся у китайцев чем-то вроде библейского лечебника. Назывался тот лечебник Бэньцао ганму – «Трактат о корнях и травах»[123] и был составлен китайским ученым пятнадцатого века Ли Шичжэнем.
У Лао Лао не было денег, чтобы купить все пятьдесят томов лечебника, и вот однажды она привела внучку в дом к женщине, у которой имелось несколько томов. Они просидели много часов, изучая рисунки растений, которые Ли Шичжэнь определил как обладающие самой большой целебной силой.
Вооружившись новыми знаниями, бабушка с внучкой отправились бродить по холмам, разыскивая эти ценные травы. Вернувшись домой, Лао Лао готовила горькую настойку для Цзюнь Лан, чтобы девочка росла храброй, сильной и умной.
Как-то навестив родителей и брата, Цзюнь Лан поняла, что пора ей перебираться в город.
Вернувшись домой, она по-прежнему собирала с бабушкой травы и понемногу зарабатывала, помогая местному крестьянину освободить его участок от камней. На вырученные деньги Цзюнь Лан купила старый велосипед с ржавой цепью; она еле доставала до педалей. Но невелика беда – ведь теперь можно было добраться до места, где у нее начнется другая жизнь. На тот момент Цзюнь Лан было всего четырнадцать лет.
Расстояние от деревни Хенг Шуй до города Шицзячжуан составляло целых сто двадцать километров. Путь был размыт дождями и ухабист, а когда дорога шла в гору, приходилось слезать с велосипеда и катить его по дороге. Прошел день, а Цзюнь Лан преодолела лишь половину пути. Устроившись под деревьями, девушка развернула салфетку, в которой было припасено несколько пирожков, и поела, а потом легла спать, прикрывшись хлопковой кофтой. Чтобы отогнать страх, Цзюнь Лан запела колыбельную бабушки, под которую засыпала в раннем детстве.
