Клин клином - Онгель Таль
Через брезентовый полог чувствуется прохлада, но внутри жарко от частых разговоров и совместного распутывания наушников. Сквозь щель видно и слышно, как на гитаре тихо играет Толик. Слава в той же позе, с тем же выражением лица. Он, расстроенный, ждет утешения. Мурат расстроенный всегда уходит в себя.
Сейчас Денис не дает этому случиться. Хандра и грусть выцветают рядом с ним, как выцветают от солнца бесполезные объявления на стенах автобусной остановки. «Я помню все» тянется в памяти золотисто-желтой густотой, и Мурат знает, какие эти слова на вкус, и уверен, что от них слипаются губы и рот еще долго полнится слюной.
– Как тебе? – Денис на расстоянии поцелуя. Его колено снова упирается в бедро. Мурат слышит нежную скрипку.
– Очень…
– Эмоционально?
Мурат согласно мычит, опустив взгляд на его руки, покрытые мурашками, затем на свои – абсолютно такие же.
– Тут еще одна есть. Тоже красивая. Сейчас…
Денис горбится креветкой над экраном телефона. Макушка у него пушистая от жары, а пряди у лба влажные. И пахнет от него, как и прежде, яблочно-сладко и медово-горько.
Вновь врывается скрипка, но уже более драматичная, вместе с другими чувственными акцентами. Веки невольно закрываются. Мурат представляет растрепанные пряди волос под зелено-желтыми бликами листвы, представляет кислый сок в стеклянном графине, по краям которого ползают пчелы, представляет свои босые ноги на смятой траве и тарзанку, закрепленную между двумя ветками. Он видит ветер на коже, видит на щеках мотыльков с размашистыми крыльями, видит лампу в железном подсвечнике у себя на крыльце – то, как свет дрожит от теней и как переливается.
Нежное теплое дыхание попадает на его скулу, и плечи дергаются от мурашек. Мурат распахивает глаза: перед ним чужие расширенные зрачки и тени от ресниц, падающие на щеки веерами.
У Дениса влажные губы. Красные, как фруктовый лед. Мурат временами ест такой с сестрой: рот немного щекочет от кислой шипучки, что тает ближе к деревянной палочке. Если Мурат наклонится немного вперед, обязательно коснется чужого носа своим, а если еще чуть-чуть, шипучка-Денис взорвется. На языке. Тысячью вкусов.
– Что ты делаешь? – Мурат быстро облизывает губы.
Денис облизывает свои тоже.
– Ты мне нравишься. Так нравишься. – Звучит хрипло, бесконтрольно. – Я не трус.
Верно, Царев не трус. Он берет на себя инициативу, а для этого нужна храбрость.
Вдох – глубокий, через нос. Выдох – опаляющий, через рот. Его губы касаются Мурата опасливо, мелко и едва ощутимо. А тот не может толком ответить, не может нормально подстроиться. Стоит моргнуть только раз, и Денис уже шустро опускается вниз по подбородку, к шее, целуя горло медленнее и чувственнее. У Мурата пересыхает во рту. Он то и дело глотает, а мягкие губы и язык с тихими чмоками ловят его адамово яблоко.
Мурат. – Денис вынимает наушник из его уха, швырнув куда-то провода, и прижимается лбом ко лбу. Его голос на грани шепота, полный истомы: – Мурат.
Тот ленно подается вперед, крепко прижимается к губам, запустив пальцы в светлые волосы. Денис издает короткий беспомощный звук, похожий на скулеж. Появляется чувство, что едет крыша, что вокруг не ткань палатки, а каменная кладка большого камина и они двое внутри огня горят пуще любых дров.
Телефон у ног коротко вибрирует, но Денис не обращает внимания, несильно кусается и поднимается к уху. Мурат сквозь плывущий от неги воздух смотрит на подсвеченный экран, где висит белая строчка уведомления.
Кир:
Дэн, нужно встретиться. Завтра в…
Страшное тяжелое осознание бьет наотмашь: то, что сейчас происходит, никакая не храбрость, это настоящее безумие. Денис не контролирует себя совсем, позабыв, где они и кто они, суматошно гладит щеки, плечи, пальцами сжимает бедра. Мурат слышит, как собственное сердце набатом бьет в висках.
Раны, оставленные Кириллом, вновь кровоточат. Становится также панически страшно и неистово гневно, как несколько лет назад, на крыше школы. Там, где Кирилл вытянул из него признание. Там Кирилл сказал: «Ничего особенного не произошло. Ты всегда был таким, не так ли? Так к чему сейчас отнекиваться? В курсе уже все. Но, похоже… все, кроме тебя?»
– Прекращай. – Мурат терпеливо высвобождается из объятий.
Денис пунцовеет с ног до головы, когда до него доходит.
«Ничего особ…»
«Ничего особенного не произошло».
«…не произошло».
Кирилл смеялся Мурату в лицо. Смеялся больно, почти истерически. Смотрел до трясучки злобно, а у Мурата чесались кулаки. Через какое-то время они столкнутся лоб ко лбу, готовые разорвать друг друга на части. В момент, когда на их лицах не останется ничего живого, на крыше появится Толик и растащит их. Кирилла больше некому защищать. Мурата больше никто бить не будет. Цепной дружок Пегова лежит в реанимации и, может статься, выйдет оттуда вперед ногами. Мурат так думал. Все так думали.
Экран гаснет. Уведомление от Кирилла кромсает душу в клочья. Денис смотрит взглядом побитой собаки, мямлит что-то:
– По-послушай…
Не стоило ему доверять, не стоило так скоро подпускать к себе.
– Нет. Мне не нужно ничего доказывать. Просто уйди.
Убитый Денис крепко-крепко жмурится, чтобы не сказать ничего лишнего, шелестя брезентом, послушно выходит из палатки.
Мурату не спится. В момент, когда предательский ком сжимает горло, внутрь залезает Толик. Мурат лежит спиной к нему и бесшумно растирает по щекам слезы.
Отвратительный пранк
Илья раздраженно цыкает. Его глаза как будто сонные, а брови сдвинуты к переносице, отчего белесый шрам на лбу видно особенно хорошо.
– Как баба психуешь.
Он теребит в руках свою кепку, по-хозяйски рассевшись на кровати, словно это его дом и ему решать, как правильно психовать. Кирилл размахивает ногами на широком подоконнике и выглядит предельно озабоченным. Сквозь заклеенные газетными листами окна просачиваются вечерние лучи: спина под футболкой греется, как и вся комната. Эта часть дома всегда на солнечной стороне.
– Если я сказал, что все под контролем, значит, так и есть. В клубе было полно моих ребят, так что не имей мне мозги. Я сюда не за этим пришел.
– Я знаю, зачем ты пришел. – Кирилл звучит насмешливо. – Пока не разберешься со всем, трахай суку своего брата. Мне кажется, прошлый раз тебя ничему не научил.
Илья сжимает губы в полоску. Он знает, что Кирилл блефует. Они не встречались здесь порядка трех недель, а теперь отец Пегова наконец уехал. Кирилл молча изнывает и таращится на Илью голодным взглядом, так, будто действительно
