От кочевья к оседлости - Лодонгийн Тудэв
Потом горячо выступал Магнай, руководители участков и совсем молоденькая девушка, только что закончившая восьмилетку. И наконец, звонкая молодежная песня, как вольная птица, расправив широкие крылья, взмыла ввысь над речной долиной. Она летела все выше и, надо думать, вскоре достигла снежной шапки устремившейся в небо горной вершины Сутай.
Высокий гость осмотрел строящийся поселок. Ему рассказали, что первой в нем будет готова баня. И никого это не смущало, не отпугивало прозаичностью цели. Все понижали: без бани, без личной гигиены культурной жизни не построить. «Начнешь тело отмывать, глядишь, отмоешь и душу», — любят говорить старые, умудренные жизнью араты.
Во второй половине дня прибыли новые гости — корреспонденты и фоторепортер, представлявшие молодежную прессу. Задержавшись в пути из-за поломки машины, оба стремились наверстать упущенное. Ундрах не на шутку струхнула, когда к ней с большим блокнотом в руках подскочил симпатичный юноша и потребовал, чтобы она назвалась и рассказала ему все, он подчеркнул это слово, все о своей работе в бригаде. Сердце у девушки упало — получалось, что тучи у нее над головой продолжали сгущаться — о ее неблаговидном поступке вскоре узнают все читатели «Молодежной правды».
— Послушайте, — попыталась она спасти положение. — Не стоит об этом писать. Я больше никогда, вы слышите, никогда не повторю своей ошибки. Ну, хотите, я поклянусь?
— Какой ошибки? — растерянно переспросил юноша. Он недавно окончил факультет журналистики в одном из советских университетов и сейчас проходил на родине свою первую серьезную практику. — О чем это вы?
— Право, не надо, прошу вас, — пролепетала Ундрах. Губы ее улыбались, но на глазах выступили слезы.
— Тогда позвольте хотя бы сфотографировать вас. Я приглашу…
— Товарищ репортер, — подскочил к ним парень из бригады, где работала Ундрах. — Не протягивайте ее в газете, она не будет больше, мы за нее ручаемся.
— Отставить! — скомандовал корреспондент, махнув девушке-фотографу, чтобы та перестала целиться на Ундрах объективом. — Тут что-то произошло. А жаль.
Ундрах убежала и благоразумно держалась в сторонке, но это не уберегло ее уши от плоской шутки. Кто-то при гостях бросил:
— Вот достроим баню, и в мужское отделение первым запустим Сумъю, а в женское — Ундрах. Пусть грехи отмывают.
Чей-то тенорок добавил:
— Вместе бежали, пусть уж вдвоем и моются.
Она вспыхнула от стыда, но не заплакала — напрасно о ней так говорят, она себя еще покажет с лучшей стороны — будет работать другим на зависть.
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ РОЗНЬ
В ожидании членов бюро Сурэн сидел у только что разожженной печки и еще негнущимися с мороза пальцами листал свою записную книжку. Его взгляд задержался на давнишней записи, сделанной, когда объединение только зарождалось. Он перечитал короткую фразу: «Привлечь к работе в общественном хозяйстве каждого!» А дальше шли пометки бисерным почерком — о том, как эта задача выполняется. Немного помедлив, Сурэн добавил к написанному еще одну запись и внезапно поймал себя на мысли, а не обманывает ли он сам себя? По его записям как-то само собою получалось, что не привлеченных к работе в хозяйстве не осталось. Не рано ли он успокаивается? Вот, к примеру, Ванчиг. Он давно уже сбежал в аймачный центр и до сих пор носу не кажет. Да и где-то за западными горами кочуют два аила. Где они сейчас? Чем занимаются? Сурэн подумал и поставил на этой странице большой вопросительный знак.
На следующей странице значилось: «Построить современный поселок». Ну, с этим вроде бы все в порядке. И освоение целинных земель тоже началось.
Еще одна страница перевернута. Взгляд Сурэна падает на странную запись: «Произвести перекочевку!» Не каждый поймет, что он, секретарь партячейки, имел в виду. Тут, понимаете ли, идет борьба за оседлость, а он о какой-то перекочевке толкует. Но Сурэн отлично помнит, какой смысл вкладывал в эти слова. Люди должны перекочевать из сферы частной собственности к коллективизму. И это будет их последним великим кочевьем.
Слабо скрипнула дверь, и в юрту вошел Баасан. Он, как всегда, был подтянут и опрятен. На нем чистый дэл серого цвета, перепоясанный новым шелковым поясом; в каждом движении сквозит уверенность в себе и некоторое пренебрежение к окружающим, даже нижняя губа как-то по-особому высокомерно оттопырена, словно он чем-то недоволен.
— А, Баасан! — приветствует вошедшего Сурэн. — Проходите, проходите! — А сам исподволь разглядывает его. Всем хорош Баасан — всегда собранный, энергичный и за общее дело горой. Да вот беда — чересчур ретиво рвется в начальство, любит людьми командовать, где нужно и не нужно, да и прихвастнуть охотник. Только об одном и мечтает — как бы заделаться важной персоной, чтобы люди отличали, чтобы слушались во всем.
С тех пор, как было создано объединение, Баасан во многом переменился к лучшему. Но если б Сурэну сказали, что это произошло не без его влияния, он, пожалуй, рассмеялся бы. Просто Сурэн привык всегда находить в людях лучшее, то самое прекрасное зернышко, которое при должном уходе способно превратиться в замечательный росток. А в Баасане таким зернышком была его органическая неспособность оставаться в стороне от важных дел. Он всей душой тянулся к новизне, не мыслил себя без общественной работы. Вот почему, когда его выбрали членом бюро партячейки, он просто переродился. Баасан охотно возглавил бригаду по добыче строительной глины в пади Суужээ-Ам и трудился не покладая рук. Он так доволен был новым назначением, что в первый день работы надел свой самый нарядный дэл и заявился в падь с тремя медалями на груди.
Не успел секретарь расспросить Баасана, как идут дела в новом карьере, как один за другим в юрту вошли остальные члены бюро. Пора было открывать совещание. Как и ожидал Сурэн, первым взял слово Баасан.
— Товарищи, — важно начал он, — на меня возложена огромная ответственность за строительство поселка. Нельзя не признать, что моя бригада отлично справляется с поставленной задачей — обеспечением стройматериалами фронта работ. — Это выражение — «фронт работ» — Баасан только недавно вычитал в каком-то журнале и не замедлил взять на вооружение. Произнеся свою тираду, он немного помедлил, чтобы насладиться произведенным эффектом, но все помалкивали, и он многозначительно добавил: — Кирпич, известь, камень, дерево — вот чем мы обеспечиваем
